История тишины от эпохи Возрождения до наших дней - Корбен Ален - Страница 17

Ив Бонфуа долго рассматривает «Воскресение Христа» Пьеро делла Франчески. По мнению исследователя, от этой фрески явно исходит тишина. Она призывает зрителя обратиться в слух и осознать, насколько долго и кропотливо живописец над ней трудился. По мнению Бонфуа, «Воскресение» делла Франчески отличается от других изображений XIV века, которые исполнены тишины, идущей от особенностей выстраивания в них перспективы, — ее характерная черта в «устанавливании четких и простых соотношений между пропорциями и формами». Но тишина фрески Пьеро делла Франчески, как подчеркивает Ив Бонфуа, заключается в ином, у нее другая природа: речь идет о безмолвии, возникающем, когда человек «внимает миру, прислушивается ко всем его звукам и вибрациям, к каждому шороху и вглядывается в отражение небесной синевы в воде»[196].

Сюжет Благовещения был в то время очень популярен, и, как правило — что вполне объяснимо, — удивительная, непередаваемая тишина всячески в нем подчеркивалась. Пусть даже архангел обратился к Пресвятой Деве со словами — но, в сущности, были ли они произнесены? — и та коротко ему ответила, душа Марии наполнена глубоким молчанием. Оно рассеется лишь тогда, когда раздастся славословие Марии «Магнификат» («Величит душа Моя Господа...»). В схожем ключе Марк Фумароли анализирует, причем блестяще, безмолвие картины «Мадонна в скалах» кисти Леонардо да Винчи, находя это произведение вершиной религиозной живописи в христианской традиции. От персонажей картины веет тишиной, и «они уже знают намеченный ход всех последующих событий, осознают их неминуемость и наблюдают со стороны»[197] — Благовещение, Рождество, Крещение и Крестный путь.

Небольшая картина Рафаэля, выставленная в Лувре, получила название «Молчание Мадонны». Эта работа заслуживает столь же тщательного анализа, какой провел Марк Фумароли в отношении «Мадонны в скалах». Теперь же обратимся к «Святому Иосифу» Жоржа де Ла Тура и к глубине смысла той безмолвной речи, с которой художник обращается к зрителю. Этот живописец, как отмечает Марк Фумароли, «придерживается традиционного французского принципа, состоящего в том, чтобы избежать крайностей — как чрезмерности, так и недостатка — и соблюсти во всем меру; благодаря этому картина обретает насыщенность и глубину», и такой подход служит отличительной чертой «галликанской духовности»[198].

Как мы видели, Поль Клодель считал живопись Рембрандта искусством тишины. В сущности, творчество многих художников, работавших после Рембрандта, можно было бы охарактеризовать так, и едва ли возможно составить исчерпывающий список этих художников. Однако же попробуем назвать некоторых из них. Картины жанра vanitas, подчеркнем снова, — это запечатленное на холсте безмолвие, причем здесь эффект еще более усилен благодаря изображенным предметам. Луи Марен называет vanitas «онтологией пустоты», подобные произведения заставляют нас прислушаться к тишине вещного мира. Они призывают просто смотреть, пребывая в молчании, требуют от зрителя отложить в сторону все повседневные дела, замереть в немом созерцании и оставаться вот так до конца дней, в ожидании момента смерти. Вместе с тем vanitas воскрешают в уме зрителя тени прожитых лет. В связи с этим отметим особую силу воздействия картины Филиппа де Шампаня «Memento топ», выставленной в музее города Ле-Ман. Мария Магдалина и святой Иероним были излюбленными персонажами картин, выполненных в жанре vanitas, для которых безмолвие было главным объектом изображения.

