Ком-5 (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 12

Хорошо, приглядите здесь. Я к капитану поднимусь.

В командной рубке царила серьёзная сосредоточенность.

— По расчётам осталось менее часа, — обрадовал меня капитан.

— Отрадно. Сергей Викентьевич, рацио на «Дельфине» есть?

— Да, установлены почти год назад.

— Настройтесь на армейскую волну и начинайте передачу. Содержание таково. «Генерал-губернатору Витгенштейну! Срочно! Чрезвычайно важно! Дирижабль „Дельфин“. Положение критическое. На борту около двухсот тяжелораненных гражданских. Идём на университет. Вызываем медицинскую помощь. Коршун».

— Именно «Коршун»? Не «Коршунов».

— Да. Надеюсь, они поймут. Продолжайте передачу по кругу. Если будет ответ, сообщите.

— Так точно… — капитан слегка запнулся. — Будет сделано, Илья Алексеевич.

Спустя сорок минут, мы уже над пригородами шли и «Дельфин» постепенно сбрасывал скорость, в «госпиталь» прибежал посыльный:

— Господин Коршунов! Господин капитан велел доложить: получен ответ! «Посадку разрешаем. Университет. Причальное поле за полигоном».

Ну, слава Богу! Нас хотя бы не поджарят в момент снижения!

НА СВОЕЙ ТЕРРИТОРИИ

Дальше началась страшная суета и мандраж. Особых ощущений добавлял десяток озарённых магическими огнями «Святогоров», в кольцо которых на тёмную площадку поля садился наш «Дельфин». На аппарель я вышел первым, тоже подсвечивая себя — аккуратно вышел, хоть и хотелось выскочить. Представляю, парни в «Святогорах» сейчас нервные какие сидят — а вдруг это всё огромный теракт, и дирижбандель наш как рванёт огромной бомбой? Но меня, похоже, узнали. С края поля рванула белая машина с красным крестом, из неё выскочили несколько человек, среди которых я сразу узнал Есению Боброву, а вот не сразу, а когда экстренное спасение перешло в фазу: всё стабильно — ещё одного персонажа.

Детей кутали в привезённые одеяла и выводили из дирижабля, а несколько уставшие целители расселись в большой гостиной и с благодарностью принимали от матросов чай и кофе. Я смотрел на невысокого дядечку и думал — кого же он мне напоминает? Портрет Суворова, что ли? И тут до меня дошло, что эту мысль, прямо вот этими словами, я уже однажды думал!

— Тимофей Константинович? — с узнаванием спросил я.

— Верно! — Он слегка встрепенулся и внимательно на меня уставился. — Мы знакомы?

— А как же! В поезде-то, помните? Вы ещё встречу выпускников отмечали.

— Ах, милейший! Шахматы! Да-да! М-м-мнэ… Илья? Верно же⁈ Как же! Как ваша учёба? И, кстати, не желаете ли партейку? Целый год ведь отыграться мечтал! — он уже потянулся к внутреннему хранилищу, но тут в двери заглянул дюжий унтер и возгласил:

— Сотника Коршунова на выход просим!

— Сожалею, Тимофей Константинович, — тепло улыбнулся я, вставая. — Ежли меня в кутузку не запрут, приглашаю в гости, сыграем. Я нынче здесь, преподавателем. Тут же и проживаю. Супруга будет очень рада.

— Непременно, всенепременно! — Он вдруг вскочил и заторопился за мной, опередив даже Хагена. — А отчего же в кутузку? Друг мой, не последовать ли мне за вами? Я, некоторым образом, не последний человек в нашем медицинском управлении…

— Да не утруждайтесь!

— Никакого утруждения, пустяки! Решительно, еду с вами.

— К господину генерал-губернатору господина сотника только велено… — с сомнением прогудел унтер, оглядев нашу компанию на аппарели.

— Я как вассал не имею права оставить своего сюзерена! — чопорно заявил Хаген. — Вы можете свериться с документами.

— Генерал-губернатор Витгенштейн, без сомнения, будет рад получить предварительный медицинский отчёт, включая совершенно секретные сведения, которыми он, безусловно, заинтересуется! — столь же безапелляционно провозгласил Тимофей Константинович.

— Ну, как знаете.

Мы загрузились в глухую (бронированную, по-моему) будочку военного автомобиля и помчались. Впрочем, недалеко.

