Гагарин: дорога на Марс (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 15

Его то хнычущие, то обличительные, то взывающие сочувствие спичи резко сменились истерикой, когда он почувствовал начало движения отсека до открытия люка к «сапсану». Поскольку все кабели и трубопроводы, ведущие к станции, отсоединились, Леонов и окружившие его космонавты слышали венгра лишь через аппаратуру корабля. Он ругался матом по-русски, вставляя «аз истени», «курва» и другие словечки из своего языка, вряд ли комплименты в адрес оставшихся на «Салют-12».

— Ференц! Прекрати вопить! — одёрнул его Леонов. — Конечно, мы хотим обезопасить станцию. Терпи! Загорятся зелёные лампочки — проверена герметичность стыковочного узла. Открывай люки и перебирайся в «сапсан». Отсек мы потом сами поймаем.

— Вы меня обманываете! Чувствую — что-то не то!!!

— Если передумаешь — сдавайся. Одень скафандр и разгерметизируй отсек, чтоб мы видели — водородом его не заполнить. Вернём тебя на станцию и отправим на Землю. Пусть решают в вашим МИДом.

— Нет! Ни за что! Будь что будет.

Ксения прильнула к иллюминатору. Цилиндр физического отсека медленно уплывал в даль, подсвеченный с одной стороны Солнцем. Расстояние уже составило десятки метров, даже если его разорвёт водородом на куски, станции — что слону дробину. А вот Александр находился на пике риска.

Когда Масютин отстыковал и отвёл свой корабль от блестящей на фоне чёрной бездны физической лаборатории, мадьярские стенания прервались, как и любая связь с его отсеком. В иллюминаторе ещё теплился свет, питаемый автономными батареями.

Леонов объявил отбой тревоги и разрешил всем покинуть «сапсаны». Космонавты рассыпались по станции, облепив иллюминаторы, обращённые в сторону отделённого модуля.

Ксения подумала, что наилучший обзор сейчас из башенки с пушкой. Лишь бы никому в голову не пришло стрельнуть гаду вдогонку.

Прошло полчаса. Никаких изменений. Отсек если и удалялся, то на какие-то сантиметры в минуту. «Сапсан» виднелся за ним блестящей металлической точкой.

— Я — Орёл-1, — вызвал генерала Масютин. — Изменений не наблюдаю. Какие мои действия?

— Отсек невелик, свободного пространства до двадцати пяти кубов, — прикинул Феоктистов. Подача воздуха обрублена час назад. Часов через тридцать начнёт задыхаться. Да и без циркуляции там тёпленько, солнце пригревает.

— Орёл-1, слышал? Ждать и наблюдать до сорока часов. Стыкуешься с модулем, открываешь переход, осматриваешь. Потом очень медленно толкаешь к станции. Мы подхватим манипулятором.

— Понял. Исполняю, — не очень охотно ответил космонавт. Вряд ли взял на борт припасы, там только НЗ, запасы воздуха, воды, топлива — полное снаряжение на случай экстренной эвакуации. Придётся потерпеть.

Да и перспектива открывать отсек с трупом человека, недавно считавшегося товарищем и коллегой, Масютину вряд ли по душе, фактически своими руками затащил его в смертельную ловушку и первым увидит, к чему это привело.

Ждать сорок часов не пришлось.

Ксения уже собиралась бросить наблюдательный пост у иллюминатора, вернувшись к делам, которые никто за неё не сделает, как на модуле открылся люк. Человек в белом скафандре выбрался наружу, переполз на сторону, обращённую к Земле. Отстегнул шланги и, сильно оттолкнувшись от обшивки, полетел вниз, раскинув руки стороны, словно белая птица, сверкающая в ослепительных солнечных лучах.

Он предпочёл свободу и смерть, верность своим призрачным идеалам. А также выполнил намерение оставить с носом пресловутый КГБ.

Фигурка в скафандре через несколько минут исчезла из поля зрения. Скорее всего, к этому мигу венгр уже умер, изжарившись заживо без вентиляции скафандра. Такой у него был сделан выбор.

Ксения промокнула слезу, чтоб влага не разлетелась в невесомости по станции. Всего ничего в отряде космонавтов — и две смерти прямо на глазах! На прыжковом зачёте и на орбите. Обе — жуткие.

