Как приручить дракона 5 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 34

А вот на грязь под ногами, хмурые физиономии в окнах и феерический бардак вокруг не обращать внимания я не мог. В этом конкретном дворе барака, например, стоял ржавый остов автомобиля, вокруг него бродили и гадили гуси со зверскими мордами. Под стенами барака громоздились две кучи бутылок — пластмассовых и стеклянных, прикрытых полиэтиленовой пленкой. Детская песочница выглядела жалко: борта ее покосились, в самом центре сидел кот и весьма характерно изгибал хвост, справляя большую нужду. В общем, картина прискорбная, можно даже сказать — хтоническая!

Зверинец в принципе считался районом неблагополучным. Здесь, по соседству с народом простым и небогатым, но порядочным, проживали настоящие отбросы общества: дауншифтеры, алкоголики, наркоманы, тунеядцы, побирушки и прочая шушера. Стоит быть честным: орков среди них было, скажем так, прилично. Точнее — неприлично. Неприлично много! Мы пришли к семье снага — их мать второй день не выходила на работу, а детишки — не посещали садик и школу.

— Смотровая комиссия, открывайте! — строгая тётя, заместитель председателя Комиссии по делам несовершеннолетних при управлении народного просвещения, решительно постучала в дверь. — Мы знаем, что вы дома! Открывайте сами, не то хуже будет — с нами милиционер!

Милиционер сделал классический фейспалм. Он был худенький и молоденький, да и вообще, без ордера вламываться в двери права никакого не имел. Дверь — страшная, обшарпанная, покрытая белой краской — была под стать всей обстановке барачного подъезда, замызганного и захарканного.

— А мама спит-на, — произнёс девчачий голос со снажьим акцентом. — Она устала и спит, и мы не знаем, как открыть!

— Это ты, Косточка? — зампред КДН была профессионалом и знала подопечных чуть ли не каждого наперечет. — Это я, Ольга Владимировна. Помнишь, мы к вам на Рождество приходили?

— Да-а-а! С конфетами-врот! — голосов теперь звучало более, чем три, точно. — А теперь у вас конфеты есть-на?

Все стали переглядываться. Наконец коммунальщица — кажется, местный мастер участка — кивнула и достала несколько карамелек.

— Есть конфеты! — ответила Ольга Владимировна. — Давай, открывай. У вас там цепочку надо снять — и всё. Мы тихонько зайдем, посмотрим, как у вас дела, и уйдем!

Брякнула цепочка, дверь скрипнула и чуть приоткрылась.

— Аккуратно, — предупредила Ольга Владимировна. — Там у них с половым покрытием вопросики.

— Какие вопросики? — удивился плечистый пожарный.

— Они им печь топят, — пояснила зампред.

— Поня-а-атно… — протянули члены комиссии.

Я помалкивал. На Земле я видал всякое. Пускай зеленых снага у нас не было, зато синие алкаши водились. И жили порой в обстоятельствах, напоминающих скорее стоянки первобытного человека, а не современные благоустроенные квартиры. Наверное, благодаря этому опыту мне сейчас удалось не скривить физиономию и не заткнуть нос. А ещё — не рухнуть в бездну, разверзшуюся у порога.

Бездна была так себе, неглубокая, примерно полметра, аккурат до земли, благо — снажья квартира располагалась на первом этаже барака, так что головы соседей в прорехи пола видать не было. Только глину и песок — в равных пропорциях. В песке копошились трое детей из последнего… Помета? Очень сложно было понять, как охарактеризовать рождение орчат у снага: они появлялись на свет… Выводками? По три, четыре, даже — пять сразу! И таких приплодов орчанка могла за жизнь выносить вроде как несколько, но по факту — существовала негласная практика (по крайней мере в земщине) хирургической стерилизации после рождения десяти детей, за сколько бы подходов орочья мать-героиня с этим вопросом ни справилась.

Так что тут у нас налицо было семеро зелёненьких деток: младшие — годиков двух, старшие — примерно восьми-десяти.

— Давай конфет, давай! — четыре орчонка выплясывали вокруг нас, живо напоминая знаменитую сцену из «Двенадцати стульев».

Пахло грязными телами, дешевым алкоголем, протухшей едой и прочей антисанитарией.

