Незваная (СИ) - Скворцова Ксения - Страница 25

— Руку! — зло приказала ведьма, требовательно протягивая ладонь.

Мстиша повиновалась и в следующее мгновение почувствовала колючую боль. Сделав надрез на её ладони, Незвана, не поморщившись, полоснула по своей и грубо схватила руку княжны, соединяя раны. Почти как в свадебном обряде. Только вместо уз любви их будут связывать узы ненависти.

— Согласна ли ты исполнить клятву и отдать мне свою личину? — яростно спросила Незвана, и Мстислава удивилась тому, откуда в голосе этой забитой, всю жизнь подчинявшейся другим смердки взялось столько властности. Мстиша ещё не успела ответить и по-прежнему оставалась в собственном теле, а дух её уже оказался сломлен.

— Да, — прошептала она, и ощутила, как по телу ведьмы пробежала победная дрожь.

Кожу противно защипало, и хотя порез был небольшим, Мстиша почувствовала, как между их ладоней мерзко захлюпали смешавшиеся кровь и пот. Несколько капель упали на поверхность зеркала, и Незвана принялась что-то торопливо нашёптывать. Свободной рукой она достала из сумки склянку и, зубами откупорив пробку и сплюнув её на снег, сделала большой глоток, а потом, не разнимая рук, протянула Мстише:

— Пей.

Не помня себя, Мстислава приняла сосудец и одним махом осушила его до дна.

Глотку охватил жар, словно она выпила жидкий огонь. Мстиша согнулась, не в силах сделать вдоха, и попыталась вырваться, но Незвана продолжала крепко держать её за руку. Живот скрутило мучительной судорогой, но ведьма заставила Мстиславу наклониться над зеркалом. Перед глазами всё расплывалось, но она увидела, как отражение их лиц начинает дрожать и мутнеть. Мстиша в ужасе зажмурилась и услышала полные ликования слова:

— Да будет так!

Её ладонь вдруг оказалась на свободе, и Мстислава повалилась вниз, корчась от прожигающей насквозь боли. Она каталась по насту, пытаясь унять огонь, раздирающий внутренности, заживо снимающий кожу, вырывающий волосы. Снег был повсюду — во рту, под ногтями, за пазухой, но и он не мог остудить полыхающее в ней пламя. Мстиша горела заживо и кричала, пока голос не треснул и вопль не сменился сипением, барахталась в снегу, пока силы окончательно не оставили её, и ни одна мышца больше не подчинялась приказам. Затихнув, она распласталась на земле. Место боли заняло онемение. Всё, что Мстислава могла делать — неподвижно смотреть перед собой.

Совсем близко раздался лёгкий хруст шагов. Кто-то поднял её безвольное запястье и, быстрым и грубым движением стянув кольцо с пальца, отбросил руку обратно на снег.

— Не лежала бы ты на земле, так и застудиться недолго, — прожурчал сверху ласковый голос.

Шаги делались всё тише, и вскоре откуда-то издалека до Мстиславы донёсся чистый и звонкий, как серебряный колокольчик, звук её собственного смеха.

***

Когда Мстиша пришла в себя, было совсем темно. Дрожа от холода и почти не чувствуя тела, она наощупь нашла ворох одежды, оставленной Незваной. От мороза вещи стояли колом, и Мстиславе с трудом удалось кое-как натянуть их на себя. Княжна настолько замёрзла, что даже мысль о том, что она надевает чужие обноски, уже не смущала её.

Выпрямившись во весь рост, Мстиша, совершенно сбитая с толку, огляделась. Внизу в лесной черноте теплились оконца избушки, и княжна, едва передвигая окоченевшие ноги, поплелась на свет.

Войдя во двор, Мстислава замерла в раздумье. Идти внутрь не хотелось, но она слишком замёрзла, поэтому пришлось расстаться с мыслью переночевать в холодном хлеву. Ухватившись за ручку двери, княжна ещё долго стояла, собираясь с духом. Переступить порог ей мешал стыд. Мстиша чувствовала себя голой. Опозоренной. Выпоротой на торговой площади. Оплёванной. Она больше не была княжной. Она стала отверженной и не представляла, как сможет посмотреть теперь кому-то в глаза.

Но какой-то неясный зов, тяга, бывшая сильнее всех невзгод, сильнее презрения к себе и срама, заставляли её искать тепла и пищи, заставляли идти на свет. Заставляли жить дальше. Жить, несмотря ни на что.

