Малахитница (сборник) - Корбут Янина - Страница 24

И как только мастер Михаил увидит эти фотографии, Тёпка пропала.

Начало конкурса прошло как в тумане.

— Работа номер восемь, Демидова Степанида, — объявил председатель комиссии.

Тёпка затаила дыхание. Ноги дрожали, поэтому она радовалась, что участникам не нужно вставать до тех пор, пока комиссия не обратится к ним с вопросами. Если вообще обратится.

— Номер восемь, — повторил председатель. — В чем дело?

Ассистент подошел к председателю и что-то сказал, потом вернулся на свое место. Сидевший рядом мастер что-то спросил, ассистент развел руками. Зрители зашептались.

— Тишина, пожалуйста, — сказал председатель.

Ассистент сходил туда и обратно еще пару раз. Председатель пролистал какие-то бумаги. И принял решение:

— Работа номер восемь снимается с конкурса за нарушение правил.

Тёпка вскочила, забыв о том, что ноги дрожали. Стоять она могла, а сдвинуться с места — нет.

Предоставленные конкурсантом… то есть конкурсанткой материалы свидетельствуют о том, что работа выполнена с посторонней помощью. Это прямо запрещено правилами конкурса. Переходим дальше. Работа номер девять, Егорушкин Илья.

Тёпка поняла, что она стоит возле стола комиссии (как она туда попала?) и пытается объяснить, что они ошибаются, что это неправда, она все делала сама.

— Этот конкурс для вас закончен, — сказал председатель, когда стало ясно, что просто так девочка не уйдет. — Подрастите, подучитесь и приходите на будущий год. Если не передумаете заниматься камнями, конечно же. А сейчас отойдите и не мешайте.

Она отошла.

Конкурс закончился.

Председатель что-то сказал. Возможно, назвал победителей. Или просто объявил перерыв, Тёпка не вслушивалась.

Она очень старалась не расплакаться, поэтому изо всех сил стискивала зубы. Но было ужасно, ужасно обидно. Она могла бы все объяснить, если бы ей только дали сказать, если бы только выслушали.

Но комиссия слушать не стала.

Тёпка всхлипнула сквозь зубы, вновь пережив этот момент.

— Выдохни, деточка, — прозвучало над ухом, и кто-то погладил ее по плечу. — Сейчас во всем разберемся.

Тёпка обернулась: рядом с ней стоял Николай Викторович и держал под руку очень старенького дедушку в потертом пиджаке.

— Познакомься, Степанида, это Трофим Потапович. Хочет с тобой поговорить.

Дедушка протянул руку и еще раз погладил ее по плечу. Тёпка охнула и забыла, что собиралась плакать: неужели сам Трофим Потапович? Самый великий, самый известный? Единственный из живых мастеров старой школы? Да что там плакать, она даже дышать забыла!

— З-Здравствуйте, мастер.

— Здравствуй, деточка, здравствуй. Ты, Николенька, иди, мы дальше сами.

Тёпка перехватила мастера под руку, поискала глазами ближайший стул — наверняка ему стоять тяжело, но Трофим Потапович настойчиво подтолкнул ее к столу комиссии. Пришлось идти. Шаг, второй. И уже не Тёпка поддерживала мастера, а он тянул ее с завидной силой, как на буксире.

— Мил человек, а покажи-ка мне восьмую работу, — попросил мастер, нисколько не смущаясь того, что отрывает председателя комиссии от подписания дипломов.

— Трофим Потапович, рад приветствовать, такая честь, — растерялся тот. — Только конкурс уже закончился…

— Работу, говорю, покажи, — повторил Трофим Потапович с нажимом.

Председатель вскочил, засуетилась комиссия.

Тут же вновь включили проектор, Тёпка увидела на экране свою фамилию, а вместе с ней увидели все, кто дожидался официального оглашения результатов.

— Дальше. Дальше. Теперь левее. Назад. Дальше, — распоряжался мастер, и председатель комиссии послушно листал слайды, как будто ему больше нечем было заняться.

Тёпка почему-то боялась смотреть на экран и не сводила взгляд с лица мастера.

Трофим Потапович посмотрел все, что было на флешке — и конкурсную работу, и снимки из библиотеки, и даже старые Тёпкины рисунки, которые рука не поднималась удалить.

— Работа хорошая, — объявил он. — Вкус есть. Талант виден. Можно учить.

Комиссия переглянулась. Директор подошел ближе.

