Развод. Ты останешься моей - Лакс Айрин - Страница 5

– А-а-а… – рычит он и выходит.

Но возвращается быстро.

С аптечкой.

Отворачиваюсь в сторону, не желая ему помогать. Пусть сам себе…

Муж вытирает влажными антибактериальными салфетками лицо, обрабатывает рану.

– Я тебе не изменял. В мыслях не было. То, что ты увидела… Ошибка. Просто ошибка. Я прошу тебя признать, что все мы ошибаемся. Иногда… – добавляет тихо.

Но я-то знаю, чего ему стоит такой тихий тон, полный смирения и просящих ноток.

– Право на ошибку. Прекрасно ты вывернул! Оступился… и прямо в чужую, сочную пиз… – перехватываю инициативу.

Отбросив аптечку, Дима садится ко мне, удерживает. Пальцы мужа безжалостно впиваются в плечи все сильнее.

– Пойми. Ты сейчас истеришь. Довольно!

– Нет, Дима. Ты, кажется, не понимаешь? Ты своей мерзкой изменой унизил меня, извалял в грязи… Ты для меня ничем не лучше этой шлюхи!

– Отпусти, мне больно! Больно!

Взгляд Димы меняется, потухает немного. Он медленно разжимает пальцы и смотрит там, где меня касался. От его пальцев багровые пятна: останутся синяки.

– Прости, – хрипит. – Не хотел. Не хотел, маленькая. Ты просто не кричи, ладно? Мы же взрослые люди. Мы все обсудим. Ты и я… Мы…

Он уговаривает меня, повторяя:

– Маленькая, маленькая…

– Не маленькая я. Митя, мне, блин, за тридцатник давно перевалило. Может быть, хватит?! Хватит меня ТАК называть? Или ты надеешься, что и ума во мне… маловато? Знай, что это не так…

Муж тяжело проводит ладонью по лицу, трет его, сдирая заскорузлую корку крови.

– Я и не говорил, что ты глупая. Никогда не говорил и не подразумевал этого. Не передергивай, Зоя. И я буду называть тебя так. Маленькая. Потому что ты всегда. Всегда будешь… Маленькая моя, – добавляет в голос нежности.

Меня сейчас вырвет.

Как он может так?!

Совести же хватает!

– Ты, кажется, спутал. Спутал меня с другой. С той девкой. Вот она… Реально маленькая, черт. Дима.

– Зоя, послушай. Я тебя… очень… Успокойся! Мы справимся! – говорит с нажимом.

Моргаю.

Может быть, я ослышалась.

– Что?

– Мы справимся. Ты и я. Плечом к плечу. Ты – моя жена, и мы вместе пройдем через это испытание.

– Вместе?!

Мне кажется, что я ослышалась. Поэтому я переспрашиваю.

– Вместе? Это как…

– Мы женаты, – устало говорит Дима. – Мы муж и жена, Зоя. Разводиться я не намерен. Помнишь, что мы обещали друг другу?

– Ммм… Дай-ка подумать…

Я постукиваю пальцем по губам, облизнув их. Взгляд мужа темнеет, наливается, пока он наблюдает за моим ртом. Он присаживает ближе и сообщает хриплым тоном:

– Ты охренеть, какая красивая, Зой. Я от тебя без ума. Торчу, как подросток. Помнишь, как мы впервые встретились, а? Помнишь? Маленькая, скоро годовщина. Неужели все зря? Нет, я не верю!

– Я вспомнила, как там обычно говорят. «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Понимаешь, что это значит?

– Да.

– Пока смерть не разлучит нас, – делаю акцент. – А теперь отмотай немного назад, милый. То, что ты сделал, и есть смерть. Смерть для наших с тобой отношений. Смерть браку… Можно сказать, что он мертв! Все. Нас разлучила… твоя физиология и неумение держать член в трусах… Хотя, конечно, такой экземпляр…

– Бля. ЗОЯ! Как с тобой сложно. Твою мать, как сейчас с тобой сложно разговаривать. Ты на взводе… А я не могу, не могу допустить наше расставание, пойми. Ты все для меня. С тобой я стал тем, как я есть… Ты…

– Господи, Митя! Вот только не надо, а! Не надо делать меня виноватой. «С тобой я стал тем, как я есть…» – передразниваю. – Подонком, что ли? Или это всегда было в тебе, а я слепая? Боже, ну, конечно… Конечно! Я просто… Дура. Да как я могла поверить, что такой ловелас, как ты… Мог быть верен! Так… Где мой телефон? Мне нужно проверить… Когда у меня запись к гинекологу, и передвинуть ее пораньше.

– Зачем?! – хмурится.

