Охота на "Черный аист" (СИ) - Март Артём - Страница 33

Ну, и осознав, что ничего у него не вышло, капитан решил «съехать» в своей шутливой манере. Съехать, между прочим, крайне неумело.

Хотя судя по его самодовольному взгляду, сам Рюмшин считал, что выступил прямо-таки мастерски. Ну, пусть считает. Как говорится, «чем бы дитя ни тешилось».

— В таком случае я свободен, товарищ капитан?

— Свободен, — расплылся в улыбке Рюмшин. — Иди, боец. У тебя там борщ стынет.

Однако с возвращением в столовую я повременил. Все потому, что увидел, как по коридору на выход идет Шарипов.

— Здравия желаю, Саша, — выходя на сходни, сказал он так, будто последнего нашего с ним разговора и не существовало вовсе.

— Здравия желаю, — поддержал я его тон, — уезжаете, Хаким Булатович?

— Уезжаем.

Шарипов смерил нас с Рюмшиным взглядом. Спросил задумчиво:

— Что такое, товарищ капитан? О чем это вы с сержантом Селиховым тут беседы ведете?

Рюмшин было раскрыл рот, но я его опередил:

— Товарищ капитан старался меня в чем-то уличить.

Рюмшин тут же потемнел лицом. Шарипов тоже нахмурился. Строго глянул на своего товарища по особому отделу.

— В каком это смысле «уличить»?

— Говорит, танкист Симонов на меня, у вас там, в особом отделе, кляузу какую-то написал. Тайны мои какие-то выдал, мол, стрелял в меня, видать потому, что я изменник Родины. Вот товарищ капитан и отвел меня на разговор, чтобы, так сказать, убедиться, правда ли у меня «хобби» такое: Родину предавать, или это все враки сорвавшегося танкиста.

Рюмшин аж покраснел от ярости. Тем не менее ничего не сказал. Только зло искривил губы.

Шарипов наградил его осуждающим взглядом и тоже промолчал.

— Товарищ капитан так шутит, — после недолгого молчания проговорил Шарипов кисловато. — Ты, Саша, на его шутки внимания не обращай. Я и сам… — Он зло зыркнул на буквально пышущего яростью Рюмшина, — … и сам до сих пор никак не могу привыкнуть к этому незатейливому солдатскому юморку товарища Рюмшина. Ведь прав я, товарищ капитан?

— Прав, — процедил Рюмшин злобно.

— Ах, юмор это такой? — Иронически улыбнулся я, — ну раз юмор, выходит, и переживать мне не о чем, ведь так?

— Так, Саша, — выдохнул Шарипов.

— Ну и хорошо, — я хмыкнул, — а-то я уже распереживался. Думал, кусок в глотку лезть не будет от таких моих переживаний. Ну, раз все это просто шутка, тогда я пойду. Дообедаю. Бывайте, товарищи капитаны.

Шарипов мне не ответил.

— Бывай, Селихов, — раздраженно просипел Рюмшин.

— А че ты в чужой монастырь со своим уставом лезешь⁈ Тебя кто просил ее пугать! Это наша, заставская!

— Поуважительней давай. Ты со страшим по званию говоришь.

— Э! А че-то я не вижу твоих погон! Я не знаю, откуда ты такой «спецназер» нарисовался, но безобразничать у нас на заставе не надо!

От работы меня отвлекла ругань, что звучала за забором.

— С новенькими ругаются, — пробормотал Вася, Уткин, державший мне шифирину, которую я прибивал на крышу курилки.

Парни, что работали со мной, тоже заинтересовались перебранкой, обернулись.

— Лису, видать, спугнул, — проговорил задумчиво Ваня Белоус, который подбивал шифер с другой стороны, — вернулась, а он ее того.

— Свистнул, — покивал Вася, — слыхали.

— Значь так, — снова раздался незнакомый голос, — лиса есть лиса. Убежала и убежала. Да и черт с ней. Мало, что ли лис в округе?

— Слышь! А ты что, выкармливал ее, что ли, что так просто чужой худобой распоряжаешься⁈

— Ну! Гена дело говорит! Муська уже две недели нормально не жравшая! Ты б хоть спросил, прежде чем клешни себе в пасть вставлять да свистеть!

— Слышь, умник. Это у кого тут клешни?

Уткин Вздохнул.

— Вот чудаки-люди… не могут спокойно жить. Вечно хлебом не корми, дай поссориться. Я, когда в детдоме жил, думал, только там все друг другу по шее дать норовят. А тут, выходит, и когда повзрослеешь — все точно так же.

Я спрыгнул с крыши курилки. Отряхнул галифе.

— Саша, ты куда? — Удивился Ваня Белоус.

