Крафтер (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич - Страница 48

— Матвей Семёныч, — начал я, войдя в комнату и садясь напротив его стола, — у меня к вам деловое предложение.

Старик аккуратно положил перо и внимательно посмотрел на меня.

— Говорите, барон.

— Мне нужен управляющий. Или бухгалтер, по вашему выбору. И я подумал, что вы идеально подходите для этой должности.

Матвей Семёныч замер, его лицо стало чуть более напряженным. Он аккуратно поставил руки на стол, как будто готовился к разочаровывающему мне ответу.

— Боюсь, барон, что я вынужден отказаться, — сказал он, не отрывая взгляда.

Я нахмурился, не ожидая такого ответа.

— Почему? — спросил я, не скрывая недовольства.

Матвей вздохнул, посмотрел в окно и вдруг начал рассказывать.

— Дело в том, что в свое время я был одним из лучших бухгалтеров в известном «доме» — это был серьезный и влиятельный род. Я управлял их финансами, контролировал счета, следил за всеми бизнес-операциями. Всё шло хорошо.

Я молчал, понимая, что старик не рассказывает о себе понапрасну.

— Но однажды я оказался в ненужном месте в ненужное время. Один из партнеров по бизнесу, которому я доверял, решил прибрать себе несколько крупных активов. При этом подставив меня.

Я прищурился, стараясь понять, что он имеет в виду.

— Подставив как?

— Очень просто. Он устроил так, чтобы на меня «повесили» невыгодные сделки, которые я якобы утвердил. А на самом деле, всё это было придумано им, чтобы скрыть свои собственные махинации. Я оказался в ситуации, когда пришлось не только терять свою репутацию, но и уходить в тень.

Он помолчал, как будто вспоминая былое.

— И вот с тех пор, — продолжил он, — я ношу это клеймо. Как только меня пытаются взять на работу в какую-то серьезную компанию, всплывает эта история, с неудачной для меня стороны, естественно, и меня тут же выставляют за дверь.

Теперь, когда он рассказал эту историю, я понял, почему он так стесняется вернуться к работе, для которой, казалось бы, был предназначен.

Я молча посмотрел на Матвея, понимая, что на самом деле, ему не так-то легко снова начать работать в том, чем он когда-то был хорош.

— Знаете, — сказал я, — несмотря на всё это, я думаю, что вы идеально подойдете для работы у меня. И я хочу, чтобы вы попробовали. Могу я рассчитывать на вас, Матвей Семёныч?

Он молчал немного, а потом кивнул, будто решив, что один шанс всё-таки стоит взять.

— Хорошо, барон. Но я предупреждаю, если что-то пойдет не так…

— Мы разберемся, — перебил я его с улыбкой. — Но давайте попробуем хотя бы начать с этого.

Я положил на стол пачку документов и грабительских счетов. Матвей Семенович бросил угрюмый взгляд на бумаги. Он походил в этот момент на чемпиона, что увидел перед собой сразу несколько конкурентов. От него пахло лавандовым одеколоном — смесью, от которой сводило скулы. Полки за его спиной поскрипывали от веса многочисленных томов.

— Раз вы приняли мое предложение, то вот и первое задание. — ухмыльнулся я, стрельнув глазами в сторону папки, лежащей на столе. — Будете моим личным бухгалтером. Наведите порядок в документах, создайте архив и подумайте, на чем мы можем сэкономить, а где и подзаработать. Меня устроят все варианты, вплоть до нелегальных.

Матвей поправил пенсне, и стекло блеснуло, как лезвие.

— Барон, я…

— Определенно справишься…

— А жалование?

— Определенно будет. Ты на испытательном сроке, а там посмотрим. Будешь хорошо трудиться — рублем не обижу!

Матвей Семёнович робко кивнул, словно признал поражение в самой важной битве. Его пальцы нервно перебирали костяшки счётов — видимо, считал, сколько минут осталось до моего ухода. Я не стал его нервировать и, громко хлопнув дверью, отправился к холодильнику.

Кухня встретила густым ароматом тушёной баранины и свежего хлеба. Настасья, блондинка с нежными руками, которые запросто могли переломить стальной прут, рубила капусту так, будто это была голова последнего врага. Фартук на ней напоминал политическую карту мира: то тут, то там пестрели пятна от борща, варенья и чего-то подозрительно зелёного.