Толкнув дверь и миновав крошечные сени, Мстиша вошла в избу. Ратмир мирно спал на лавке. Печь была пуста, а за столом в одиночестве сидела… Сидела она сама.

Незвана зачарованно рассматривала себя в Мстишино зеркало, так и сяк поворачивая голову, поднося зеркало то ближе, то дальше, то и дело останавливаясь, чтобы подробно рассмотреть каждый вершок своего нового лица. Она мельком, без малейшего любопытства глянула на вошедшую княжну и продолжила самозабвенно изучать своё отражение. Незвана сняла платок — кажется, длина волос её совершенно не смущала — и время от времени с видимым наслаждением зарывалась пальцами в золотистую копну, вороша пряди. На её губах играла одухотворённая улыбка.

Застыв с открытым ртом, Мстиша смотрела на Незвану. Сколько бы бесчисленных часов княжна ни проводила напротив зеркала, ей никогда не приходилось видеть себя со стороны, и, каким бы неправильным и болезненным оно не было, зрелище завораживало. Только теперь, чужими глазами, Мстислава сумела по достоинству оценить всю степень своей красоты: за всю жизнь она не видела существа прекрасней.

Но мучительная мысль разрушила волшебство мига, напоминая: каким бы восхитительным и неотразимым ни было её тело, оно больше ей не принадлежало. Мстислава быстро подошла к Незване и попыталась выдернуть зеркало, но непослушные руки лишь неуклюже схватили воздух.

— Отдай, это моё! — воскликнула княжна и тут же поперхнулась собственными словами. Она никак не могла поверить, что говорит Незваниным голосом.

— Тише ты, Ратшу разбудишь, — назидательно ответила Незвана. — Забыла? Всё твоё — теперь моё. И потом, — она почти застенчиво опустила невозможно длинные пушистые ресницы и бросила на Мстишу игривый взгляд, — нынче тебе оно ни к чему. Только зря душу травить.

Мстислава невольно шагнула назад, не находя слов для ответа.

— Ложись спать. Когда Ратша проснётся, разбуди меня.

— Не смей мне указывать! — прошипела Мстиша, но Незвана только повела плечом и промурлыкала:

— Ничего, совсем скоро он подымется на ноги, и мы уедем, останешься здесь хозяйкой. Чем меньше мы будем видеть друг друга до отъезда, тем лучше. И, мой тебе добрый совет: на глаза Ратше не попадайся.

Одарив Мстишу милейшей улыбкой, Незвана сладко потянулась и забралась на полати. Вскоре до княжны донеслось её спокойное, размеренное дыхание.

Мстислава не смогла заставить себя есть. Выпив горячей воды, чтобы согреться, она загасила лучину и подошла к Ратмиру. В сером полумраке казалось, что он соткан из теней. Мстиша умирала от желания напоследок поцеловать мужа, но не смогла прикоснуться к нему этими, чужими губами. Невесомо дотронувшись до его щеки кончиками пальцев, она свернулась на полу клубком и провалилась в чёрную яму сна.

Стоило Ратмиру зашевелиться утром, Мстиша подскочила как ошпаренная. Она метнулась к полатям и разбудила Незвану, а сама затаилась в бабьем куту.

Мстислава старалась не прислушиваться, и в то же время не могла пропустить звуков его голоса — удивлённого, радостного, нежного, родного. Она спряталась за печным скарбом, но в просвете между нагромождением кадушек и корзин ей было видно, как Ратмир, привстав на локте, гладит Незвану по щеке.

Не выдержав, Мстиша ринулась вон из избы.

Она бежала, не разбирая дороги, и только потом поняла, что ноги сами вынесли её на берег реки. Лёд хоть и вызывал у неё неясное чувство беспокойства, не внушал такого безумного страха, как открытая вода, и Мстиша решилась подойти к самой его кромке. Присев на колени, она осторожно наклонилась.

Захотелось отпрянуть, но княжна сдержалась. С этим лицом ей предстояло жить, и она должна была рассмотреть его во всех подробностях. Но ничего нового Мстислава не увидела: бледная синеватая кожа, рябые веснушки, большой острый нос, маленькие невнятного цвета глаза, обрамлённые редкими рыжеватыми ресницами. Мстиша робко коснулась себя. Обветренная шершавая шкура даже отдалённо не напоминала нежный бархат её щёк.