Незваная (СИ) - Скворцова Ксения - Страница 22

Если бы у Мстиши хватало сил, чтобы оглянуться вокруг, она бы заметила, что и Незвана стала сама не своя. Как и княжна, она почти перестала есть и часто бросала долгие, задумчивый взгляды на лежащего в забытье княжича и сидящую над ним Мстиславу. Впрочем, один раз Мстиша, ненадолго отлучившаяся от мужа, застала Незвану возле постели Ратмира. Она вливала ему в рот какую-то жидкость с ложки. Брови девушки надломились в непривычном сострадании, бросавшем слабую тень красоты на блёклое невыразительное лицо.

— Что это?! — в тревоге воскликнула Мстиша.

Незвана мельком глянула на княжну и закупорила голубоватый глиняный пузырёк.

— Сонное зелье, — буркнула девка, — чтоб крепче спал.

Одарив Незвану хмурым недружелюбным взглядом, Мстиша заняла своё место на овчине подле лавки и поправила и без того ровно лежавшее одеяло. Сползший рукав обнажил лиловый рубец от тетивы на её руке, и Мстислава поспешно натянула край рубахи, пряча его.

Незвана усмехнулась.

— Поистрепалась ты, а, княжна?

Мстислава вспыхнула и подняла на девку голову, награждая её презрительным взглядом. Но той и горя было мало.

— Может, лучше пусть и не очухивается Ратша? А то, глядишь, разлюбит да сбежит от тебя?

Хоть Мстиша успела привыкнуть к резким переменам в настроении Незваны и едва ли обращала внимание на её ядовитые речи, слова о потерянной красоте попали точно в цель. С тех пор, как Мстислава обрезала косы, она ни разу не посмотрела на себя ни в зеркало, которое без дела пылилось в сумке, ни в отражение в бочке или замёрзшей реке. Глядеть на уродливые патлы совсем не хотелось. Что же до всего остального, то Мстиша и так видела свои обезображенные руки, ничем не отличавшиеся от заскорузлых рук селянок, и так чувствовала, что одежда стала велика. Умываясь, Мстислава давно уже не ощущала под пальцами налитой гладкости — одни провалы да острые скулы.

Мстислава подурнела, и глупо было это отрицать, поэтому, гордо вздёрнув голову, она усмехнулась Незване в ответ:

— Думаешь, он меня за одну красоту любит?

Незвана прыснула так естественно и ненатужно, что княжна похолодела.

— А за что ж? Что в тебе ещё есть, кроме красоты? Да и той, вон, осталось — кот наплакал.

— Как это, что ещё есть? — забыв о намерении пропускать подначивания девки мимо ушей, возмутилась Мстислава. — Да всё!

— Всё? — хмыкнула Незвана и смерила её насмешливым взглядом. — Доброта, может? Только из нас никто от тебя слова доброго что-то не слыхал. Или руки золотые? Да ты пальцем о палец за всю жизнь не ударила, ни на что не годишься. Неженка, которая от вида собственного мужа хворого едва под лавку бездыханная не свалилась! Ну а уж о том, что ты с ним сотворила, что до хвори этой самой довела, уж молчу.

Сжав зубы, Мстиша смотрела на девку. Противное веснушчатое лицо забавно раздваивалось через пелену выступивших слёз.

— Ты лжёшь, — только и сумела ответить княжна.

Незвана фыркнула:

— Можешь тешить себя, коли нравится. Да только в глубине души сама знаешь, что я права. Вкрасне всяк полюбит, а вот вчерне?

Тогда их стычку прервал появившийся Шуляк, но с тех пор речи Незваны засели занозой в сердце Мстиславы. Она старалась не думать о них, ведь сейчас главным было вы́ходить Ратмира, но сомнение в себе и в любви мужа, посеянное давно и нынче заботливо политое Незваной, потихоньку росло на задворках Мстишиной души.

Шуляк предупредил, что рано или поздно в болезни Ратмира наступит перелом, и Мстислава ждала этого времени со страхом и нетерпением. Ни на миг не оставляя мужа, она спала на полу у его лавки, словно собака у ног хозяина. Казалось, больше не существовало того, чего бы она не сделала, только бы Ратмир выжил.

Неглубокий, беспокойный сон резко оборвался. Ратмир, обычно неподвижный и точно смирившийся с лихорадкой, метался по постели. С его пересохших потрескавшихся губ слетали то неясные слова, то болезненные стоны. Одеяло валялось на полу, рубашка вымокла, а лоб и шею, точно затейливые хрустальные бусины, усыпали крупные капли пота.

