Развод. Ты останешься моей - Лакс Айрин - Страница 8

Но все-таки наше будущее в этом доме я увидела сначала его глазами, влюбившись в фантазию, и только потом прошлась поверх его мечт собственной фантазией, отполировав детали. Хитро, по-женски думая, что его категоричность в некоторых моментах можно сгладить. Я знала, как именно…

В этом доме прожита целая жизнь.

А сколько времени я потратила на всякие уютные мелочи… Сколько хороших праздников мы здесь отметили!

А наши вечера? Наши ссоры и примирения… Даже Митьку в расчет не беру. Мне с Пашкой повоевать пришлось, ух как…

До сих пор иногда воюем.

Блин, а цветник? Мои астры капризные, мои пышные красавцы георгины, мои… Они тоже все мои детки! И что – бросить все это?

Чтобы потом здесь какая-нибудь ублюдская Розочка ходила и трогала все это… Сидела на диване, за цвет обивки которого я развернула целую военную кампанию, забросила ножки на пуф с маминой вышивкой, запустила какую-нибудь мерзкую, такую мерзкую, как и она, шавку… и загадила… загадила все. Спалила первую же курицу дочерна в моей духовке!

О нет…

Такая волна злости во мне поднялась, просто ух…

Да я… Да я лучше оболью бензином и подожгу этот дом, чем уйду сама и оставлю его Мите и его новой дырке, поганой шалашовке.

Вот уж нет…

Я сама не заметила, как уперла руки в боки и воинственным взглядом обвела гостиную.

МОЮ гостиную.

МОЙ дом.

МОЙ камин.

МОЙ очаг.

Уйду, если только позади себя и камня на камне не оставлю.

Если Мите захочется, чтобы я уходила, я ему, этому пиздюку, который сорокалетие решил отметить бурно и грязно, оставлю только горстку пепла и золы.

Слышится тихий смех за моей спиной.

Оборачиваюсь.

Муж смеется. Прикрывает глаза рукой, трет брови, явно пытаясь сдержать смех, но у него не выходит.

– И над чем ты ржешь, паскудник?! Тебе весело, значит? – злится папа.

– Вы, папа, кажется, не поняли. Но Зоя отсюда точно никуда уходить не собирается!

– ПАПА? – вскидывается отец. – Какой я тебе папа после всего, что ты на юбилее моей жены устроил? Папа. Еб… Вы только посмотрите на него, а?! «Папа» ты в могиле увидишь, понял?

Повисает молчание.

Митя в прошлом году похоронил родителей, одного за другим.

– Папа, – шикаю я на него.

Потому что бить так низко – это уже перебор. Тем более сваты хорошо дружили, общались тесно, а как сами мои родители плакали, когда провожали сватов в последний путь?

После этого они Митю еще больше любить начали, иногда в наших ссорах намеренно его сторону принимали, а не мою, чем обижали, но потом поясняли, что сиротой стать в любом возрасте сложно.

Папа немного тушуется, кончики ушей краснеют – верный признак, что укор он принял-понял. Но так просто сдавать не собирается. Тут же добавляет:

– Едешь же. Не тяни, Зоя.

– Ма-а-ам? – уточняет Пашка, покусывая нижнюю губу.

Сынишка мне ничего не говорит, но я вижу в его взгляде: как же так… Ему не нравится ни один из вариантов, пришедших на ум.

Вариант первый – мы с ним съезжаем, и… прощай, приватность.

Для шестнадцатилетнего молодого, но уже мужчины, небольшой дом моих родителей – просто клетка.

Какую комнату ему занять придется? Мою бывшую детскую, что ли? Там до сих пор девичьи обои и размах не тот, и нет спортивных снарядов во дворе.

Вариант второй – съезжаю я, он с отцом остается, а Дима ни в зуб ногой о расписании сына.

Пашка способный, но в плане тайминга – тот еще увалень. Его нужно подпинывать. Отец на работе целый день, до позднего вечера занят. Мите реально некогда следить за тем, чтобы сын ничего не пропустил.

Значит, что?

Без меня Пашка, по-русски говоря, просрет все, что только можно просрать, и хорошо, что сынишка это понимает.

Пугает другое – иных вариантов для меня, кроме как съехать, даже сын не видит.

