Железный гром 2 (СИ) - Алексей Янов - Страница 4

Войско Гремислава пересекало наши северные земли раскинутые по бескрайним лесам, в чем-то даже прекрасных в своей первозданной дикости. Армия продвигалась медленно, двигаясь главным образом по непролазным лесным тропам. Красивые, но, к сожалению, редкие луга были покрыты сочной зеленой травой и полевыми цветами. Но совсем другая картина открывалось в местах драговитских поселений. Там мы встречали только разрушения, пепелище и смерть. Вокруг валялись костяки коров, овец и прочей домашней живности рядом с растерзанными, изуродованными трупами не погребенных и не кремированных людей — все больше женщин и детей. Бывшие хижины, другие строения были разрушены и преданы огню.

Лагерь на ночь, по своему обыкновению, войско разбило прямо в лесу, рядом с небольшим озерцом с пригодной для питья водой. Лично я добрел сюда на морально-волевых, переставляя ноги из последних сил. Тяжело дыша, с немалым облегчением стянул с себя заплечный мешок, оружие и доспехи, побросав все это в траву. Прошли-то в общей сложности два десятка километров, а после зимы позабывшее о подобных переходах тело уже устало, отчетливо ощущалась боль в плечах и в пышущих жаром спинных мышцах. По собственному опыту я знал, что первые дни похода всегда самые тяжелые, но уже очень скоро, когда втянешься, то переносить все тяготы походной жизни станет заметно легче.

Мы с брательниками рухнули в зарослях, прикрывшись сверху тряпьем для хоть какой-то защиты от комаров.

— Видел, как сегодня на привале Добран пытал пленного галинда? — спросил улегшийся рядом со мной Тороп.

Лучше бы мне такого и не видеть вовсе, подумал про себя. Добран своему имени абсолютно не соответствовал, в свете творимых им зверств оно воспринималось как насмешка. Но, чтобы быть до конца объективным, следует заметить, что Добрану было за что ненавидеть литовцев. Они были причастны в смерти многих его родных и близких, а в этом военном сезоне так и вовсе забили до смерти его двенадцатилетнего сына.

— И тебе спокойной ночи Тороп и приятных снов, — рядом раздался недовольный голос Черна. Ему все эти страсти и боевые походы явно приходились не по душе. Другое дело гнать деготь со скипидаром, ковать или отливать металл! Но «отмазаться» если тебя все же призвали — тут вариантов практически нет, если только самостоятельно не заняться членовредительством над собственным организмом.

— Ага, и тебе, Черн, також! — зашуршал под тряпками довольный Ладислав, очевидно не распознавший в произнесенном пожелании иронии.

Да и из показаний пленного, вырванных из него под пытками, следовало, что в набегах на наши северные пределы принимали участие отряды из южных галиндских родов без прямого на то распоряжения главного галиндского вождя — главы самого сильного и многочисленного галиндского рода. И если верить этой информации, то это была отличная для нас новость. Враг не был консолидирован, южные галиндские рода, приграничные с нами, оказывается, своевольничали. Все вместе это сильно повышало шансы на благополучный для нас исход этой кампании.

Миновав разграбленные и сожженные до тла драговитские поселения, все еще не встретив на своем пути ни одного галинда, наше войско вступило в «серую зону» — пограничные земли или правильней сказать пограничные леса между нашими народами.

Этот порубежный лес выглядел весьма мрачным, вернее говоря угрожающим, несмотря на летнюю пору и искрящееся в небе солнце. Нехорошие предчувствия меня не обманули. Первое боестолкновение случилось когда мы пересекали неглубокий овраг на дне которого протекал прохладный ручей. По нашему авангарду со свистом полетели стрелы с наконечниками из кости и кремния. Если они попадали в щит или в хоть какие-то доспехи, то кроме ушибов особых проблем не доставляли, но вот если такие с виду примитивные стрелы вонзались в живую плоть, то приходилось не сладко. Дело в том, что у наконечников с обратной стороны были сделаны специальные шипы и при извлечении они оставляли рваную рану, долго не заживающую, к тому же существовал очень высокий риск ее загноения. И он был стопроцентный, если предварительно такие наконечники смазать нечистотами или окунуть в гниющие трупы. Впрочем, сей премудростью, в совершенстве владели и наши вои, да и в «провинциальных» драговитских родах по материалам и качеству исполнения стрелы от галиндских практически ничем не отличались.