Мстислава поспешно накрыла мужа, но в следующее же мгновение он снова скинул одеяло. Движения княжича, дёрганые и беспорядочные, делались всё более сильными, и, боясь, что он навредит себе, Мстиша попыталась удержать руки мужа. Но у неё ничего не вышло: слабый и худой, Ратмир вырвался из её хватки с болезненной яростью. Мстислава попробовала успокоить его, но, отмахнувшись от княжны точно от назойливой мухи, Ратмир, собрав невесть откуда взявшиеся силы, сел.

Мстиша схватила его руки, пытаясь обратить на себя внимание, но он не видел её. Тёмный, лихорадочно блестящий взгляд был устремлён куда-то за Мстиславу. Она обернулась, повинуясь направлению взора мужа, но за спиной была лишь тьма, и по плечам княжны прошёл озноб.

— Ратмир, — ласково позвала она и несмело махнула рукой перед его глазами, но княжич, не замечая жены, продолжал смотреть расширившимися очами сквозь неё. Вдруг он на удивление отчётливо проговорил:

— Коня придержи да на запутье не сворачивай…

— Ш-ш-ш, — раздалось слева, и от неожиданности у Мстиславы ёкнуло сердце.

Проснувшийся колдун, всклокоченный, в нелепых валенках, сгорбившись стоял рядом и, нахмурившись, смотрел на Ратмира. В его глазах блеснуло узнавание, от которого у Мстиши похолодело внутри. Шуляк что-то зашептал, перебирая в воздухе костлявыми пальцами. Прислушавшись, княжна с изумлением разобрала знакомые с детства слова, которые няня напевала над ней знойными бессонными ночами:

Заря-зарница, красная девица,

Дай сну и упокою, спать крепко и плотно,

Не бояться ни стуку, ни бряку, ни грому, ни звону,

Ни зоров, ни призоров, ни ветряных переговоров.

Бессонница, безупокойница, поди в чисто поле,

Там кроватка тесовая, перинка пуховая…

Беспокойство, охватившее Ратмира, растворилось, глаза закрылись, а тело обмякло, и он почти упал на лавку. Но обрадовавшаяся было Мстиша вдруг ощутила тревогу. Ратмир лежал неподвижно, бледный и похолодевший.

— Что с ним? — прошептала она, но Шуляк не ответил. — Что с ним? — повторила она громче, и когда колдун продолжил молчать, княжна схватила его за грудки и что было мочи встряхнув, закричала: — Что с ним?!

Шуляк, нимало не тронутый Мстишиной яростью, спокойно убрал от себя её руки и отвернулся.

— Он умирает?!

Но волхв молча побрёл к себе.

Некоторое время Мстислава, распахнув воспалённые глаза, глядела на неподвижно лежащего мужа. Неужели всё оказалось напрасно?! Её путь сюда, отвергнутый Сновид, оставленная позади жизнь в тепле и богатстве, отринутая возможность вернуться домой, в Медынь, муки, пережитые в избе колдуна, унижение, потерянная красота — всё зря?! Вся её жизнь, принесённая в жертву, — зря? Ведь смогла же она пересилить себя, смогла вернуть ему человеческий облик! Почему же теперь, когда до вожделенного счастья оставался единый шаг, Пряха отвернулась от неё? Почему у самого порога отвергла её?

Мстиша сжала зубы до скрежета и ринулась вслед за Шуляком. Он уже был возле печи, когда она схватила его за плечо, заставляя развернуться.

— Прошу тебя, господин, — тихо, но отчётливо проговорила княжна. — Ты — могущественный колдун, тебе подвластны страшные и великие вещи. Однажды ты уже спас Ратмира. Прошу, не откажи мне! — Мстислава, словно в молитве, сложила ладони на груди и горячо прошептала: — Спаси моего мужа!

Глаза Шуляка холодно мерцали в полутьме, пока он, прищурившись, рассматривал её. А потом, по-прежнему не произнося ни слова, колдун медленно покачал головой. Он собирался развернуться, но Мстислава ухватилась за полу его поддёвки и рухнула на колени.

— Я молю тебя! Я на всё готова, только спаси его!

Губы её тряслись. Убирая навоз за свиньями и очищая от векового жирного нагара горшки, Мстиша думала, что ниже падать некуда, но нынче она, княжеская дочь, валялась в ногах у какого-то смерда, и всё её счастье зависело от его снисхождения. И Мстислава знала: если надо, она станет целовать его подошвы.