В дом проскальзывает мама, тихо встает в дверях:

– Ну что, давайте с самого простого начнем, да?

И она туда же…

Меня понимает только… Митя.

Как ни странно было бы это, только он понимает мой настрой, и от этого еще больнее становится осознавать его предательство.

Я не истеричка, но сейчас мне хочется наброситься на него и побить кулачками этого непробиваемого, вопя: «Как ты мог, скотина?! Как ты… мог?»

Надо сказать это вслух.

– Мам, доброе утро. Надеюсь, ты привезла мою сумочку и телефон. Еще Пашка кое-что у вас забыл.

– Не привезла. А надо? – спрашивает она. – Я думала, вы у нас будете жить.

О нет, спасибо, мои дорогие.

Вы же меня задушите.

Заботой. Советами. Жалостью.

Словами: «А мы говорили…»

Эту песню я знаю, спасибо!

Или еще хуже – новых женихов мне начнут подыскивать, о да…

Это мы тоже проходили на заре отношений с Митей.

Плавали, знаем, какая там глубина…

– Надо, мама. Сама посуди, как я без телефона. Там все… В том числе и работа, бизнес.

– Не понимаю, – шепчет мама, сминая носовой платочек.

– А что тут понимать? Понимать тут нужно только одно… – фыркает папа. – Тряпку мы воспитали, Нина. Тряпку.

С таким же успехом папа мог просто плюнуть мне в лицо. Просто взять и… плюнуть! Потому что его слова, наполненные презрением, иначе, как плевком, и не назовешь.

Он ведь не поинтересовался, ни что у меня на уме, ни почему я так решила, сразу припечатал обидным словом.

И смотрит.

С вызовом.

Мол, давай, докажи обратное.

Раньше это всегда работало, когда я была зеленой.

«Только глупые и лентяи второй иностранный не тянут. Ты глупая?»

Глупой быть не хотелось, поэтому вдобавок ко всем прочим школьным активностям, конкурсам, олимпиадам, классу фортепиано я еще и второй иностранный тянула. У родителей дома охренеть какая толстая папка из моих наград, грамот и благодарственных писем родителям. Они этим безумно гордятся, а у меня с тех пор антипатия ко всякому роду принуждениям а-ля «если не дурак, то сможешь».

Потом была учеба на модную, но ненужную профессию и работа по ней же. В то время я уже была замужем, но все еще слушала, как мама и папа решат, а они были убеждены и спорили до хрипоты, что мне нужна «официальная и постоянная, пусть низкооплачиваемая, но… работа по специальности». А все эти ваши бизнесы-шмизнесы, дизайны и декоры – полная ерунда, твердили они.

Благодаря Мите собственное увлечение удалось отстоять, я закончила курсы стиля, постоянно учусь чему-то новому. Отстаивать собственную свободу и право на выбор нелегко, в особенности когда в противниках оказываются самые любимые и дорогие, уверенные, что они знают, как лучше!

Давно я уже не сталкивалась с родителями на почве разногласий, пожалуй, даже слишком! Они мной гордились, моим бизнесом, в том числе, наверное, уже и забыли, как хаяли в самом начале и доводили до слез…

И вот снова, здравствуйте, папенька.

В его глазах я тряпка, а если не тряпка, то должна сделать, как он считает нужным.

Мне же кажется, что тряпкой я стану, если, как овца, пойду жить к родителям и заберу еще и сына…

Стыдно им, видите ли.

А о Пашке они подумали? О его потребностях…

Конечно, они внука любят, и он их – тоже, но они и десятой доли его жизни не знают, и я не хочу обострять отношения с сыном, потому что можно жить «в тесноте, да не в обиде».

Отец явно не учел ничего из того, о чем я за несколько минут подумать успела. Оно и понятно, родителей мы во все нюансы не посвящаем, они только по верхам хватают, так и должно быть. Я давно не обсуждаю с ними какие-то очень личные проблемы, ссоры и прочее. Ведь я уже и сама, блин, родитель, мать и жена в этой семье.

Жена – уже под вопросом, мне хочется от этого статуса избавиться как можно скорее, но все остальное – мое и фиг я кому это отдам!

Разворачиваюсь и молча поднимаюсь по лестнице.

Вслед летит мамино неуверенное:

– Петь, ты чего разошелся?