Конструктор живых систем: Красный лед (СИ) - Птица Алексей - Страница 16

— Да где я только не был сегодня. Есть что-нибудь поесть? А то я всё пропустил, намучился с профессором, а уже поздно, только в кабак идти, за новыми приключениями, а мне на сегодня уже хватит.

— Да, я как раз к чаю купил немного конфет и калачей, будешь?

— Буду, конечно!

— А я чайник вскипячу, — тут же отозвался Ефим и, не дожидаясь моего согласия, бросился к нему.

Пока пили чай, я рассказал, что произошло со мной и профессором.

— Ну дела, так на вас напали?

— Не знаю, как на меня, но на профессора напали точно.

Услышав от меня такое известие, Пётр аж подпрыгнул на стуле, его глаза загорелись, а Ефим, наоборот, отшатнулся и растерянно стал смотреть на меня.

— Получается, враги уже в академии.

— Не знаю, враги или нет, но паром меня так шибануло, что я чуть не угорел, благо успел пройти последний этап испытания и проскочить к выходу, а то сейчас не с вами разговаривал, а лежал бы в больнице. В морге…

— Да ну тебя! Наверное, профессор случайно нажал на педаль, вот паром и шибануло, или когда его ударили, падая, он на что-то нажал. С ним-то что?

— Не знаю. Увезли в больницу, врача с даром сразу вызвали, он примчался и успел вытащить буквально с того света профессора. Вовремя я позвал помощь.

— Да, ты молодец, успел.

— Что-то много с тобою случается всяких происшествий, Фёдор! — встрял Ефим.

— Со мною-то? Да, а вот с тобой ничего не случается, ты всё время оказываешься в стороне, хотя всё обо всех знаешь.

— Ну… — не смог сразу найтись с ответом Ефим.

— Что ну? — я ощутимо разозлился. — Говори, что знаешь о той троице, которая напала на меня и чуть не выгнала из академии, пользуясь своими связями.

— Да ничего я не знаю.

— Врёшь! — практически одновременно выкрикнули мы с Петром.

— Ладно, расскажу вам кое-что о них, только по секрету. Если они узнают, что я вам рассказал или хотя бы станут догадываться, то мне кирдык, — и Ефим показательно провёл большим пальцем по собственному горлу.

— Не преувеличивай, — нахмурился Пётр.

— Я не преувеличиваю, они не простые дворяне, по уши погрязли во всяких грязных штучках, вот и цепляются ко всем подряд, чтобы пар спустить. Привыкли к безнаказанности. А ты укорот дал, да такой, что век помнить станут. Они не забудут.

— Я знаю, нажил себе врагов, но и отступать мне некуда было. Либо в грязь лицом и жизнь подлецом, либо враги на будущее и честь с собою.

— Что это ты о чести говоришь, когда не дворянин?

— Я стану дворянином, мой отец им был, и я стану. Честь — она либо есть, либо её нет, и не важно, кто ты: мещанин или барон. У меня она есть и останется при мне, а остальное не волнует. «Если есть враги, значит, ты не безнадёжен», — говорил мой отец.

— Ладно, я не спорю. Слушайте, но молчите тогда о том. Эти трое состоят в закрытом клубе, названия которого я вам сказать не могу. Если захотите, сами узнаете, а ещё Блазовский и Кавабидзе, они картёжники, и не простые, а шулера. У них и связи, и прочее имеется, я сам от них пострадал, но то пустой разговор. Самый опасный среди них — это Седерблом, он хорошего рода, но бастард, и потому только барон. Кто его отец, я не знаю, но очень влиятельное лицо, а может, даже не сам отец, а какие-то родственники его, они и Блазовскому помогли, потому что у того только знаменитый поландский гонор есть, а не родичи, и Кавабидзе тоже. Они все повязаны друг с другом.

— Ничего себе! — сказал Пётр, а я промолчал, с удивлением глядя на Ефима. Получается, я ничего и не знал об этой троице, а как всё, оказывается, закручено.

— То есть, я связался с гадюшником?

— Да, если не хуже.

В ответ я пожал плечами. Так получилось, куда теперь деваться, раз уж решил за себя постоять, то придется стоять до конца, а уйти из академии я всегда успею.

