Как приручить дракона 5 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 3

— Это не обязательно, штабс-капитан.

— Что именно? — удивился он.

— В мерзком мире не обязательно быть мерзким самому. Я бы не стал никого трахать в туалете, зная, что мне не смогут отказать. А вы?

— Тьфу, — картинно отмахнулся он. — Гнилое морализаторство. Вы что, и вправду — учитель?

— Однако, учитель истории. географии и обществоведения. Высшей на данный момент категории, — усмехнулся я.

— А как… Хм! Ну, понятно, как-то выслужились. Не за учительство же вам все это… — он глянул на трость, потом — на перстень, а после этого — на орден. — … все это досталось.

— Пожалуй, что и за учительство тоже, — выдержал я его взгляд.

— Вы мне не нравитесь, — вдруг сказал он, резко встал и двинул прочь по вагону.

На душе у меня скребли кошки. Визит в Збараж явно начинался дерьмово.

Когда мы подъезжали к Збаражу, я как раз вспоминал про Америку годков эдак пятидесятых и про отдельные вагоны для белых и негров. Хотя тут народ встречался сплошь европеоидный, одного фенотипа. Но разделение было более, чем очевидным…

Да что там говорить — железных дорог имелось аж две! Одна — та, по которой сюда прибыл я, монорельсовая — использовалась для доставки срочных грузов и для пассажирских перевозок премиум-класса, и располагалась на ажурной эстакаде, собранной из сверкающих на солнце обманчиво-невесомых металлоконструкций. Вторая — самая обычная, с плацкартами, купе и грохочущими товарными составами — была проложена ровно под ней, меж опор эстакады.

Вокзалов тоже в Збараже оказалось два: приземистое серое здание для цивильных-простолюдинов и шикарное строение в стиле барокко, трехъярусное, с вызолоченной крышей — для аристократии. Панский вокзал!

Эстакада находилась как раз на высоте третьего яруса, приподнятый над землей перрон располагался там же, так что, выйдя из поезда, любой пассажир мог немедленно начинать наслаждаться архитектурным великолепием юридики Вишневецких. Меня подобная демонстрация богатства и статусности (все эти статуи, атланты с кариатидами, лепнина и росписи) уже порядком утомила в поезде. Искусство и архитектуру я любил, но ровно до того момента, пока меня не начинало от них тошнить.

Быстрым шагом я прошел внутрь, минуя клановых дружинников Вишневецких — крепких мужчин, скорее всего — пустоцветов, в красной униформе с нашивками в виде герба «Корибут» на плечах. На поясе каждого из этих свирепых чубатых воителей можно было увидеть кобуру с тяжелым пистолетом и саблю-карабелу в ножнах. Один из них даже слегка изменил стойку, завидев меня, но опытным взглядом высмотрел перстень на руке и, прищурившись, коротко кивнул.

Простучав подошвами ботинок по гулким ступеням мраморной лестницы, я спустился в вестибюль панского вокзала и на секунду замер, осматриваясь.

Как я понял — пассажиров монорельса в основном встречали. На Збараже вышло человек семь, в том числе — знакомый мне штабс-капитан Выготский. Он едва ли не пробежал мимо меня и нырнул в открытую дверь приземистого электрокара, который тут же двинул по мостовой прочь от вокзала, сыто хрупая протекторами. Тут была мостовая, из булыжника, самая настоящая!

Остальные паны и паненки либо садились в личные авто, либо ловили такси. Это выглядело довольно странно: шляхтич достает из кармана жупана смартфон и, вазюкая носком желтого сапога в пыли а пальцами, унизанными перстнями — в экране, вызывает машину. Приезжает желтое, в цвет сапог, авто с шашечками, шляхтич открывает перед своей дамой (с диадемой в волосах) дверцу, влезает в салон сам, что-то вещает водителю, и машина трогается. За лобовым стеклом у такси в это время болтает головой фигурка-собачка с подвижной шеей и качается во все стороны закрепленный на зеркальце заднего вида огромный деревянный крест на четках.

А водитель за рулем — в свитке, однако. И, может быть, даже в шароварах.

