Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица - Андриенко Владимир Александрович - Страница 8

– Странно все это. Весьма странно, – задумчиво пробормотал Соколов. – А ты мил человек, пока останешься у нас. Я вызову стражу и отправлю тебя в приказ Разбойный или как они сейчас это называют Тайная экспедиция¹⁰! Но ты не бойся, через день два полетишь оттуда куда глаза глядят и наградой. Никто пальцем тебя не тронет.

–Но зачем это? – спросил Мишка. – Мне слово вот сей господин дал, что не учнут меня мытарить! А про Разбойный и вовсе разговора не было!

– Да ничего тебе не грозит! Посидишь немного и все. А харчь будет для тебя особый из трактира закажем, и штоф вина найдется. И вот тебе рубль для начала.

– Показания дашь по всей форме, и писарь составит с твоих слов бумагу. И, может, еще чего вспомнишь сидючи. И, главное, того человека нам укажешь, что деньги Ермолаю дал. А затем все обещанное получишь и полетишь вольной птицей на все четыре стороны.

3

Москва.

Квартира Степана Соколова.

На следующее утро Иванцов прибыл прямо домой к Соколову. Он выдернул Степана из постели и тот едва надел халат, как к нему ворвался Иван Иванович.

На лице коллежского регистратора была растерянность.

–Что случилось, Иван Иванович? С чего такая спешка? Уж не пожар ли на Москве?

–Хуже! – выдохнул Иванцов. – Мишка в узилище убит нынешней ночью!

–Что?! Как это убит? Что значит убит?! Его вчера за строгий караул посадили не где-нибудь – в Тайной экспедиции!

–А то и значит, что убили его. Я приехал за ним и подьячего привел сказку с его слов составлять. Зашли в камеру, а он лежит с распухшей рожей уже неживой.

–Убийство?

–Точно так, Степан Елисеевич.

–Вот же не повезло, так не повезло! – вскричал Соколов. – Ты Иван Иванович, сторожей-то допросил? Кто в камеру заходил?

– Они божатся что никто. Говорят не иначе нечистая сила.

– Нет, это не нечистая сила. Кое-кто обрезал ниточку.

– Салтычиха! – вскричал Иванцов. – У неё везде свои люди! Вот и донесли про Мишку.

Соколов не согласился:

– С чего Салтичихе убирать Мишку? Он ничего противу неё не сказал бы ибо не знает ничего про дом Дарьи Николаевны. Нет! Его смерть Салтыковой не нужна.

– Но он говорил, что она душегубица! Он говорил, что девок она мучит. Али вы позабыли, ваше благородие?

–Да это пол Москвы говорит, Иван Иванович. Да и кто поверил бы словам какого-то Мишки, личности темной, с законом не в ладах состоящей? Кто осмелился был на основе его показаний открыто обвинить знатную дворянку Дарью Салтыкову, что с царями в родстве состоит? Нет! Дело в ином.

–В чем же, Степан Елисеевич?

Соколов ответил:

– Кто-то не хотел, чтобы мы узнали о том, кто дал деньги Ермолаю Ильину! Ибо если мы узнаем, кто это сделал, то узнаем и то, кто стоял за жалобой императрице. Иван Иванович, давай ноги в руки, и туда где сидел Мишка.

– В Тайную экспедицию? Да я только оттуда, Степан Елисеевич!

– Еще раз поезжай, друг. Вытряси из тех, кто был ночью на страже, все. И мне не нужны россказни о нечистой силе. Они знают, кто его убил. За взятку пустили к нему убийцу. Я в этом уверен. Делай что хочешь, если надо применяй пытку, но добудь мне истину!

– Понял, Степан Елисеевич. Все исполню.

– Кто там ныне в начальниках?

– Гусев, – ответил Иванцов.

– Гусев? Знаю такого. Человек хороший и по-своему честный. Потому странно все это, ну да разберемся. А я к Цицианову поеду. Нужно не медлить с допросом самой Салтыковой.

– А куда она денется. Под домашним арестом сидит сердешная.

– Плохо ты знаешь Москву, Иван Иванович. Скоро распоряжение о домашнем аресте будет отменено.

– Как так? Но распоряжение пришло из Петербурга! – искренне удивился коллежский регистратор.

– Я знаю что говорю. Не первый год по сыскному ведомству служу…..

4

Москва.

Канцелярия Юстиц-коллегии.

