В Россию с любовью (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 15

— Да… Матушка Елена, — склонилась в низком поклоне Женя. — Тётка Настасья, — тоже поклон, но лишь обозначающий приветствие — главе дружины. — Поликарп Людмилович. — Примерно равный поклон главному придворному врачу. Он по значимости сильно ниже главы семейной гвардии, но по важности иногда бывает главнее всех в этой стране. Таких людей лучше всячески поощрять, выказывать уважение, особенно если это ничего не стоит. И вопросительный взгляд на последнюю представительницу, незнакомую ей, но смутно припоминаемую — где-то виденную.

— Присаживайся, Евгения, — произнесла мама.

Царевна прошла к торцу стола и села на одно из двух свободных мест. Стол в личной комнате всё-таки небольшой для такого количества гостей.

— Хочу представить тебе профессора психиатрии Арину Ромодановскую. — Кивок на последнюю участницу совещания. — Арина — мой доверенный человек, при ней можно говорить ВСЁ, даже что нельзя никогда и нигде.

Было видно, самой Арине от этих слов и этого собрания не по себе, но она держалась уверенно.

— Она не просто подписала все подписки. Она понимает, что за любой просочившийся наружу слух о том, что будет произнесено сегодня здесь, окажется в подвалах тайного приказа. И я не угрожаю, нет, — властный взгляд на Арину. — Я просто называю вещи своими именами.

— Я понимаю ответственность, ваше величество, — раболепно склонила голову Ромодановская.

— Итак, Поликарп Людмилович, начните вы.

— Я не знаток психиатрии, — прокашлявшись, начал придворный лекарь. — Я всего лишь медик. И с моей точки зрения — у царевича всё в порядке. Снимок головы показал небольшую гематому, сотрясение, но такие повреждения не приводят к тяжёлым последствиям… Обычно. Опираясь на снимки, УЗИ и анализы, я констатирую, царевич Александр в полном порядке. У него не должно быть ничего эдакого. Но это взгляд исключительно медицины, как мирской науки. Мы — всего лишь врачуем, лечит — господь, и по поводу Его воли лучше обращаться к нужной инстанции.

— Всему своё время, сын мой, — улыбнулась «мать Елена», на которую он пытался взглядом перевести «стрелки».

— То есть, никаких ушибов, гематом, опухолей, которые могли бы давить на мозг, меняя его работу? — прищурившись, уточнила царица.

— Я сталкивался в своей практике с многими из описанных вами вещей, ваше величество. Но нет — это не случай Александра, — закончил с диагнозом врач.

— Понятно. Оль, начинай ты, — одним движением подбородка обратилась к дочери царица.

Теперь прокашлялась Ольга, открыла блокнот и начала рассказывать, опираясь на записанные в нём тезисы.

— Первое и самое главное — потеря памяти, она настоящая. Его много раз провоцировали на непроизвольные реакции, но он на них не отреагировал. Ни один тест, сделанный по методикам клиники Арины, положительного результата не дал, из чего можно сделать вывод — это не симуляция. Он и правда ничего не помнит.

— Сколько провели тестов? — нахмурился Поликарп Людмилович.

— Семьдесят шесть. Участвовали все: доктора, слуги, мы с Марьей и Евгенией, — благодарный взгляд на неё. — Марья поняла задачу правильно и отыграла на все сто, и, кажется, после отрицательного результата, к сожалению, ещё больше поверила, что Александр настоящий, а мы «занимаемся ерундой».

— Пусть считает что хочет, — покачала головой царица. — Из-за их связи она слишком предвзята и эмоциональна. Но с сего момента мы больше не даём ей подобных заданий, хотя и не разделяем этих двоих. Не стоит рушить мир девочки раньше времени.

— Ты так уверена, что это не он? — нахмурилась матриарх русской православной церкви, она же «мать Елена».

— Оль, — вместо ответа показала продолжать дочери царица.

— По навыкам. Он хорошо ориентируется в том, что знал и умел Александр. Позавчера, когда водили его в музыкальную, сыграл на скрипке и ручном органе, как просила Марья, но после взял гитару и тренькал что-то на ней, мне не знакомое. И лицо его было полно счастья. Он и правда помнит, как играть, что говорит в пользу, что это наш Александр. Но то, что он больше половины времени уделил гитаре, которая, насколько я знаю, там находится случайно, это инструмент Нарышкиной…

— То, что он не слишком ценил гитару до покушения, не значит, что не умел на ней играть. Считаю, это ничего не значит, — возразила Женя, встав на защиту мелкого.

