Секс и судьба - Хавьер Шико - Страница 24

— Это был кошмар? — спросила она себя. И кто знает, не привели ли её синхронные страдания к приступу безумия?

Её голова гудела от боли, она чувствовала недомогание, у неё поднялась температура.

Марита повернулась в своём физическом прибежище с чрезмерным усердием так быстро, что мы не успели предпринять что-либо, чтобы обезболить её память.

Она сохраняла в мыслях все подробности услышанной и увиденной ситуации, и, снова заключённая во внешние впечатления телесных чувств и понятия глубинной истины, которую ей не удавалось открыть, она разразилась рыданиями, чтобы затем в относительном покое забыться тревожным сном при первых лучах восходящего солнца.

11

Поскольку мы сотрудничали в помощи «донне» Беатрисе, которая с каждым днём становилась слабей, мы вернулись к Марите, когда повседневная работа была закончена.

Наступил ноябрь с его проливными дождями.

В этот день, после нескольких часов, отмеченных чрезвычайной жарой, гигантские тучи накрыли вершины гор, подгоняя сумерки, нагруженные водой и туманом. Копакабана в часы пик представляла собой сплошной шум и гам. Заполнившие улицы люди, казалось, ссорились за первое место в конкусе спешки. Настоящий импровизированный марафон. Автомобили изливались огромными очередями людей, явно жаждущих домашнего спокойствия, шедших с юга и из центра, машины гудели на мокром зеркале асфальта, выбирая свой путь. Прохожие в капюшонах толкались локтями в ожидании общественного транспорта, который шёл с крайнего юга.

Приёмная дочь Клаудио добралась до большого здания под проливным дождём.

От Копакабаны до Фламенго маршрут на автобусе, когда он тронулся, был недолог, а от автобуса до дома было всего несколько шагов. Но даже в этом случае, когда она сняла свой плащ перед лифтом, она казалась вышедшей из бассейна.

Всё вокруг казалось холодным и сумрачным; но более мучительным, чем мрачный день, была её измученная душа, которая вставала перед её усталыми от бдения глазами.

Вдруг её внимание привлекла соседка своими мягкими украшениями, которые она переносила в корзине, сплетённой из металлической проволоки. Подойдя к ней, девушка бегло просмотрела разноцветные бумаги, подготовленные для праздничной ночи по случаю дня рождения в соседней квартире, автоматически произнесла несколько коротких слов восхищения и вновь погрузилась в раздумья, чтобы хоть как-то найти облегчение в момент прихода в семейный приют.

Но там её никто не ждал.

Одна, она вытянулась в постели, стараясь вспомнить все события бессонной ночи, но желудок требовал подзарядки. Она вспомнила, что провела день без единой крошки во рту. Она встала и пошла в столовую за остатками еды. Но блюда, остававшиеся там, не вызывали у неё аппетита. Несмотря на низкую температуру своих ледяных рук, она ощущала возбуждение и жар. Она устала от раздумий, её нервы были напряжены. Она с удовольствием бы выпила сейчас холодный настой из матэ[10]. Она открыла холодильник и налила себе. Затем её усталый взгляд упал на ближайший телефон. Она не сдержалась и набрала номер. Но у Торресов какой-то незнакомый голос проинформировал, что Жильберто вышел, что его нет дома. И надежды у неё оставалось всё меньше…

Она доплелась до комнаты и приоткрыла окно. Она словно хотела найти облегчение в свежем воздухе.

Она склонилась через парапет, созерцая город, лежащий внизу. Под дождём автомобили походил на бегущих животных.

Девушка задумалась… Глядя на освещённый квартал, она сделала вывод, что там собрались тысячи людей, возможно, с теми же проблемами, а может и худшими, чем у неё, напрасно ища в себе причину, по которой она так привязалась к Жильберто, когда сотни парней, со своими прекрасными качествами, которые могли заинтересовать её душу, вздыхали по ней.

Она чувствовала себя обескураженной, неудовлетворённой. Она желала развлечься, бежать от себя.

