Княжич, Который Выжил (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 9

Но это не заслуженная сила.

Я так не привык. Я не фальшивка. И моя сила будет полностью заслужена.

Резким движением засовываю нож под завязку фартука, провожу лезвием — шнурок лопается, а ткань соскальзывает на песок. Без лишних слов бросаю нож — лезвие вонзается в центр руин моего песочного замка.

— Тогда я ни буду, — упрямо выдаю, скрещивая руки на груди.

Матвей внимательно смотрит на меня.

— Княгиня?

Мама хмурится.

— Я не хочу, чтобы мой сын дрался с зверем. Он же ядовитый!

Матвей тяжело вздыхает, потом пожимает плечами:

— Но вы же сами видите — княжич упёрся. И он по-своему прав. Я тоже не сторонник забивания зверей. Многие воины придерживаются честного подхода — это воинская этика.

Мама молчит, а я стою перед клеткой, глядя в пустые кварцевые глаза скорпиона. Я знаю точно: я не стану убивать его в клетке.

Мама медлит, переводит взгляд с меня на зверя, потом снова на меня.

— Откуда же Слава знает эту воинскую этику?..

Матвей лишь пожимает плечами, на бородатом лице ни тени удивления.

— Без понятия. Я этому княжича не учил. Хотя, если честно, вещь правильная.

Мама тяжело выдыхает, проводит рукой по волосам, собираясь с мыслями. Потом коротко кивает:

— Хорошо. Ефрем Ефремович, сходите за лекарем. Раз моему сыну в неполные два года предстоит бой с ядовитым зверем, мы должны сделать всё для его безопасности.

Ефрем молча кивает и уходит. Возвращается он быстро, а за ним вплывает массивная фигура Мефодия Кирилловича — толстого, грузного, с пухлыми пальцами и цепкими глазами, которые привыкли видеть смерть.

Матвей оглядывает песочницу — будущую арену — и коротко бросает:

— Все, кроме княжича, отойти.

Мама неохотно отступает, крепко сжимая руку Ксюню, и не сводит с меня глаз.

Матвей поворачивается ко мне:

— Княжич, нож.

Я поднимаю кинжал. Он лёгкий, хорошо сбалансированный, с удобной рукоятью. Видимо, это алхимический раствор сделал его невесомым. Надолго алхимии не хватит, но для одного боя вполне достаточно.

Матвей переворачивает клетку, щёлкает замок, и скорпион с глухим шорохом вываливается в песок.

Решётка падает, зверь замирает на мгновение, словно оценивая обстановку.

Его плотный эфирный панцирь, белый, гладкий, отливает в солнечном свете, а лапы дёргаются нервными рывками.

Я смотрю на него, перехватывая рукоять ножа и говорю спокойно:

— И плобку убели.

Матвей, помедлив, ловко выдёргивает пробку из жала. Скорпион тут же бросается в атаку. Жало молниеносно выстреливает вперёд, целясь в его ногу, но Матвей слишком быстрый. Несмотря на габариты, воевода отскакивает за пределы песочницы с ловкостью, которой не ожидаешь от его телосложения.

Теперь я один на один со зверем. Теперь это не детская песочница. Теперь это арена. И один из нас умрёт. Хотя, конечно, я — вряд ли. Всё же у нас есть лекарь, и меня подлатают до того, как эфирный яд застопорит сердце. А вот скорпион может спастись, если сбежит. Он, похоже, тоже это понимает, потому что резко дёргается в сторону бортика песочницы.

Я бросаюсь вперёд. Скорпион отшатывается, но тут же разворачивается и резко бьёт жалом. Но я не зря тренировался уклоняться от пенопластовых пулек. Ухожу в сторону, ловлю темп, отбиваю удар, и сразу — вперёд, в прыжок. Сверху, прямо на него.

Нож входит в панцирь с хрустом. Пронзает насквозь. Секунда тишины. Я выдыхаю. Пускай я недавно появился на свет, но сражаться умею с рождения.

Я убираю ладонь с рукояти ножа, чувствуя, как уходит жизнь из зверя, как его эманации затухают подо мной.

— Холосая битва била, — произношу, с улыбкой похлопав панцирь.

И вот тут самое время задействовать одну из моих секретных методик. Именно в бою, на грани, когда есть риск, когда кровь стучит в висках, а сердце бьётся чаще обычного, я впитываю Атрибутику куда лучше, чем если бы просто добивал зверя через прутья клетки. Азарт, адреналин, напряжение каждой мышцы — всё это раскручивает меня изнутри, готовит тело и ядро к тому, чтобы забрать максимум.