— Разбуянились. Пойду их утихомирю.

С этими словами я пошел к калитке, чтобы обойти забор и вмешаться в перепалку, грозившую вот-вот перерасти в драку.

А что поделать? Офицеры все занятые, у Тарана сидят. Приходится самому за дисциплиной присматривать.

— Стой, Сашка! — Вася слез с пенька, с которого подавал нам листы шифера, и увязался за мной. — Давай я с тобой! Видал, какие эти… спецназовцы суровые⁈

— Ну, давай со мной, — проговорил я, обернувшись к Васе, — если хочется.

— Мужики! Стой! — Вклинился Ваня, — мож давай не надо? Мож давай я за Черепановым сгоняю? Пусть сам с ними разбирается?

Когда мы с Васей и Белоусом зашли за угол, ссора шла уже на повышенных тонах.

Трое наших ругались с двоими из «Каскада».

Молодые парни-спецназовцы вальяжно стояли у секции и слушали, как Малюга, активно жестикулируя, втирал им свою точку зрения на сложившуюся ситуацию:

— Мы эту лису искали две недели! Наша это лиса, понятно⁈ Че смотришь⁈ Поуважительнее надо быть!

Погранцы, окружившие «каскадовцев», молчали, напряженные, словно взведенные курки. Самих каскадовцев, казалось, это совсем не волновало.

Как ни странно, Малюга говорил именно с Вадимом Малининым. В ответ тот просто смотрел на погранца очень снисходительным взглядом. Спецназовцу даже не мешало то обстоятельство, что крупнотелый Малюга был на полголовы выше Малинина.

Другого «каскадера», тоже, судя по возрасту, бойца срочной службы, я не знал. Тот просто скрестил руки на груди и кривовато стоял, переместив вес тела на правую ногу.

Меня не обмануло напускное спокойствие спецназовцев. Они стали спинами к забору не случайно. Знали, что если начнется заваруха, старый добрый ПО-2 прикроет им тыл.

Когда «компания» ругающихся, заметила нас троих, каскадовцы, наконец, напряглись.

— О! Сашка! Прикинь, что этот учудил⁈ — Тут же крикнул мне Малюга и указал на второго, — я Мускьу подманивал-подманивал! Вторую неделю она возле заставы крутится! Сегодня бы подошла, накормили бы ее. Оттарабанили на старое место. А этот ей свистнул и прогнал! Убежала лисица! Боюсь, с концами убежала!

— Ну убежала и убежала, — проговорил товарищ Малинина, — чего драму на пустом месте разводить?

— А ты помалкивай, — выступил вперед Миша Солодов, — ты б с уважением бы к делу отнесся, и мы к тебе с уважением! Чего хвост распустил, как павлин?

— Хотите вот так? — Второй спецназовец утер нос, расправил плечи и уставился на нас с Васей и Белоусом, — вшестером на нас двоих? Ну, давайте. Устроим вам сейчас танцы…

— Мож, за Черепановым? — Шепнул мне обеспокоенный Ваня Белоус.

— Нет. Так уладим, — проговорил я.

Конфликт был в высшей степени дурацкий. Я бы даже сказал, пацанячий. Ну что поделать? Ведь и с той и с другой стороны стояли, по сути, пацаны. Ну ниче. Щас все решим, без лишнего, так сказать, рукоприкладства.

— Так, парни, — сказал я, когда мы втроем приблизились, — давайте без глупостей. Без лишнего телодвижения. Лисицу мы, Гена, еще приманим. А лишние ссоры разводить хватит.

Малюга засопел недовольно.

— Так мало было лисицы. Этот меня еще и по матушке послал, — кивнул он на второго «каскадовца».

— А нечего было пасть разевать. — Сказал спецназовец дерзко, — нечего было так со мной разговаривать, рядовой, как там тебя… Да еще и дружков своих позвал.

— Дружков позвал, — насупился Солодов, — ругань услышали, вот и пришли. Вам же хуже!

— Знач так… — Выдохнув, сказал мне каскадовец, — пускай вот этот извиниться, и будем считать конфликт исчерпанным.

— Я? Извиниться? — Удивился Малюга, — ты, значит, лису нашу прогнал, а я извиняться? Не, брат. Не покатит. Давай-ка ты извинишься. Тогда и разойдемся по-хорошему.

Спецназовец сделал вид, что пропустил мимо ушей слова Гены. Глянул на меня. Продолжил:

— Слушай, сержант. Будь другом, уйми своих ребят. Мы тут, на заставу не просто так приехали. Не бить баклуши, как вот эти вот, — он кивнул на погранцов, которые ругались с ними из-за Муськи, — у нас дело важное. Потому, пусть просто по-хорошему отвалят, а?