— Мне бы чего-нибудь холодного, Настасья, — ухмыльнулся я, плюхнувшись на табурет.

Ее щечки покраснели и она метнула взгляд на холодильник.

— Квас кончился, но я сегодня утром заказала пива. Будете?

— Я точно не позволю тебе выйти замуж! — шутливо сказал я, а девушка уже открывала запотевшую бутылку. Пена хлестнула в кружку, как волна в шторм.

— Ну, не стоит быть таким собственником. — игриво улыбнулась кухарка. — Только…

Её слова утонули в рёве за окном.

— Ё-б-мать! Ногу! Ногу прищемило, зараза!

Стеклянная бутылка грохнулась на стол. Настасья выругалась на каком-то древнеславянском, а я уже мчался к выходу, мысленно посылая проклятия всему миру. Ну, ни минуты покоя!

Стройплощадка кипела, как адский котёл. Рабочие столпились вокруг манипулятора, из-под ковша которого торчала сапожная голенища. Парень под плитой был белее известки, но орал так, будто его резали.

— Ты чё, слепой⁈ — гаркнул бригадир на оператора крана. — Куда прешь, как…

— Заткнись! — рявкнул я, расталкивая толпу локтями. — Сейчас не до этого.

Плита лежала на ноге, как памятник человеческой тупости. Рабочий смотрел на меня глазами загнанного зверя.

— Держись, парень, — буркнул я. — Сейчас будет больно.

Но больно было мне — от осознания, что придётся тратить магию на такую ерунду. Хотя… пиво в руке ещё осталось…

Я повернул голову к Плюму, что тихо-мирно сопел у меня на плече, и взглядом указал ему на кружку в своих руках. Питомец фыркнул и метнул искорку силы в бокал.

Пиво в кружке забурлило, как разъяренный дух. Я швырнул остатки пены на плиту, выцарапывая ногтем руну прямо по конденсату на стекле. Символ светился синим — дешёвая целебная магия, но для обычного смертного хватит.

— Держись, бедолага, — повторил я рабочему. — Будет как на приеме у врача любовных хворей: сначала страшно, потом стыдно.

Мужики схватились за бетонную плиту, благо собралось их немало. Под матерый мат и «хэканья» бетонная пластина приподнялась на пару сантиметров. Парень дёрнул ногу, заорал, но тут же замолк, уставившись на неё, будто впервые увидел. Кость была цела, только вот сапог порвался на лоскуты.

— На, — сунул я ему кружку. — Сегодня выпьешь — завтра прыгать будешь. Не выпьешь — нога отсохнет.

Он ухватился за неё дрожащими руками:

— А что наливать-то?

— Вот неблагодарный! Что хочешь, то и наливай. Губит людей не пиво, губит людей вода.

Рабочие за спиной заржали. Один, в заляпанном цементом комбинезоне, крикнул:

— Барин, да вы философ!

— Философы в библиотеках сидят, — огрызнулся я, — а я тут с вами, кретинами, возись.

Парень на земле осторожно потрогал ногу, в этот момент во двор выбежала Настасья с очередной бутылкой для меня. Услышав краем уха наш разговор, она наполнила волшебную кружку до краев. Рабочий робко сделал маленький глоток, а распробовав, осушил все подчистую. Пиво потекло по подбородку, но лицо его мгновенно порозовело.

— Ну как? — спросил я.

— Теплеет… — пробормотал он. — И… чешется.

— Это нервы отращиваются. Завтра бегать будешь, как лань.

Бригадир, краснорожий, как варёный рак, подошёл, размахивая руками:

— Барин, я говорил тем, кто нам технику сдает, что кран неисправен! Это всё их гнилые запчасти…

— Гнилые запчасти? — перебил я. — Разберись с этим, иначе завтра тебя на крюк подвешу. Проверим, как летается.

Толпа снова загоготала. Сумерки сгущались, фонари замигали, отбрасывая жёлтые пятна на грязный бетон. Запах пива смешивался с пылью, а где-то вдалеке завывала бетономешалка, словно звала на помощь.

— Всё, — махнул я рукой. — Работаем дальше. Или кто-то ещё хочет стать памятником?

Рабочие разошлись, перешёптываясь. Парень с кружкой поднялся, хромая, но уже улыбался. Я уставился на ворота своего поместья, думая о том, что даже в мире магии самые сложные артефакты — это люди.