– Хочу провериться. Мало ли в какие дыры ты своим членом нырял, а потом нес… Нес это в наш дом, в нашу постель!

– А-А-А!

Дима вскакивает и пинает столик. Он отлетает через всю гостиную и крошится о стену, разлетаясь осколками.

– ЭТО. БЫЛО. ОДИН. СУКА. ГРЕБАНЫЙ. РАЗ. И. ЭТО. ОШИБКА. ОДНА. ЕДИНСТВЕННАЯ. ОШИБКА! – подчеркивает каждое слово.

Слышится топот ног, по лестнице в гостиную сбегает Пашка, надутый, угрюмый.

Такой задира, сейчас сильно напоминает деда – у того тоже волосы аж топорщатся, когда хочет с кем-то подраться.

– Что тут у вас, а? – рявкает с последней ступеньки.

– Все хорошо, Пашка. Иди к себе, – устало машет Дима.

Он такой уставший, боже. Выжатый буквально.

На него находит волнами. Яркий всплеск, тотальная выжатость, снова всплеск и в… ноль.

– А ты мне… не маши. Усек? – выпячивает подбородок вперед Пашка. – Ты так… бабам своим махать будешь. Или еще чего.

– Не говори со мной в таком тоне. Я все еще твой отец. Понял?

– Я об этом жалею! – выплевывает. – Ты как это расхлебывать собираешься, а? Дэн уже растрепал. В чате спор, сколько палок за ночь могут кинуть старики. Тебя выдвигают на первые позиции. Мол, батя Плахи может дать класс… Мне радоваться или стрематься?

– Ваши тупые чаты – мусорка. Помойка. Просто деграданты… Сидите тычете свои гаджеты круглые сутки подряд! Полезным бы занялись лучше…

Я роняю голову на ладони. Худшего тона для разговора Дима выбрать не мог.

Сейчас век технологий, гаджетов. Сейчас тринадцатилетки уделают нас по части техники и продвижения в сети. Зря Дима так. Стремительно теряет очки репутации в глазах сына.

– Паш, все хорошо. Мы поговорим. Разойдемся по разным комнатам.

– Уверена? – спрашивает сын и поддевает левую бровь вверх.

В этом жесте столько мужицкого и столько… стопроцентно Димкиного, что я едва не задыхаюсь.

Даже если я захочу стереть лицо Димы из памяти, вряд ли у меня когда-нибудь получится это сделать. Сын – копия отца, даже в таких мелочах.

– Если что, я крикну, Паш.

– Ок, я без музы́, услышу.

Черт… Если у сына не получается уйти в наушники и он прислушивается к звукам нашей ссоры, значит, он переживает даже сильнее, чем я предполагала. Сын уходит, а я запускаю в Диму маленькими подушками.

– Физиология, гад! Подонок… Самому не стремно?! Сын это слышал.

– Бля-я-я…

– Поздно, Дима… Неси совок и щетку. Надо убрать осколки.

Он не ропщет, приходит с совком, щеткой и большим мусорным ведром. Крупные собирает в отдельный плотный мешок. Я делаю все молча, чувствуя, как он смотрит на меня.

Неосторожное движение.

Шиплю, порезав палец об острый край.

– Дай посмотрю, – мгновенно ко мне бросается.

– Это просто порез крошечный. Не трогай меня! – с психом вырываю руку из его захвата. – И не смей на меня смотреть так, будто тебе не насрать.

– Мне. Не. Насрать. Ты и Пашка – вы мое все. Моя семья. Ты – моя жена, я и сохраню семью.

– И как ты себе это представляешь?! Твои подвиги видели все… Уже в сеть, наверное, просочилось. Как минимум, в кругу Пашки это уже перемалывают.

– Если перемалывают, значит, перемелют. Почешут языками и перестанут! – заявляет уверенно. – Я не позволю семье развалиться из-за одной, сука, ошибки!

– Поступай, как знаешь. И я – тоже.

– Что тоже? О чем это ты?

Дима хватает меня за запястье и разглядывает руку.

– Где твое обручальное кольцо?! – спрашивает возмущенно.

– Затерялось там же, где твоя верность.

– Зой!

– Нет, Дима, нет. Слышать тебя я не хочу. Разговоров на сегодня довольно! Я иду… спать.

– Я тоже.

– Спи где хочешь, белье себе возьмешь сам.

– Ты не будешь спать в нашей спальне? – удивляется и как будто даже возмущен.

– Я не хочу пачкаться. Посплю в гостевой спальне.

Перед тем, как отправиться к себе, я заглядываю к Паше. Разумеется, стучу. Он открывает почти сразу же.