Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина - Страница 25

— Зачем ты притворяешься? — говорить неудобно. — Здесь?

И голова болит.

Прям свинцовое кольцо мозги сжимает. А ещё я не слышу тень. Всего мгновенье, но эта тишина пугает до одури. Но тут же она отзывается, выползает, растрёпанная и полупрозрачная.

— Отпусти животинку, — Варфоломей кривится и эта его улыбка перекашивает лицо. — Такие штуки тяжко даются. Даже странно, что ты сидишь.

Сижу.

Говорю.

И думаю… чтоб тебя. Я давно должен был спалиться, но то ли Громовы не заметили этой несуразности, люди вообще не любят замечать вещи, которые им не нравятся, то ли нашли ей объяснение. Но Варфоломея не проведешь.

Тень всё-таки отпускаю.

Не в себя.

Она кружит по комнате, и остановившись в углу, ныряет под простынь, которой укрыли мебель. Она собирает ошмётки чего-то, то ли запаха, то ли вони.

— Так зачем? — я откинулся на спинку диванчика. И дышать старался спокойно, контролируя, что вдохи, что выдохи. Слабость? Бывало и похуже. Пройдёт. — Притворяешься зачем? Это вот… со всеми дружить. Всем нравится.

И оскал становится шире. А Варфоломей подвигает стул и устраивается напротив.

— Затем, что я уверен. Тварь ещё здесь.

— Здесь? — чтоб… это прозвучало так, будто она прямо за спиной стоит.

И главное, с трудом удержался, чтоб не обернуться.

— В доме, — Варфоломея смешит моя реакция. Улыбка сейчас у него искренняя, людоедская такая улыбка. — Тварь в доме. Может, сперва она и пряталась… дом перетрясли. Сам Патриарх приезжал. А он…

— Из Романовых?

— Светозарный. Так его именуют. И света здесь было столько, что Дымка потом год не высовывалась. Да и не она одна… Аристарх, только как оно повыветрилось, вернуться сумел.

А я не чувствую.

И моя Тень слизывает с пола отнюдь не светлую силу.

— Меня даже наградили. Орденом, — Варфоломей хихикнул, будто это и вправду было смешно. Хотя, наверное… если свихнуться, потерять семью и получить взамен орден. Он бы предпочёл умереть, но почему-то выжил. И этот вопрос, на который все вокруг уже ответили и удовлетворились ответом, не отпускал самого Варфоломея. — За победу. Дело засекретили. Мои…

Он постучал по голове.

— Тоже.

— А то, что ты умеешь, там… знают?

— Я на идиота похож?

Нет. Не знают.

— Я до сих пор должен являться. Уже не в столицу, но есть в Городне один монастырь, там и Исповедники имеются. Раз в полгода и прохожу проверки. Оно правильно. Не думай, что я против. Исповедники тут толковые… на этот уровень за красивые глаза не подняться.

Киваю.

— Только глубоко в душу они не лезут. Могут, но… зачем? Это и им тяжко, и я бы свихнулся раза после третьего. Но будь во мне тьма, почуяли бы. Её, ожившую, не спрячешь.

— Но ты всё равно…

— Тоже считаешь, что я слегка…

Слегка? Да я считаю, что Варфоломей конкретно так крышей поехал. Но повод, надо признать, имелся весомый. Да и не то это безумие, которое опасно для окружающих.

— Почему ты уверен, что она тут?

Снова этот взгляд. ну да… ребенку бы разрыдаться, удариться в истерику, потребовать, чтобы его отпустили. А я сижу. Гляжу. И вопросы задаю ещё.

— Я однажды умер, — говорю. — Ты знаешь?

— Теперь да.

— Ты чувствуешь ложь?

— Да, — Варфоломей отвечает не сразу. — И не только. Людей… мутно… это не сразу появилось. А уже потом, после допросов, когда отошёл… свет долго не отпускал. Да и как отпустить, когда первый год меня каждые пару месяцев благословляли. На всякий случай. Если б не Аристарх, думаю, прибили бы просто, для общего спокойствия.

И не скажу, что были бы не правы.

— После полновесного благословения чувства такое, что тебя изнутри прокипятили, выжали и сушиться повесили, набив сперва тушу иголками. Больно. И в этой боли потом начинаешь ловить… страх. Я первым почувствовал страх. Аристарх нанимал… в общем, чтоб приглядывали за мной. Я, как накатывало, ложку в руках удержать не мог. А они всё одно боялись, те девочки, которые… сестры милосердия. И страх меня зацепил. Потом… другое тоже. Но да, правду я чую.