— А ещё Маша сказала, что он играл песню, ранее ей не знакомую, — давила своим аргументом Оля. — Что-то простое, но энергичное.

— Это тоже ничего не значит, — настаивала Женя. Давайте к другим наблюдениям.

— Этикет. Сделал все нужные действия, обслужил партнёршу, правильно использовал приборы, но когда его спросили, что нужно делать, если так и так, в том числе то, что он уже сделал — потерялся и ответить не смог. Ещё по навыкам… Танцы. Чувствовал себя на них прекрасно. Делал всё, что говорил учитель, выполнял все па. Теории на этом занятии, к сожалению, нет, так что здесь только подтверждается мысль, что навыки Александра у нашего текущего брата остались если не в полном объёме, то в достаточном, чтобы мы ничего не заметили.

Оля посмотрела на Арину, которая, чёркая что-то в блокноте у себя, лишь кивнула. И непонятно, то ли соглашаясь, то ли наоборот.

— Далее, теория, знания, — продолжала Ольга. — Этикет показал, что их нет. Есть лишь понимание, что он только что сделал. Но физика и биология показали, что не всё так просто — в его голове есть нечто, чего не могло быть у Александра. Он спрашивал у преподавательницы такие вещи, которые даже я только слышала, и в некоторых аспектах разбирался, хотя наш Саша по учебному плану к ним даже близко не приступил.

— Может ты преувеличиваешь? — напряжённо переспросила царица.

— Нет, мам. К сожалению. Он спрашивает про конденсаторы, катушки, работу рации — и Машка после занятия признаётся, что наш Саша ни разу не открывал учебник на темы, до которых они ещё не дошли. Она божится в этом… Да и я сама, зная брата, уверена, что это так. То же повторилось на биологии, но в меньшем масштабе — там довольно специфическая тема, мало места для провокаций. Но это не все наблюдения, — обвела Ольга присутствующих тревожным взглядом. — Он говорит… Иначе. Постоянно сбивается с нормального языка, который пристал царевичу, на котором общался четырнадцать последних лет, или тринадцать, если считать с первого произнесённого им слова. Сбивается на какой-то… Дикий молодёжный сленг. Так говорят в бедных кварталах беспризорники, или обитатели приютов. Вот например… «Прикол» — что-то интригующее, — начала перечислять она, перевернув блокнот на последнюю страницу. — «Срать я хотел…» — наплевательское отношение к чему-либо, сказано на нравоучение преподавателя этикета о важности его предмета. «Засохни» — это тебе, Евгения, когда ты его провоцировала в рамках наших тестов.

— Было такое, — задумчиво кивнула Женя.

— «Кайф» — что-то хорошее. «Чё за фигня» — вопрос «что это такое происходит» в негативном ключе. «Я те чё, новый примус?» — «не надо на меня смотреть с таким удивлением». Вот список слов и выражений, которые я записала, а я записала не всё, — передала она лист по кругу сидящим за столом. Начала с находящейся рядом матриархи, до Жени очередь дойдёт в конце.

— М-да, всё хуже, чем я думала, — покачала головой мама, беря в руки лист, пробегая его глазами.

— А ещё он написал вот это. Это биология, его отчёт об увиденном в микроскопе. — Второй лист пошёл по кругу. Женя не выдержала, встала и мельком увидела… Текст. Рукописный. Но совершенно непонятный.

— Где здесь твёрдые знаки? — ещё больше нахмурилась мать. — А вот тут «е» вместо «ять». И тут. «Ять» вообще ни одной по тексту! А…

— А я тебе о чём! — воскликнула Ольга. — После занятия я съездила на факультет филологии и лингвистики в Преображенское, к Анне. Ты её знаешь.

— Как не знать, — усмехнулась мама.

— Показала ей. Она сказала, что текст составлен грамотно. Твёрдые знаки убраны, «ять» и «е» объединены в одну букву. И ещё кое-что по мелочи. И её вердикт: «Это упрощённый русский язык. Как говорим — так и пишем. Было бы неплохо ввести подобный на государственном уровне, но люди слишком привыкли писать как есть. Рада, что кто-то этим занимается». Это её слова. Она сказала, что это не шутка, не… «Прикол», — снова сверилась Ольга с блокнотом. — Текст выдержан в неких придуманных правилах, и этим правилам чётко следует, никаких ошибок.