В здании юстиц-коллегии Соколов сразу же натолкнулся на Цицианова. Тот был в бешенстве.

– Степан Елисеевич, не для того меня прислали из Петербурга! У вас на Москве всегда так следственные дела ведутся?

– Что, князь, неужто Салтычиху от домашнего ареста освободили? – улыбнулся Соколов.

– Уже знаешь? Откуда?

– Догадался. Вот и Иванцову я это недавно сказал. Он соврать не даст. Чей приказ?

– Прокурора Сыскного приказа Федора Хвощинского и начальника полицмейстерской канцелярии Андрея Молчанова. Приказали от всех неудобств почтенную госпожу Салтыкову освободить. Вот как! А мы тогда на что? Мы в игрушки играем? Так получается? Позавчера заключили под домашний арест, а нынче уже сняли его.

– Ты, князь, на Москве недавно и многое для тебя еще тайна в наших делах.

– Начальник канцелярии Бергоф мне ничем не помог. Только руками развел.

– Это Иван Александрович-то наш? Так что ты от него ждал? Он дело со своих рук спихнул, и ничего знать не знает. Зачем ему с салтыковской родней ссориться попусту. Помогать он нам не станет. А если и станет, то только когда поймет что это ему выгодно. У нас на Руси все решает родня, князь. Пора это запомнить.

– Но есть повеление государыни императрицы сие дело расследовать скорейшим образом!

– Идем ко мне и там поговорим. А то здесь уши лишние повсюду.

Соколов потянул Цицианова за собой.

В кабинете коллежского секретаря они заперли двери на ключ и уселись в кресла.

– Ты говорил о том, что есть указ императрицы, князь, дело сие расследовать быстро и без проволочек. Так?

– Именно так, Степан Елисеевич.

– А скажи, у императрицы нет иных дел, кроме дела Салтычихи? Она что денно и нощно сидит и думает, как Салтыкову наказать?

– Ты о чем это, Степан Елисеевич? Понятно, что у императрицы и других дел полно. Особенно сейчас. Когда раскрыт в Петербурге заговор против неё.

– Вот! Вот! Они здесь на Москве не знают, вспомнит ли государыня вообще об этом деле. И вроде следствие назначили и на Салтыкову арест наложили. Все честь по чести. А потом все и отменили. Чиновники свое дело сделали. У вас в Петербурге в Сенате дела по стольку лежат, разбирательства дожидаючись?

– Да многие почитай по полвека, – честно признался Цицианов. – Я сие понимаю, Степан Елисеевич. Но если Салтыкову не отстранить от управления имением, то она сможет наказывать свою дворню и далее! Конечно, домашний арест еще не ущемление её в правах хозяйки, но все же для дворни и такое бы сгодилось. Все же они бы видели, что закон сильнее их барыни и управу на неё найдет. А так как же нам следствие вести? Они же нам ничего не скажут!

– Ты еще не знаешь, князь, что Мишку убили. Вот беда так беда.

– Что? Как убили? Он же в узилище был запрятан? – глаза Цицианова полезли на лоб.

– Вот там и достали его сердешного. Я послал туда Иванцова, дабы разобрался во всем.

– Да кто его убить то мог? Что происходит у вас на Москве? Как могли вот так запросто убить свидетеля в каземате приказном? Кто?

– Вот и мне это интересно. И этот кто-то не хотел, чтобы Мишка опознал того, кто деньги для Ермолая Ильина достал. Ниточку нам начисто обрезали. И это были не люди Салтыковой. Мишка не был для её дела опасен. Скорее наоборот.

– Так ты считаешь, Степан Елисеевич, что кроме тех, кто работает на Салтыкову, есть и те, кто работает против неё?

– Трудно пока выводы делать, князь. Трудно. На Мишку-то этого мы случайно напали. Если бы не Иванцов мы бы о его существовании и не подозревали.

– Да кто кроме нас троих знал про Мишку-то, Степан Елисеевич? Ты, я да Иванцов.

– А разве никто не видал, как Иванцов его сюда доставил? Десяток людей видали из канцелярии. Да и подслушивать у нас любят. Особенно слуги. Ой, как любят! Сам не раз тех людишек ловил, и рожи им бил. Да мало сие помогает, князь.

– А если допросить всех сторожей, что Мишку стерегли?

– Уже дал я такое задание Иванцову. А нам стоит о другом пока подумать. Нужно начать собирать свидетельства очевидцев по делу. И начнем мы с самой Салтыковой.