Напрасно она думала надеть свою куртку и спуститься на улицу, чтобы развлечься, несмотря на плохую погоду. И не только обильный дождь мешал её порыву. Дух страстно рвался наружу, но не тело: сказывалось обострение напряжения и усталость. Она попыталась было погрузиться в чтение, устроившись в постели, но вспомнила о Клаудио. Её приёмный отец редко опаздывал, и с той ночи она не переставала со страхом думать о нём. Она уже приготовилась к отдыху. Предусмотрительно она погасила огонь. Когда он придёт, он подумает, что она далеко отсюда.

Заключённая теперь во мраке, она бросилась на постель с чувством того, кто оставляет ненужный груз, и принялась размышлять… Она перебрала в памяти все свои надежды и мечты, испытания и запреты своего короткого существования, оставляя слёзы на льняной поверхности подушки.

Немногим позднее она услышала шаги главы семейства, который переходил из комнаты в комнату. По приглушённости ходьбы она догадалась, когда Клаудио тихонько подошёл к её комнате. Он дёрнул было за ручку двери, но не стал настаивать. У них с Мариной всегда была привычка закрывать свои комнаты на ключ, когда они по вечерам отсутствовали. Она услышала отчётливый шум открывающейся бутылки, и затем — возвращение Клаудио на улицу, и в то же время она отметила его нервозность, когда он громко хлопнул дверью при выходе.

Её напряжение спало.

Марита была действительно одна, поскольку, как мы предполагаем, оба вампира квартиры находились снаружи, привязанные к своему спутнику.

Пролетели часы, долгие и трудные…

Было одиннадцать часов, когда мы с Невесом приготовились оказать магнетическую помощь. Мы помолились, призывая благословение Христа и помощь брата Феликса ради пользы молодой истощённой женщины.

Мы мобилизовали наши способности в этом узком поле действий.

Вначале она отреагировала отрицательно, силясь не заснуть, но, в конце концов, уступила.

Мы стали действовать очень осторожно, сужая её возможность движений, вынужденные сделать это, поскольку видели её попытку соединиться с Жильберто, как она это сделала накануне.

Конечно, отделённая от тела, она проявила полное умопомешательство, не выказывая ни малейшего интереса к среде, в которой находилась.

Поглощённая страстью, которая захватила все её силы, она вела монолог, думая вслух:

— Жильберто! Где Жильберто?

Она попыталась прийти в себя, но закружилась и закачалась.

— Поддержите же меня кто-нибудь! — сокрушённо попросила она. — Мне надо встретиться с ним, встретиться!..

Мы быстро помогли ей.

И когда мы уже собирались уйти, появилась симпатичная развоплощённая женщина, заявившая нам, что она — посланница от брата Феликса, который ждёт нас в пункте помощи.

Она любезно взяла пациентку на руки, как только женщины умеют это делать, и мы налегке отправились в путь.

Мы должны прийти в ближайший квартал, где почтенное духовное христианское учреждение предоставило бы нам приют — проинформировала нас вновь прибывшая, представившаяся нам как сестра Персилия.

Я отметил, что Невес обменялся с ней молчаливыми любезностями, приоткрывая их предыдущее знакомство. Но Персилия не стала вдаваться в рассуждения личного порядка. Более отдаваясь своей работе, чем самой себе, она заговорила с бедной девушкой, пытаясь подбодрить её. Она старалась переключить её внимание, указывая на сцены и факты маршрута, но всё безрезультатно. У девушки не было других мыслей, слов и целей, которые не были связаны с Жильберто, очарование им захватило в свои сети все её раздумья. На каждое любящее замечание она отвечала вопросом, в каком месте и когда, наконец, она увидит своего парня, на что благодетельница отвечала с восхитительным материнским чувством, без малейшего намёка на шутку или недовольство, словно она говорила с больной девочкой, стараясь окружить её полной любви заботой, поведением, которое заставляло нас воспроизводить его. В этой манере мы с Невесом не считали себя склонными отрицательно относиться к любой из фраз малышки, которые бы выдавали её сексуальный стимул, чистый и наивный, превращая её в этот момент в открытое всему миру дитя.