Многие художники первой половины XIX века стремились передать неизреченное слово тишины — прежде всего, речь идет о Каспаре Давиде Фридрихе, в чьем творчестве, согласно исследовательнице Анушке Васак, воплотилось «ощущение безмолвия горизонта». Его «Странник над облаками» порождает в наблюдателе целую гамму эмоций, причем все они возникают в результате созерцания полной тишины, и этот молчаливый разговор художника со зрителем поистине увлекателен. Как пишет Анушка Васак, «странник, который есть не что иное как отражение моего “я”, одновременно предстает передо мной как “другой”[...]. Он указывает мне, что я еще далеко не все разглядела, и указывает также на само мое желание разглядеть, он напоминает: для того чтобы видеть, подчас необходима темнота»[199]. На полотне Фридриха мы видим то же самое, что и при молчаливом созерцании пейзажа. Вдобавок персонажи картины выражают свое изумление, храня неподвижность и безмолвие. Эта внешняя незыблемость — разновидность древнегреческого пафоса, религиозного жара, возникающего при погруженности в созерцание природы. На страницах своего дневника Каспар Давид Фридрих говорит, что художнику необходимо прислушиваться к собственному внутреннему голосу, прежде чем приступать к созданию произведения, в котором воплощено то, что он увидел и постиг в тишине и темноте.

В подкрепление этих тезисов приведем несколько примеров картин, изображающих тишину, — речь идет о знаменитых работах из коллекции музея д'Орсе, принадлежащих ко второй половине XIX века. Итак, это «Анжелюс» Жана-Франсуа Милле, пронизанный щемящим, кротким молчанием набожных крестьян; «Рождение Венеры» Уильяма Бугро, где перед нами представлено безмолвие чувственное; «Колыбель» Берты Моризо, где раскрывается глубина материнского молчания; «Абсент» Эдгара Дега с безмолвием отчаяния и отсутствия человеческой близости и, наконец, «Мужчина и женщина» Пьера Боннара — здесь мы опять-таки видим безмолвие двух одиночеств.

Помимо живописцев названной эпохи, красноречивость тишины очень тонко и полно выразили импрессионисты — подобным произведениям, выполненным их кистью, нет числа. Фернан Кнопф так и называет твою картину — «Тишина»; изображенная на ней женщина в перчатках приложила палец к губам. В творчестве импрессионистов, тяготевших к образам-символам, тишина часто выражена через опущенную вуаль или покров ночи, которые подчеркивают отдаленность и отделенность персонажа от всего окружающего. Уединившись в молчании, он ищет истину, подлинную реальность. Остановимся подробнее на известной работе Арнольда Бёклина «Остров мертвых». Тишина этой картины — удушающая. Лодка, движущаяся к острову, уже захвачена островом в плен. Произведение Бёклина символизирует одновременно безмолвие и неотвратимость смерти. «Орфей на могиле Эвридики» Гюстава Моро — сама тишина. «Божественный певец угас навсегда. Замолк великий голос, который пел обо всем мироздании»[200].

Еще целый ряд художников-символистов, раскрывая тему тишины, отражают это в самом названии своих работ. Помимо уже упомянутой пастели Фернана Кнопфа, укажем на серию картин Франтишека Купки под названием «Голос тишины» (1903). А художник Морис Дени дал имя «Silentio» (лат. «тишина») своей вилле, расположенной в местечке Трестриньель, на морском побережье, в предместье бретонского города Перрос-Гирек.

Позднее теоретики живописи указали в произведениях сюрреалистов на другую разновидность тишины. Так, «Империя света» Магритта — это, прежде всего, произведение о глубокой тишине. Джулия Латини Мастранджело подробно анализировала ряд работ Сальвадора Дали и манеру передачи на них безмолвия, которое пронзительно. На картине «Загадка», датированной 1982 годом, изображена античная статуя как знак вечной и абсолютной тишины. Когда Дали пишет «На берегу моря» (1932), он стремится передать ощущение одиночества и протяженность пустого пространства, которым владеет тишина. «Погрузившись в это чувство одиночества, [Дали] создает произведение, которое посредством тишины взывает к нашему одиночеству и к нашему восприятию тишины»[201]. Вероятно, эта работа была навеяна Сальвадору Дали современным ему стихотворением Лорки: