Похититель детей - Сюпервьель Жюль - Страница 3

Антуан не осмеливается произнести ни слова. Фразы рвутся из его сердца, но застревают в горле и оседают.

Мама исчезает.

На Антуана глядит только ночь, ночь над сквером Лаборд и теснота комнаты. В распахнутом окне звезды. Сердце колотится в груди, мальчику хочется вскочить с кровати и одеться, спешить к маме, спросить, действительно ли он так важен для нее, как это сейчас показалось.

Проходят секунды, Антуан представляет себе, как мама и Роза ждут его дома. Мама смотрит в окно, оглядывая улицу, няня плачет, и каждое такси, что проезжает мимо, они провожают долгим взглядом — пока вдалеке не растворяются его номер и свет фар.

Как же спешит мальчик одеться и со всех ног мчаться домой! Ясно же, что этот высокий полковник — лишь короткий эпизод в жизни Антуана Шарнеле. Он еле втискивает ноги в ботинки и чувствует под пяткой морщинки носков. Как завязывают шнурки? Но тут набежали сомнения, Антуан думает о полковнике. Почему этот незнакомец выбрал именно его и чего хотел?

Антуан старательно застегивает курточку, рубашка под ней топорщится. Куда подевалась шляпа? Вот же она, на вешалке. Но ему не дотянуться. Может, пододвинуть кресло и, забравшись, достать шляпу? Хотя тогда от шума все проснутся; да шляпа и не нужна совсем. Он идет к двери детской, дальше — комната няни. Сквозь сон няня бормочет что-то по-английски, Антуан между тем уже в прихожей. Кругом темно, и наверняка он вот-вот наступит на свои шнурки и упадет.

Мальчик спускается по лестнице, приседая на каждую ступеньку, скользя вниз, в черноту ночи.

А на сердце радостно. Вот семилетний Антуан в новых штанишках, которые нужно беречь и ненароком не запачкать, стоит у высокой застекленной двери, а за ней — сквер. Дверь забрана темными перекладинами, похожими на те, какие у Антуана дома. Сквозь стекло пробивается свет степенных уличных фонарей — с этим тусклым светом шутки плохи.

— Дверь, откройся, ну пожалуйста.

Он выходит. Скорее домой. Антуан сбивчиво растолковывает своим ногам, что делать и куда нужно попасть, пытаясь выведать у них тайну, которая приведет его обратно к дому. Как дойти до парка Монсо? Он спрашивает дорогу у господина, который шагает осторожно и нерешительно, водя перед собой тростью.

— Обратитесь-ка лучше к кому-нибудь другому, друг мой, я ведь слепой.

Антуан подходит к продавцу газет, и тот объясняет, как дойти. Мальчик бежит что есть сил, словно до дома осталась лишь сотня метров. Но потом у него возникает ощущение, что придется так бежать до самой старости.

И он словно бы слышит, как перешептываются дома, когда он проходит мимо. Слышит их недоуменное бормотание, глухой удивленный ропот — до чего же странно видеть ребенка в этот час одного на улице.

Наконец он на месте. Знакомый пятиэтажный дом. Но в окнах третьего этажа — ни огонька. Неужели мама спит? Антуан растерян, не застав ее ни на балконе, ни внизу в дверях. Розы тоже не видно. Значит, они совсем забыли про него, сегодня-то ночью! Арка, ведущая во двор, молча и хмуро уставилась на Антуана и будто понятия не имеет, что произошло. Смотрит на него своим глазом, как на чужого, словно мальчик изменился до неузнаваемости.

Антуан потупился и разглядывает тротуар под ногами, пытаясь понять, что делать дальше. И вдруг замечает на тротуаре черепаху, ту самую, маленькую черепаху, которую когда-то завел себе дома. Неужели умерла? Он поднимает черепаху с земли — живая; шевелит лапами, вертит головой. Наверное, упала с балкона, где он устроил ей домик. Решила отправиться на поиски Антуана? Цела и невредима.

Он стоит с черепахой в руках. Надо непременно показать ее ребятам. Медленно, а потом шагая все быстрее, он возвращается к скверу Лаборд. Не повстречав по дороге никого, кроме уличных деревьев?*** здесь, как и во всех городах, они покорно склонили головы и смиренно принимают все, что ни назначит им Вселенная.