Меня в этом передовом отряде тогда не было, я лишь услышал далекие отголоски криков раненных. Но основная масса наших войск на это нападение отреагировала моментально, хотя и беспорядочно, понесшись вперед с криками и воинственными улюлюканьями. Этот дикий поток увлек с собой и меня.

Когда вся эта ревущая толпа хлынула в овраг, то из-за падений и скатываний к ручью многих поскользнувшихся в грязи тел захватывающих с собой соседей и нарастающих в конечном итоге подобно снежному кому, в результате было получено всевозможных травм и ранений больше, чем от непосредственных действий противника. К слову говоря, мне тоже пришлось проехаться носом вперед по склону оврага при этом, измазавшись в грязи, а потом и окунуться с головой в этот самый злосчастный ручей.

К тому же вся эта творящаяся на дне и склонах оврага вакханалия долго не позволяла засечь врага. Мало того что он прятался за стволами деревьев, так в добавок и в самом лесу под обильными лиственными кронами было достаточно темно, хорошо освещенные солнцем участки попадались лишь в редких лесных прогалинах.

Случившийся здесь бой был первым, но далеко не последним. Именно в этой «серой зоне» балты заявили о себе в полный голос. Эти леса изобиловали отступившими сюда, в виду нашего продвижения галиндскими отрядами, развязавшими против нас самую настоящую партизанскую войну, что велась ими и днем и ночью. В этих лесных чащобах мы навсегда оставили четыре десятка человек. Внезапные вылазки галиндов и понесенные нами первые потери заставили драговитов призадуматься о том, что в этот поход мы вышли совсем даже не погулять по лесу и не поохотиться на животных.

Теперь люди в войске большую часть пути сурово помалкивали. Мало-мальское оживление в наших рядах наступало только дважды в сутки, когда ставился на ночь и снимался по-утру лагерь. В обязательном порядке выставлялись дежурные посты. Это проделывалось, когда солнце скрывалось или вставало над линией горизонта. Хотя лагерь часто разбивали и раньше, если поблизости обнаруживался ручей, а в течение дня мы так и не запаслись нигде водой. Во время ужина люди тихо переговаривались, но смеха и шуток слышно практически не было.

Сегодня наткнулись на еще одно разграбленное и частично сожжённое галиндами поселение, что стояло на холме окружённое лесом. Почерневшие от огня остовы лачуг на участках проломленного частокола просматривались ещё издали, сиротливо возвышаясь над верхушками деревьев. Да и характерный запах гари, дыма и тлена тоже улавливался на расстоянии. Здесь, в этом мрачном месте, Гремиславово войско и заночевало. Но перед этим пришлось очистить его от разбросанных и изломанных словно куклы трупов.

Гремислав сегодня вечером здесь решил устроить военный совет с участием родовых вождей и своих ближников — самых опытных луговских воинов. Ну и плюс вождь пригласил меня и верховного волхва Яролика. Но я не сердился на вождя, наоборот, хоть и не выспался, но остался доволен тем, что изложил Совету свои мысли по захвату галиндских крепостей — укрепленных городищ, а также кое-что по тактике полевых сражений.

Собрание военного совета прошло в уцелевшем доме местного родового вождя.

Заседали мы за длинным столом, что был сбит из бревен слегка обтесанных с лицевой стороны. В деревянной посуде лежало свежеприготовленное мясо, рядом потрескивая дымил очаг, от которого слезились глаза. Некоторое время боролся со сном, пока слово не было предоставлено мне.

— Так ты говоришь, что нам нельзя первыми бросаться в сечу с галиндами? — подозрительно сощурился Шибут — родовой вождь из Согрино.