Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина - Страница 23

Темно.

И место, если разобраться, донельзя удобное, чтобы свернуть шею одному слишком назойливому мальчишке. Страх подспудный, но я справляюсь. Не будет меня Варфоломей трогать. Не сейчас, когда мы при свидетелях с ним уходили.

— Раньше здесь было иначе, — он заводит разговор, то ли чувствуя мои опасения, то ли просто не желая терять нить. — Дом был полон людей. В этом крыле жил твой отец. И его жена. Тимофей. Татьяна… другие домашние тоже. Дом восстановили, но…

— Не полностью?

Ни ковров. Ни картин. Ни статуй. Разве что зарастает пылью пузатая ваза. Может, ценная, но скорее всего просто забытая.

— Как сказать. Физически дом повреждён не был.

— Оно… трогает только людей?

— Я бы выразился, что живых существ, поскольку погибли и охотничьи собаки, и коты, и даже канарейки, которых разводила Аннушка. Весёлые птички были.

И как-то так он это произнёс… странно.

К слову, а где был Варфоломей, когда всё случилось? И у кого спросить, чтоб подозрения вопрос не вызвал? Причём, чувствую, у кого бы я ни спросил, подозрение он вызовет. Чтоб тебя…

— Я первым приехал сюда, — он снова то ли угадал, то ли прочёл.

А если… если и вправду прочёл? Вон, Михаил Иванович мне говорил про Исповедников, что они мозги могут наизнанку вывернуть. И ту девицу-террористку тоже повезли к такому вот. Но как знать, вдруг да дело не только в выворачивании?

— И… как?

— Страшно, мальчик, — Варфоломей развернул меня и прижал к стене. Рука его легла на горло, а лицо вплотную склонилось к моему. Дрогнули ноздри, втягивая мой запах. И появилось в чертах что-то донельзя хищное. А ещё я понял, что плевать ему на свидетелей. Что, если сочтёт нужным, то свернёт мне шею и не поморщится. Всем же соврёт чего-нибудь.

И главное, поверят же.

Ему — так точно.

— И тебе страшно. Ты… не такой, каким должен быть ребенок, — он легонько надавил на горло. — Слишком умный. Слишком приметливый. Слишком взрослый для своих лет.

— П-пришлось… б-быстро вырасти.

— Ну да… конечно. Испытания закаляют.

— Она… с-сказала… — непросто говорить, когда воздуха не хватает. Но даже сейчас он держит меня очень аккуратно.

— Красивая? — Варфоломей не дослушал.

— Разная, — я понял, что лучше не врать. — Сперва она стала мамой… потом… собой. Наверное. Не уверен. По-моему, у неё тысяча лиц.

— И даже больше, — рука убралась. — Это меня и останавливает. Она бы не пропустила тварь.

Чтоб его. Шея болит. И позвоночник едва не треснул. У детей, между прочим, кости хрупкие.

— На вот, — Варфоломей ощерился своею обычной улыбкой и сунул в руки амулет. — Сожми покрепче и расслабься… я тебе не нравлюсь?

— П-подозрительный.

Смешок. Весело ему, засранцу этакому.

— Ты… м-менталист? Как исповедники?

— Скажешь тоже, — хмыкнул он и меня за плечо придержал. — Экий ты… нам ещё идти и идти. Или передумал? Но нет, не менталист… хорошее слово, кстати. Где услышал?

— П-понятия не имею, — дрожащие пальцы сдавили амулет, из которого под кожу поползли тонкие ниточки силы. — Услышал… где-то.

— Где-то как-то от кого-то… но нет, полного дара мне не досталось, иначе не смог бы наследство принять. Дарники — отдельно, а те, кто в Тени ходят — они тоже сами по себе. Ясно? Но вот кое-чего чую… и твоё недоверие. И твоего приятеля… славный мальчишка. Тогда я и вправду первым прибыл. Так уж вышло… идём, что стал?

Потому что стоится. От стены отлипнуть тяжко. Хотя… такое ощущение, что стена эта грязная, будто плесенью покрытая.

— Дед твой сперва не собирался никуда ехать. Петербург он не любил, да и дел у нас там не было.

А ведь говорит «нас» с полной уверенностью, что он тоже часть семьи. Впрочем, так оно и есть. И куда большая часть, чем я.