— Вот, опять тебе станет не до учёбы, — сказал Пётр.

— Наоборот. Плевать на них, чем больше я смогу развить свой дар, тем хуже окажется для них.

Ефим на эти слова только и скривился, ничего не ответив, но я его понял, как понял и Пётр. Спрашивать, откуда у него такие сведения, я не стал, всё равно не скажет, но выводы для себя сделал. Я не великий стратег, но последние события, происходящие вокруг меня, заставляли держаться настороже, причём, по странному стечению обстоятельств, это уже происходило само собой. Я запоминал слова и поступки окружающих, чтобы потом, в редкие минуты отдыха или вынужденного ожидания, заново перебрать их в памяти и разобрать на отдельные моменты.

Не знаю, почему-то мне так хотелось делать. В последние дни, практически сразу после того заседания педсовета, мой мозг здорово работал в этом направлении.Наверное, сказалось какое-то побочное действие моего дара, а тут ещё произошедший сегодняшний случай в лаборатории с профессором и со мною. Чем же это всё закончится⁈

Следователь сыскного отделения полицейского управления Павлограда титулярный советник Дмитрий Анатольевич Кошко находился в больнице при академии медицины, куда привезли профессора Беллинсгаузена. Сюда он прибыл по служебному делу. В их сыскном управлении всего по штату имелось девять следователей, но с такими деликатными делами работал, в основном, он.

Сам следователь больше походил на плюшевого медведя, этакий круглый, вальяжный, с густыми чёрными усами, выпуклым животиком, закрытым пиджачными полами, и неизменным котелком на голове. Внешне не сильно приметный, он, к тому же, обладал добродушным и мало запоминающимся лицом. Исключение составляли только его глаза, прозрачные, как тонкий лёд, и цепкие, как шипы шиповника.

Профессор уже пришёл в сознание, и следователь успел его допросить, но информации смог узнать крайне мало. Беллинсгаузен услышал шум открывающейся двери, но не повернулся, так как был занят процессом исследования, а когда всё-таки решил узнать, кто пришёл, то не успел это сделать, а дальше ничего не помнит.

Сейчас Кошко разговаривал с лечащим врачом.

— Отчего профессор потерял сознание и почему остался жив?

Врач, уставший, довольно молодой человек, с коротко подстриженной русой бородкой, не задумываясь, сразу же выдал ответ.

— Его оглушили, но не предметом, а чем-то другим, я затрудняюсь ответить.

— А ссадина у него тогда откуда?

— Скорее всего, получил, когда ударился об пол.

— Возможно, — Кошко вспомнил своё обследование лаборатории и пришёл к такому же выводу.

— Больше ничего?

— Нет.

— А странного вы ничего не нашли?

— Ничего-с.

Доктор уже старался поскорее отделаться от следователя, но не тут-то было.

— Вы мне не ответили на второй вопрос?

— Гм, почему он остался жив?

— Да.

— Потому что ему вовремя оказали помощь, да и организм у профессора крепким оказался.

— А могли спугнуть напавших?

Доктор задумался.

— Могли, почему нет⁈

— А если могли, значит, профессора не успели добить?

— Возможно, — уже более осторожно согласился доктор.

— Так что с профессором сделали, всё же?

— Мне кажется… доктор помедлил, — кажется, что каким-то образом сначала оглушили, но на расстоянии, а потом воздействовали на сердце или… в общем, я не знаю, это сложно понять.

— А вам и не нужно, я просто спросил ваше мнение, я во всём разберусь сам. Благодарствую! — Кошко поднял свой котелок над головой и, не попрощавшись, развернулся и вышел. Допрос доктора показался ему бесперспективным и даже вредным. Всё, что хотел, он узнал, а на большее рассчитывать не приходилось.

— Однако, — покачал головой молодой врач, но его тут же отвлекли, а через час он уже почти забыл об этом разговоре.

А Кошко уже направлялся на беседу с основным фигурантом загадочного покушения на профессора, коим являлся некий весьма интересный студент по имени Фёдор Дегтярёв. Придя в академию к заранее назначенному времени на беседу и оставшись один в предоставленном ему кабинете, Кошко стал внимательно изучать все документы, предоставленные академией, касающиеся профессора и первокурсника.