В теле тяжело перекатывается сонное оцепенение. Но ведь у Антуана нет ключа, как же он попадет обратно в дом к похитителю? Мальчик нажимает на кнопку возле двери подъезда — и вот уже поднимается по лестнице. Выждав немного, садится под дверью квартиры. И чувствует спиной, как дверь приоткрывается, стоило только погаснуть лампе на лестничной площадке.

Но за дверью — никого, ни статного полковника, ни его жены, вообще никого. Уходя, Антуан — по неосознанной детской предосторожности — не затворил за собой плотно дверь.

Вместе со своим сном Антуан снова у похитителя. Оба они, мальчик и сон, крадутся мимо няни.

Та ворчит из-под одеяла:

— Малыш, ты совсем отбился от рук. Никуда не годится вскакивать посреди ночи.

— Это я исключительно сегодня, — отвечает Антуан, впервые в жизни произнося такое слово.

И крепче прижимает к себе черепаху, спрятанную под курточкой, где сейчас будто бы хранится все, что только есть исключительного в мире.

Между тем полковник в соседней комнате не спал. Впрочем, он был настолько занят своими мыслями, что даже не слышал, как Антуан прокрался за дверью.

Полковник вспоминал лондонский зоопарк. Он бродил по дорожкам. Ему нравились хищники и слоны — огромные, они точь-в-точь как дети, хотя и внушительные на вид.

Стоял зимний день; полковник заметил табличку, которая заставила его призадуматься.

Lost children should be

applied for at the

Ladies Waiting room

by the Eastern Aviary

near the Clock Tower[1].

«Выходит, есть люди, у которых так много детей, что они позволяют им теряться, и бывают даже специальные службы, чья забота — искать малышей и возвращать родителям!»

И тут полковник увидел, как унылая супружеская пара бредет через туман к скамейке. Муж и жена беспокойно оглядывались по сторонам. Каждый из них вел за руку ребенка. Похоже, близнецы, года по четыре. На родителях убогая залатанная одежда, в то время как дети наряжены с показной изысканностью.

Мальчиков усадили на скамейку. Из мешочка, затерянного в складках землисто-коричневой суконной юбки, мать достала две крошечные шоколадки, обернутые серебристой фольгой. И торжественно, словно совершая церемонию, вручила их детям — столь чинно, что впору было подумать, что шоколадки должны насытить ребятишек на всю оставшуюся жизнь.

— Eat this and be quiet[2].

И родители, быстро шагая, растворились в тумане.

Бигуа долго бродил неподалеку от скамейки. Ему казалось, он теперь в ответе за мальчиков и должен присматривать за ними. Полковник был единственным, кто видел, как истрепанные бедностью родители бросили ребятишек. Но в самом ли деле бросили?

Ему вспомнилась табличка про потерянных детей.

Lost children should be...

— Возвратить им близнецов было бы жестоко, непростительно. Да и отыщутся ли когда-нибудь эти горемычные родители? Зачем еще, кроме как утопиться в Темзе, они так спешили прочь?

Бигуа снова обошел скамейку. Туман теперь еще плотнее. Один из малышей уснул. Полковник уже не колебался. Взяв детей за руки, он повел их к выходу из зоопарка, минуя часовую башню. Перекатываясь то вправо, то влево, туман зыбко расступался перед полковником, осанистым и важным, в пальто с высоким воротником, отороченным мехом. В гостинице он обнаружил в карманах у детей схожие записки:

Be good to us. We are twin brothers and orphans, four years old, born in Staffordshire[3].

My name is Fred, — говорилось в одной записке.

Му name is Jack[4], — в другой.

Тем же вечером Бигуа с женой возвратились в Париж, взяв с собой близнецов.

Потом мысли полковника перетекли к Жозефу, старшему из всех, пятнадцатилетнему мальчику — мы с вами повстречали его в прихожей, он держал в руках футбольный мяч. Бигуа украл Жозефа в Париже... Не станем, однако, забегать вперед, об этом мальчике — позже.