— Но тут вдруг переменился. Только были кое-какие делишки в Городне. Так, мелочь… заказ один доставить, особый. Вопрос даже не безопасности, скорее уважения и личных связей. Порой люди весьма чувствительны к мелочам. И с договорами разобраться. Ткани опять же для обивки прибыли, каталоги с ними. Ещё винтовки в мастерской здешней переделывали… твой отец, пусть и талантливым был, но вот от дел мирских далёким. Смешно сказать, чтоб при своём артефакторе переделку в мастерских заказывали.

Варфоломей фыркнул.

А я что. Иду. Держусь рученькой за горло и слушаю со всем вниманием.

— Скучно ему, видите ли, со всякой ерундой возиться. А что переделанные, эти винтовки в артели уйдут, что многие жизни спасти могут, так это мелочи…

Чуется, папеньку моего Варфоломей недолюбливал.

— Если защиту поместья он кое-как правил, то вот с остальным прямо сказал. Недосуг ему. У него исследования. И если он со всякой ерундою возиться станет, то на по-настоящему важные дела времени не останется. И где, спрашивается?

А вот теперь он не сдерживал злость. Такую… хорошую. Крепкую. И главное, теперь я ему верил.

— Так вот… я звонил в поместье. Ерунда какая-то приключилась. Ткани не те пришли. Или не то количество? Хотел уточнить, брать или нет. В общем… а трубку не снимают. Такого никогда не было, чтобы не отвечали. Сперва решил, что линия оборвалась, не особо встревожился. Охрана же… гвардии было раза в четыре больше. Опытные люди. Да и сами Громовы вполне себе бойцы… такие бойцы, что не всякому дарнику по зубам. А уж когда вместе, то и…

Лилиями пахнет.

Грёбаные цветы. От этого запаха прямо волосы на затылке шевелятся. И дыхание перехватывает.

— Но поехал. А тут вот… мёртвый дом. Я издали почуял, что мёртвый. Людей, которые со мной, развернул. Отправил за Синодниками. Сам…

Не побоялся влезть?

— Птицы лежали на дорожке. Много-много. Мелкие чёрные трупики… ты и вправду хочешь услышать это, мальчик?

— Да.

— А увидеть? — Варфоломей останавливается. — Хочешь это увидеть?

И губы сами собой шевелятся:

— Да.

Глава 13

«В салоне княгини Н. состоялся сеанс спиритизма с участием известного медиума и столовращателя Пыхоцкого, одного из учеников великого Дэвида Юма. Нам стало известно, что призванный Пыхоцким дух сперва поднял стол на высоту в полуаршина над полом, затем прикоснулся к руке самой княгини. По словам присутствовавшей на сеансе дамы, чьё имя мы оставим в тайне, и она ощутила ледяное дыхание потустороннего. Дух отвечал на многие вопросы, но, когда сие надоело, принялся хохотать и выкрикивать скабрезности, а затем и вовсе стал щипать присутствующих дам за неудобные места»

«Светский вестник»

Варфоломей оглянулся и, потянувшись к ближайшей двери, сказал:

— Сюда давай.

Здесь воздух тяжёлый и затхлый, как оно бывает в помещениях, что пустовали долгое время. Окно мутное, затянутое пылью, и свет вязнет в этой пыли. Её здесь много. В комнату явно давно не заглядывали. И я понимаю причину: лилиями смердит так, что нос чешется.

— Здесь редко убирают. Слуги боятся сюда заглядывать, — Варфоломей тоже останавливается на пороге и даже кажется, что вот сейчас он отступит, не решится войти. Но нет. Не отступает. И входит.

Убрали.

И мебель укрыли тканью. Та успела пожелтеть, пошла какими-то пятнами. Ковёр вот скатали, и на пыльном тёмном полу остаются наши следы.

— Сядь. Это неприятно, — он, кажется, начал сомневаться.

— Как ты это сделаешь?

— Если б сам знал. Потом… после… появилась способность. Главное, языком не трепли.

Мог бы и не упоминать.

— И не сопротивляйся.

А вот это так себе затея. В последний миг мелькает мысль, что пускать менталиста в мозги — не очень удачная идея. Да что там…

Но сила наваливается.

И я слышу звон.

Тонкий нервный звук. Будто где-то рядом, над ухом, трясут связку хрустальных колокольчиков. И главное, звук такой навязчивый. Он пробивается прямо в мозг, под черепушку, причиняя физическую боль.

А потом боль уходит.

И я вижу дорогу.