Но многие дворяне этого не понимают. Они просто забивают зверей, как мясники, и теряют большую часть топливной Атрибутики. Впрочем, они и не обладают моей эффективной методикой развития.

Я медленно встаю, весь запачканный в эфирных выделениях. Кровью это не назвать. Скорпион низкой формации, ещё не достиг стадии, когда его тело наполняет голубая кровь и появляется характерное строение членистоногие.

Матвей совком сгребает остатки скорпиона и убирает его обратно в клетку. Мама тут же подбегает ко мне, в голосе беспокойство:

— Слава, как ты себя чувствуешь?

Я пожимаю плечами, облизываю пересохшие губы и бодро отвечаю:

— Номально, холосо, будто покусал.

Отхожу в сторону. Ксюня смотрит на меня огромными глазами. Подмигиваю подруге, мол, всё будет хорошо.

Ефрем подносит вторую клетку к песочнице. Мама переводит взгляд на Ксюню, голос у неё уже мягче:

— Девочка моя, теперь твоя очередь.

Ефрем, как и положено, с фартуком, подходит к Ксюне.

Но не тут-то было.

— Неть.

Ксюня тут же отходит назад, отмахивается от фартука, потом подходит ко мне, поднимает голову, смотрит снизу вверх. Щёчки надула, взгляд упрямый.

— Я хотю длаться, как Сава.

Мама строго смотрит на неё, голос твёрдый, без компромиссов:

— Ну нет, ты точно не будешь драться.

У Ксюни наворачиваются слёзы, нижняя губа дрожит, но она не сдаётся.

— Хотю, как Сава! — топает ножкой, упрямо вскидывает подбородок.

— Это плавильно, — киваю я, поддерживая стремление девочки, и требовательно смотрю на взрослых. — Это по воянской этике! Пачему вы мешаите ей поступать как воин? Мне же не мешали!

Дружинники и княгиня в растерянности переглядываются. Матвей тяжело вздыхает, бросает взгляд на княгиню и спокойно замечает:

— Ирина Дмитриевна, зверь у Ксении Тимофеевны слабее. И не обладает ядом.

Мама долго смотрит на меня, потом переводит взгляд на Ксюню, сжимает губы, словно удерживая всё, что хочется сказать… И, наконец, тихо, почти со вздохом сдаётся:

— Ладно. Хорошо.

Ксюня, засияв от радости, хватает ножик у Ефрема и гордо заходит в песочницу. Конечно, до этого она только махала пенопластовым мечом. Но я показывал Ксюне фехтовальные техники под видом игры. Ну, всякие там «давай бить палками драконов», «разрубай воздух» — в общем, классика. Так что азы она знает, держит нож правильно, двигается быстро. Она может справиться.

Матвей переворачивает вторую клетку, щёлкает замок, затем распахивает крышку и выбрасывает зверя в песок. Земляной жук — крупный, почти как скорпион, но не столь опасный. Низкая формация — очертания жука в большом комке земли скорее угадываются. Панцирь толстый, прочный, лапки цепкие, а челюсти мощные — если попадешься, схватит и пережмет ногу до кости. Это уже не игра, а настоящий бой. С возможными травмами. Испытание на волю.

Ксюня же не теряется. Она держит нож крепко, как учили, не сжимая слишком сильно, но и не теряя контроля.

Жук бросается вперёд, клацая мощными челюстями. Ксюня отшатывается, но тут же наносит первый удар — размашистый, но точный. Лезвие скользит по земляному панцирю, оставляя глубокую царапину, но не пробивает.

Зверь дёргается, пытается зацепить её лапками, но Ксюня уже двигается быстрее. Она ударяет снова и снова, отбивая его атаки, смещаясь в сторону, как я учил.

— Бей в клай панциля! — подсказываю громко, и девочка слушается.

Наконец, удачный выпад — нож входит в сочленение, панцирь трещит.

Жук дёргается, пытается укусить, но лапка отлетает в сторону, за ней ещё одна. Ксюня не останавливается, резко втыкает лезвие в его спину, загоняя глубже.

Жук бьётся в конвульсиях, но замедляется. Последний удар.

Ксюня выдыхает, поднимает взгляд, глаза сияют от напряжения и восторга. Она победила.

Я смотрю на неё и коротко киваю:

— Маладец.

Только так легко мне не отделаться, конечно. Ксюня тут же кидается ко мне с обнимашками.