— Вы хотите объявить девочку победительницей? — не понял председатель комиссии. — Но как? Баллы уже посчитаны, места распределены. Мы не можем переиграть конкурс.

— Да на кой мне ваш конкурс? Ради бумажной грамоты стараться, что ли?

— Я не понимаю, — бормотал председатель.

— Ученица, — повернулся Трофим Потапович, — тебе эта бумажка нужна?

Тёпка, счастливая просто до неприличия, помотала головой.

— Ученица? Как ученица? — казалось, весь зал смотрел на нее.

— Ученице не нужна, мне — тем более. Так что выдавайте спокойно, кому хотите. А мы дальше сами, без бумажки обойдемся.

Председатель замер в растерянности. В его голове не укладывалось, как может кому-то быть не нужен диплом такого конкурса. Это же такие возможности! С другой стороны, Трофим Потапович уже назвал девочку своей ученицей. Дела…

Директор сердито зашептал на ухо Трофиму Потаповичу. До Тёпки донеслось «висят в библиотеке» и потом «наших выпускников». Ответ мастера она решила не подслушивать, рано ей еще такие слова знать.

— Но позвольте, — спохватился председатель, — а как же посторонняя помощь? Девочка, откуда у тебя фотографии ожерелья?

Тёпка посмотрела на мастера. Она бы, конечно, спряталась за отца, если бы была такая возможность, но мастер стоял ближе.

Трофим Потапович усмехнулся.

— А ты вон у него спроси, мил человек, — и кивнул на мастера Михаила. — Сообщишь потом, что он насочиняет, а то мне ждать недосуг.

Председатель с подозрением посмотрел на мастера Михаила, а тот скривился так, будто у него заболели все зубы разом.

Тут подошли родители, и Тёпка думать забыла о мастере Михаиле.

— Хорошая у вас девочка, — сказал Трофим Потапович, одобрительно потрепав Тёпку по голове.

— Хорошая, — с гордостью подтвердил отец. — Но упрямая. Вся в прабабку Степаниду. Та если что решила — никто переупрямить не мог.

Мастер усмехнулся.

— Ну что, ученица, прощайся с родителями и пойдем. У нас с тобой очень много дел.

Довольная Тёпка обняла маму, повисла на шее у отца и побежала следом за мастером.

Мама тихо ойкнула, привычно положив руку на живот.

— Опять пинается Матвейка, — сказала она с улыбкой.

— Деда Матвея я, конечно, очень уважал и любил, — задумчиво сказал отец, глядя вслед дочери. — Но давай, может, над именем еще подумаем? Про деда говорили, что он упрямее, чем прабабка Степанида. А куда нам еще упрямее?

Тёпка будто через весь зал услышала, что про нее говорят, обернулась и помахала родителям.

— Подумаем, — согласилась мама.

— Лет триста тому назад, внученька, а то и больше, дело было. Сельская девица Малуша с охотником Данилой под венец собрались, да вклинилась между ними дочка старосты деревни, Красава. Положила глаз на охотника пригожего. Сама она такая была красавица черноокая, что и глаз не отвести. А все равно Данила скромную Малушу любил, долг свой знал и верность ей сберег.

Красава никогда ни в чем отказу не знала, разъярилась она. Пошла за лес, на далекое болото, нашла ведьму черную, вештицу, что жила на отшибе в старой землянке. И душу свою после смерти ей пообещала, если та поможет ей упрямого Данилу приворожить. Едва не сгорела наша Малуша, хорошо, бабке ее хватило ума к Малахитнице прийти, дала Хозяйка ей малахитик необыкновенной красоты, узор на нем был сложный да богатый.

Положил его Данила с любовью Малуше на сердце — и ожила суженая. А Красава в слезах к ведьме кинулась, тогда и сказала ей гадина, что Малуша — из славного рода малахитниц. За них сама Хозяйка Медной горы заступается.

Завыла Красава, да поздно было: из деревни ее стали гнать, сколько ни билась она, ни причитала, будто одержимая. Ночью исчезла из дома, и больше ее не видели. Только сказывали, что ведьма болотная помереть давно хотела, да силу некому передать было. А как пропала Красава, так и ведьмы больше не стало. Землянка ее со временем обрушилась, деревенские ребятишки туда бегали, донесли. Стало быть, передала ведьма силу свою, раз померла. Красаве и передала. А куда уж та потом делась — неведомо.