— Тогда… я не причиню вреда Громовым, — говорю, глядя в безумные глаза. — Я обещал ей, что сделаю всё, чтобы спасти род. Понимаешь?

Понимает.

И безумие чуть гаснет. А ещё, кажется, он окончательно передумал меня убивать. Кивает. И продолжает.

— Потом я понял, что есть не только страх. И что страх прячет другое. Радость. Или огорчение. Отвращение. Много всего. Он мешает читать людей. А я хотел… даже не так. Я должен был. А когда они боятся — сложно.

— А когда не боятся, то подпускают ближе?

— Верно. Они открываются. Перестают опасаться.

Ну да, как можно опасаться такого славного парня, как Варфоломей.

— И я знаю о них всё…

Это вряд ли. Но спорить не буду. С психами вообще опасно спорить.

— И пойму, когда кто-то из них изменится. И тогда я её найду.

Прятки, блин.

Для взрослых и одержимых.

— Есть ли кого искать? — я позволяю себе сомнения.

— Есть. Она есть. Я не мог убить тварь, мальчик. Или кто ты там на самом деле.

Молчу.

Не соврать не получится. Правда его не обрадует…

— Почему? — лучше уж задавать вопросы, чем отвечать на них.

И Варфоломей моргает.

— Почему… потому что это невозможно. Таких тварей не убивают ударом ножа. И не умирают они сами собой, так вот, вдруг, оставив целым человека… нет… такие уходят долго и большой кровью. Так что она здесь. Не знаю, как. Не знаю, где она спряталась от света, но она здесь. А значит, рано или поздно мы встретимся.

Это он произнёс с полной уверенностью.

А ещё с надеждой.

Чтоб вас…

— А что до остального, то она появилась здесь не случайно. И не с той стороны, — Варфоломей вскочил, заложил руки за спину. — Я думал. Много думал.

И говорил. Наверняка.

Только его не слушали. Местную логику я уже более-менее понимал. У ненормального хозяина и собака с придурью. А его считали если не собакой, то отражением деда.

— Гадал. Полынья? Не здесь. Наоборот. Это место устойчиво. Даже если весь мир провалится в бездну, оно будет стоять. Незыблемо, как Её слово. Кто-то подцепил заразу? Тоже… это бы заметили. Наверное. Не знаю. Не уверен. Случись всё в другое время, я бы подумал, что так оно и вышло. Официальное расследование пришло к тем же выводам.

Только выводы не устроили ни деда, ни Варфоломея.

— Но очень вовремя, мальчик… очень… так всё совпало… праздники грядущие. Вся семья собралась. Всегда собиралась. Рождество здесь не празднуют. Разве что слуги и то нынешние, а те, кто был раньше… нет, у нас своё… Долгая ночь. Её время. А ещё костров, которые раскладывали во дворе. Свечей и живого огня. Она тоже любит живой огонь.

Его голос стал тише и тон изменился. Варфоломей даже улыбался почти нормально, как человек, который вспоминал. Вот только эти воспоминания, доставлявшие радость, сменились иными.

— Мы… весь род… был. Здесь. За одним столом. А на следующее утро они и отбыли. Твой отец с семьёй. Аристарх… сопровождение малое.

Кулаки сжались.

— Неделей позже или раньше… всех бы не было.

И его дочери с внуками тоже.

— Дел хватало. Пусть и потише зимой, но вот… Алексей со старшим своим собирался в Москву. На оружейную выставку. Младший его — в Тверь, были там у нас дела с Пелецкими, хотели о расширении говорить. Да…

Он махнул рукой, но добавил:

— Не случайность это.

— Не случайность, — отвечаю. — А… Моровские… они…

— Нет, там обычный прорыв, правда, глубокий и не понятно, как возник. Такие сами по себе не появляются. Это как… ну вот сперва трещит верхний слой и появляется полынья. Если её закрыть да зашить, то рана затянется. А если оставить, как есть, то она будет шириться и расползаться. А чтоб сразу и на глубину… нет, такого не было никогда.

Ага.

Никогда не было и вот опять.

Но вовремя прикусываю язык.

— Я знаю, что погань принесли. Кто? Кто-то из своих. В чём, где… не знаю. Своею ли волей? Хочется думать, что нет. Может, вовсе не знали, что там, пока оно не… выползло.