Пока коммунальщица делилась сладостями с продавшими мать родную за конфеты монстриками, остальные члены комиссии разбрелись по квартире, охая и ахая, и выполняя возложенные на них обязанности: пожарный заглядывал в грубку, милиционер тормошил храпящую богатырским храпом мать семейства, Ольга Владимировна инспектировала кухню, а санстанция — санузлы.

А я ничего не инспектировал. Мне окружающей обстановки хватило. Чего тут инспектировать, если пола — нет, из щелей в стенах торчит стекловата, на потолке нарисованы гениталии, а кровати представляют собой эдакие кубла из всевозможного тряпья! В раковине, на тысячу лет не мытой посуде, завелась живность и выросли грибы. У этой экосистемы, похоже, имелись немалые шансы организовать свою цивилизацию и завоевать Твердь.

— Ребята! — спросил я. — А где вы делаете уроки?

— На Гэ-Пэ-Дэ! — шмыгая носом и сглатывая сладкую конфетную слюну, сообщила самая боевитая девочка — Косточка. — Мы всегда на продленку ходим! Там полдник дают-врот! Но Степановна строгая — пока уроки не сделаем, говорит, в столовку не пустит! Мы и делаем…

Молодец у них Степановна. Желудочная мотивация для орков — самая верная. Еще одна — это через тумаки, но тумаки вроде как непедагогично. Тем паче — когда вырастет зелёная детинушка, то может в ответ врезать, а дерутся снага дай Бог каждому!

— То есть, стола и стульев у вас нет… — констатировал я.

— Что ты ела сегодня, деточка? — поинтересовалась Ольга Владимировна.

— Мы грызли макароны-врот! — заявил один из старших пацанов. — Вот! И запивали водой!

Там, на земле, валялось десять или двенадцать пустых упаковок из-под лапши быстрого приготовления. Снага — народ живучий, но жалко их было до невозможности. А мамаша все не просыпалась.

— Короче, бред это все, — заявил милиционер. — Она вусмерть пьяная. Толку не добьемся.

— Мы не можем их тут оставить, — пожала плечами Ольга Владимировна. — Надо отца их искать или забирать в приют. Как вы это себе иначе представляете?

Что характерно — мобильный телефон у снажьей бабы имелся. Лежал под кучкой тряпья, которая выполняла функции подушки. Никакой серьезной блокировки там не стояло, так что в списке контактов нашелся «BOLSHOY LUBOFF», который, по заверениям старших детей, и был их отцом. По их же словам, отец работал где-то четыре через четыре и как раз уехал три дня назад.

— И что — мама с тех пор спит? — спросила Ольга Владимировна.

— Она-ска, как просыпается — ей сразу пить хочется-врот, — пояснил зеленый пацаненок в трусах и майке — Она попьет-попьет и опять спит-на. Но нам ее питье пить нельзя, оно мерс-с-с-кое!

Еще бы оно не было мерзкое. Бырло гоблинское, как есть!

Я вышел во двор продышаться. Все-таки пахло там прескверно, и толку с меня не было никакого. Обнаружив на остове автомобиля свободное от ржавчины местечко, я оперся о него спиной и прикрыл глаза… Чтобы через двадцать секунд их открыть.

— Слышь, мужик-ска! — раздался хриплый голос с явным снажьми прононсом. — Ты не знаешь — в первую квартиру комиссия-ять пошла-врот?

Передо мной стоял в целом приличный орк — в лесхозовской спецовке, лысый, с каким-то замученным лицом. Вообще-то замученные лица — это не про снага, но вот этот был прям плох.

— Пошла, — кивнул я.

— Сука-а-а-а… — он ухватил себя за лысину. — Не успел!

— Чего — не успел?

— Да мне-ять утром соседка позвонила-на, сказала-на, что моя пол в грубке второй день палит! Все ясно — опять пьет! — в его голосе слышалось искреннее страдание. — А мне че делать-на? Я вальщик-ска, я лес валю-на! Мне детей-ска кормить надо! А она-ять каждый месяц бухая! Щас детей заберут — че делать-на? Че мне делать без детей-то?

Я смотрел на него пристально, пытаясь понять — он вправду нормальный мужик, который попал в чудовищную ситуацию, или — гнилая душонка и просто жалуется на жизнь первому встречному потому, что жалеть себя проще всего? Однако, его слова о детях подкупили меня, это точно.

— Как тебя звать, орче? — спросил я.