Похоже, это был университет. Никуда иначе за три минуты мы бы не доехали. Неприметный подъезд с заднего фасада. Скромный кабинет. За столом сидел сердитый Пётр Христианович. Посмотрел он на меня укоризненно. Велел:

— Хорунжий фон Ярроу, обождите в коридоре.

Хаген щёлкнул каблуками, ответил (что поразительно, по-русски!):

— Так точно! — и вышел.

Пётр Христианович потёр свой обширный лоб:

— А вы то к чему примчались, Тимофей Константинович?

— Как же! — живо воскликнул целитель. — Молодого человека влекут на растерзание, а я останусь в стороне⁈ Увольте-с!

— Да уж не преувеличивайте! У нас с Ильёй Алексеичем… давнее знакомство. И к его выходкам я, в некотором роде, притерпелся. К тому же пользы от него обычно больше, чем вреда.

— Кстати о пользе, — Тимофей Константинович подобрался. — Вам, Пётр Христианович, первому сообщаю: все без исключения дети и даже барышня постарше, которой я оказал предварительную помощь и которой необходимо скрупулёзное целительско-хирургическое вмешательство — все они магически одарены. Дар в большинстве плохо развит вследствие несистемного обучения либо отсутствия такового, но он безусловно есть.

— Вот как? — генерал-губернатор задумался. — Действительно, интересно. Кроме вас это кто-то отметил?

— Этого не могу вам сказать, мы с коллегами ещё не обсуждали ситуацию.

— М-хм. В таком случае, Тимофей Константинович, обождите в соседней комнате… Тетерин! — в дверь заглянул давешний унтер:

— Слушаю, ваш-сиятельство!

— Господ медиков сюда. Да господина Гончарова покуда в соседнюю комнату препроводи. Не бойтесь, Тимофей Константинович, не съем я вашего протеже. Он же героический Коршун, где мы ещё другого такого найдём, — Витшенштейн усмехнулся в усы, и я подумал, что самая буря миновала.

Когда дверь за целителем закрылась, генерал-губернатор посмотрел на меня взглядом уставшего родителя:

— Присаживайтесь, Илья Алексеевич. До сих пор я думал, что никто не способен привести меня в сильнейшую ажитацию, чем мой шалопай-сынок с компанией своих шальных друзей… Рассказывайте, что за двести изувеченных магов-детей.

Я сел.

— Признаться, ваше сиятельство, о том, что это будут маги, и тем более — дети, первоначально мы не имели ни малейшего понятия.

— Что, совсем уж дети? — уточнил он.

— А как назвать? Отроки? Лет от двенадцати и до шестнадцати, где-то так.

— М-хм… Ну-ну, дальше.

Дальше я рассказал ему всю историю по порядку, во всех подробностях, какие только смог припомнить.

Витгенштейн выслушал всё с глубочайшим вниманием и задумался, прихватив подбородок. В коридоре послышались звуки входящей группы людей.

— Тетерин!

В дверь посунулось лицо:

— Слушаю, ваш-сиятельство!

— Медиков привёз?

— Так точно, ваш сият-ство!

— Зови. И Гончарова зови. А вы идите, Илья Алексеевич. Пределов территории университета не покидать до особого распоряжения. Со сторонними лицами подробностей происшествия не обсуждать. Это ясно?

— Так точно, ваше сиятельство!

— Всё, идите.

— Вопрос можно?

Генерал-губернатор посмотрел на меня с величайшим подозрением:

— Какой вопрос?

— Как я уже упоминал, среди пассажиров находится молодая женщина с ребёнком, Лисси Браам.

— А-а-а, сестра этой Эмме, с полярной базы, ну-ну.

— Я обещал Эмме, что ей будет оказана не только первичная помощь, но и восстановительная хирургия лица.

— Не беспокойтесь, Илья Алексеевич. Лисси Браам поступает под покровительство нашего управления. Я лично прослежу за тем, чтобы ей была оказана вся доступная помошь. Лично господин Гончаров будет заниматься. А он у нас — светило, не абы кто! Идите домой, отдыхайте.

— Слушаюсь, ваше сиятельство! — я вытянулся, вполне по-хагеновски щёлкнул каблуками и вышел.

А самого такая досада взяла! Вот так, значит. Я из кожи лез — а меня в сторонку? Дескать, не ваша печаль больше?

Мимо меня вереницей в кабинет проходили целители. О! Унтер в комнатку дальше по коридору заглядывает, Гончарова приглашает! Я дождался, пока профессор подойдёт ближе и слегка придержал его за руку: