Восхождение (СИ) - Тыналин Алим - Страница 26

«ПРИЕЗЖАЙТЕ ПРЯМО С ВОКЗАЛА В НАРКОМАТ ТЧК ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР О ПЕРСПЕКТИВАХ РАЗВИТИЯ ВСЕЙ ОТРАСЛИ ТЧК ГОТОВЬТЕСЬ К ДОКЛАДУ НА ПОЛИТБЮРО ТЧК ОРДЖОНИКИДЗЕ»

Этой телеграммой завершался бакинский этап нашей работы и начинался новый, еще более масштабный и ответственный. Предстояло превратить локальный успех в Баку в общесоюзную программу технологического прорыва в нефтяной промышленности.

А после встречи с наркомом нужно было срочно выезжать в Нижний Новгород. Судьба танкового проекта требовала моего личного вмешательства.

Ранним московским утром моя машина остановилась перед массивным зданием Наркомата тяжелой промышленности на Мясницкой улице.

После жаркого Баку столичная прохлада казалась непривычной. Мелкий моросящий дождь покрывал брусчатку серебристой пленкой, придавая городу серовато-стальной оттенок. Цвет, так соответствовавший духу индустриализации.

Я поправил папку с документами под мышкой и быстрым шагом направился к парадному входу. Часовой с винтовкой проверил мой пропуск и кивнул на широкую мраморную лестницу.

Несмотря на раннее время, наркомат уже жил полной жизнью. По коридорам спешили люди с озабоченными лицами, из кабинетов доносился стук пишущих машинок, телефонные звонки.

Атмосфера напоминала улей. Такая же деловитая суета, такая же целеустремленность.

Секретарь Орджоникидзе, сухопарый мужчина с аккуратно зачесанными назад редеющими волосами и цепким взглядом, оторвался от бумаг, когда я вошел в приемную.

— Товарищ Краснов? Вас ждут. Нарком уже три раза справлялся, — в его голосе слышалось неодобрение моим пятиминутным опозданием.

— Поезд задержался на подъезде к Москве, — коротко объяснил я, хотя на самом деле провел полночи, перечитывая телеграмму Звонарева и составляя план действий по танковому проекту.

Не дожидаясь разрешения, я постучал в массивную дверь кабинета.

— Входите! — раздался характерный голос с грузинским акцентом.

Когда я переступил порог, Серго Орджоникидзе стоял у огромной карты СССР, испещренной красными флажками индустриальных новостроек. Невысокий, коренастый, с характерными черными усами и пронзительным взглядом темных глаз, он излучал неукротимую энергию.

— А, вот и наш нефтяной чародей! — он шагнул мне навстречу, крепко пожимая руку. — Рассказывай, как Баку? Как Каспий? Давно я там не был… Душа иногда тоскует по тем местам.

Кабинет наркома впечатлял размерами. Высокие потолки, огромные окна, выходящие на Мясницкую, массивный письменный стол, заваленный папками, картами, чертежами.

На стенах портреты Ленина и Сталина, диаграммы выполнения пятилетки, схемы новых заводов. В воздухе витал запах папиросного дыма, свежих чернил и типографской краски от многочисленных докладов.

— Баку преображается, Григорий Константинович, — ответил я, доставая из папки первые документы. — Модернизация идет полным ходом. Турбобур Касумова — настоящий прорыв.

Орджоникидзе быстрым жестом указал мне на стул у своего стола, а сам опустился в кресло, склонившись над разложенными мной материалами.

— Да-да, телеграфировали мне. Впечатляющие результаты. Тридцать два процента прироста дебита скважин, четырехкратное увеличение скорости бурения… — он пробежал глазами по первой странице отчета. — Каким чудом вам удалось внедрить эту технологию так быстро?

— Не чудом, а благодаря системной работе, — я развернул схему производственного цеха. — Мы перепрофилировали участок механического завода. Весь опытный цех запустили за две недели. Сам Касумов гениальный конструктор, остальное дело организации и ресурсов.

Нарком внимательно изучал производственную схему, время от времени покусывая кончик карандаша.

— А что с диверсией на компрессорной станции? — резко сменил он тему. — Из сводок ОГПУ тревожные сведения.

— Действительно, была попытка сорвать модернизацию, — я придвинул фотографии разрушенной станции. — Бывшее руководство Азнефти, Мамедов и его сообщники, организовали взрыв на центральной компрессорной. Но мы использовали ситуацию в свою пользу. Вместо восстановления старого оборудования полностью модернизировали станцию. Установили электрические компрессоры отечественного производства, автоматическую систему контроля давления.

— Хм, из поражения сделали победу, — удовлетворенно хмыкнул Орджоникидзе. — Кстати, о победах… Что с каталитическим крекингом? Как продвигается?

Я достал еще одну папку с чертежами опытной установки.

— Завершается монтаж на заводе №3. Пробный запуск запланирован через две недели. Предварительные лабораторные испытания показывают, что выход бензина увеличивается на тридцать процентов, а октановое число повышается до семидесяти восьми.

— Семьдесят восемь? — присвистнул Орджоникидзе. — Невероятно! Наши авиаторы будут в восторге.

— Да, но это требует синхронизации с моторостроением, — уточнил я. — Такой бензин раскроет свой потенциал только с новыми авиационными двигателями, над которыми сейчас работают конструкторы. Нужно координировать эти разработки.

Орджоникидзе энергично кивнул, делая пометки в блокноте.

— Ворошилову скажу. И Алкснису. Пусть моторостроители ускорятся, — он глянул на меня с хитринкой. — А какие еще технические чудеса ты привез из Баку?

Я вытащил образец катализатора. Серый металлический цилиндрик, разработанный группой профессора Мехтиева.

— Вот, Григорий Константинович. Катализатор на основе алюмосиликатов с добавлением редкоземельных элементов. Ключевой компонент для получения высокооктанового бензина. Профессор Мехтиев — настоящий химический гений. Предлагаю создать в Москве специальный НИИ нефти и газа, чтобы объединить его исследования с разработками других ученых.

Нарком взял цилиндрик, внимательно рассматривая его на свет.

— Невзрачная штучка, а сколько возможностей открывает… — задумчиво произнес он, возвращая образец. — С институтом согласен. Подготовь докладную на мое имя с обоснованием. Дам ход.

Орджоникидзе встал и подошел к окну, глядя на московскую улицу внизу.

— Знаешь, Краснов, Сталин интересовался твоими успехами. Особенно после истории с диверсией. Он ценит людей, умеющих преодолевать препятствия.

Я постарался скрыть внезапное волнение. Упоминание о Сталине всегда действовало на меня отрезвляюще, особенно после прошлого нашего разговора и моего временного ареста.

— Сегодня в шестнадцать часов ты приглашен в Кремль, — спокойно продолжил Серго, словно речь шла о самом обыденном деле. — Будешь докладывать лично товарищу Сталину о результатах бакинской командировки и о перспективах нефтяной отрасли.

Я кивнул, стараясь сохранять внешнее спокойствие, хотя внутри все сжалось.

— Кстати, — Орджоникидзе резко повернулся, — что там с танковым проектом? Говорят, у вас там серьезные затруднения, сейчас, на окончательном этапе?

— Осложнений в любом случае не избежать, — ответил я, раскрывая следующую папку. — Есть сложности с двигателем. Мощность недостаточна для заданного веса машины, трансмиссия не выдерживает нагрузок. Нужны специальные сплавы для бронекорпуса. Сталь марки 4Н показала недостаточную противоснарядную защиту при испытаниях.

— И каково решение? — в голосе наркома слышалось нетерпение.

— Я подготовил комплексный план, — я разложил схемы на столе. — Во-первых, модификация двигателя. Увеличиваем содержание хрома в стали цилиндров, модернизируем систему охлаждения и карбюрации. Во-вторых, разрабатываем топливо с повышенным цетановым числом. В-третьих, усиливаем трансмиссию. Увеличиваем площадь зацепления шестерен, меняем подшипники главного вала.

Я перевернул лист, показывая следующие чертежи.

— По броне — переходим на двухслойную катаную с использованием легирующих элементов. И целый ряд эргономических улучшений. Командирская башенка с круговым обзором, замена мутных триплексов на более прозрачные, мягкие сидения для экипажа, негорючие комбинезоны, воздухозаборная труба для подачи чистого воздуха на марше.