Меня такси не интересовали: я хотел посмотреть Збараж, составить свое впечатление о жизни в юридике. Хотя и того, что я увидел во время путешествия поездом, в целом хватило для настоящей душевной бури. Тем не менее, сверившись с картой на смартфоне, я вышел из вокзала и зашагал в сторону замка. Мой путь лежал по улице князя Острожского до перекрестка с улицей Ивана Линниченко, а потом — мимо Цивильного кладбища и вперед, вперед к подножию Збаражского дворца и парку имени Яремы Вишневецкого — того самого, легендарного, а не нынешнего.

Прогулка эта действительно более, чем полностью, удовлетворила мое любопытство. Прихотью старинных хозяев этого места, а еще — архитекторов и планировщиков, весь Збараж, как и железнодорожный вокзал, представлял из себя два уровня: для аристократии и для простолюдинов. Выполненные в стиле помпезного, кричащего барокко, верхние этажи городских зданий сверкали на весеннем закатном солнце золочеными крышами, поражали воображение текучестью форм, сложностью фасадов, масштабными колоннадами, изящными волютами и прочими, свойственными этому стилю, художественными излишествами.

Первые же этажи — обычно от цокольного до второго — представляли собой дикую смесь латиноамериканского гетто, знакомой мне украинской глубинки, этнографического музея и самого махрового киберпанка из всех возможных. Здесь было полно мелких магазинчиков и кафешечек, мастерских и пекарен, парикмахерских и контор. Надписи «SDAETSYA V ARENDU», «SKIDKI», «NASTOYASHCHIJ BORSHCH S PAMPUSHKAMI», «FERMERSKAYA POLYANICA» и внезапно — «INTIMNYE USLUGI» были выполнены в самых разных стилях и техниках: неоновые огни, голограммы, трафареты, настоящие живописные картины… Народ вокруг — в подавляющем большинстве люди и небольшое число гномов — разговаривал на причудливой смеси украинских, русских, польских и кхазадских слов, в целом понятной, но не поддающейся никакой адекватной кодификации. Местный суржик!

Стиль одежды был таким же эклектичным: в общем-то аутентичный, с этими самыми свитками и шароварами у мужчин, длинными юбками и платками у женщин, он дополнялся вполне современными кроссовками, например, или аксессуарами типа пейджера или фитнес-браслета. Запросто можно было увидеть эдакого парубка, подстриженного под горшок, с шунтом в виске, или гарную дивчину, которая вместо рук имела манипуляторы и тащила в каждой из четырех своих верхних конечностей по корзинке с продуктами. При этом люди не выглядели нищими или заморенными, нет — обычный народ, самый разный. Тут можно было встретить и тощего алкаша у магазина, и солидного толстого дядечку с дорогим смартфоном и мешком денег у пояса. Женщины тоже попадались разной степени ухоженности, но в целом — по-украински привлекательные.

Где-то там, над головами, на этажах от третьего до седьмого, на барокковых балконах кипела другая жизнь — богатая и яркая, но у местных простолюдинов, похоже, выработалась привычка — они не смотрели вверх. Обитатели нижних ярусов старательно отворачивались от проезжающих по мостовой дорогих машин, прятали глаза, завидев всадника (я успел увидеть двух на пегасах, одного — на самом обычном коне и еще одного — на гигантском волке), старались прижаться к стене и пропустить, уйти с дороги, низко поклониться, если распознавали в пешеходе аристократа. Во мне, например.

Я тысячу раз пожалел, что не спрятал перстень и трость. Это было странно, видеть такое поведение! Они на тень мою боялись наступить, огибая меня по самой странной траектории! Пока я не понял, в чем дело — это даже пугало. Тень, просто — тень! Кто обращает внимание на свою тень вообще?

С другой стороны — видимые атрибуты дворянского статуса спасали меня от серьезных разборок со шляхтичами. Тот всадник, на волке — он был сильно удивлен, поймав мой прямой взгляд, и даже остановил свою животину, перегородив дорогу карете скорой помощи и двум грузовикам со щебнем, чтобы понять — с какого перепуга это рыжий интель такой дерзкий? Однако, увидев перстень — отсалютовал мне кулаком:

— Чешч! — и сорвал хищного скакуна в галоп — по своим панским делам.