Леонов распорядился о продолжении самых необходимых внутренних работ, остальным дал отдых. Пусть в космонавты отбирают самых твердокаменных товарищей, всему есть предел. Требовать скрупулёзной точности в каждой мелочи при таком моральном ударе просто невозможно.

Прорезалась Земля, ЦУП информировал: Гагарин и Козлов срочно несутся в Звёздный. Леонову велели не предпринимать больше никаких действий без приказа.

— Вас понял, — отрапортовал генерал, прекрасно знавший, что Масютин снова осуществил стыковку с научным модулём, надел скафандр, сбрасывает давление в кабине, намереваясь перейти в брошенный венгром отсек и проверить, не оставил Ференц сувениров на прощанье.

Отмена приказа — это тоже действие. Так пусть Александр работает по ранее утверждённому плану.

Снедаемая любопытством, Ксения без особой нужды раз за разом оказывалась вблизи центрального поста. Потом прямо спросила Леонова:

— Алексей Архипович, пора подключать папу?

— Он уже подключён. И на моей стороне. Сама пойми, произошло ЧП международного масштаба, первая человеческая жертва в советском космосе, и та — с иностранцем. Плюс антисоветский бунт на вверенной мне станции. Мало?

Как только закончилась охота на угрожающего терактом, и уже не требовалось энергичных телодвижений, старый друг отца как-то сник. Без слов понятно: последуют оргвыводы. Накажут если и не виноватых, то ответственных, а генерал исполняет обязанности коменданта станции, начальник не только над своим экипажем, но и другими сменными. Значит — в ответе за каждый чих.

Конечно, в первую очередь виноваты гэбисты, не уследившие, что на борт «Салют-12» поднялся враг. С другой стороны, Ксения не питала иллюзий, знала от отца, человека более чем осведомлённого: тогда, в пятьдесят шестом, венгры практически единодушно выступили против советской силовой операции. Даже сейчас, почти тридцать лет спустя, сложно найти гражданина ВНР без камня за пазухой по поводу тех событий. Но нежная дружба с Яношем Кадаром и этой как бы социалистической страной вшита в основополагающие начала советской внешней политики в Восточной Европе: хоть одна страна вывалится из Варшавского договора, и сразу начнёт рушиться система в целом. Поэтому с венграми заигрывают, постоянно дают понять: вы — не изгои, а полноправные товарищи в коммунистическом братстве!

Доигрались.

Что интересно, Леонова пока не мучили расспросами — как дошли до жизни такой. Аудиозаписей о происходящем на борту «Салют-12» до отстыковки физического отсека земным энтузиастам хватало с лихвой для анализа и писания подробных рапортов о личном участии в расследовании инцидента. В общем, как представила себе Ксения, началась обычная бюрократическая суета, призванная похоронить суть дела под горой бумажек.

— Заря-1, лабораторно-физический отсек с пристыкованным кораблём «сапсан» дрейфует к станции. Проверка отсека закончена, неисправностей нет, люки задраены, герметичность проверена, давление воздуха восстановлено. Прошу разрешения на использование манипулятора для точного подведения отсека к стыковочному узлу.

Даже это очевидное предложение вызвало непонятную суету. Золотопогонный наплыв, похоже, нарушил нормальную работу ЦУПа, сам Юрий Гагарин при всём его непоколебимом авторитете не восстановил порядок до конца.

Не дождавшись ни положительного, ни отрицательного ответа, генерал приказал Феоктистову и Лавейкину одеть скафандры, готовиться к выходу в космос — контролировать процесс присоединения.

— Разрешите, Алексей Архипович? — несмело попросила Ксения. — Мне по программе стажировки тоже надо.

— Время дурное, девочка. Американе разбились, Ференц учудил. Если с тобой что-то стрясётся, твой папа вырвет мне остатки волос.

— Так у вас почти ничего не осталось, не жалко. Пустите, дядя Алексей! По статистике лимит невезения выбран на год вперёд.

Он, лишённый права принимать решения без согласования с Землей, только кивнул. Наверно, понимал, что после такого грандиозного скандала ему дорога в космос закрыта независимо от того, признают его действия правильными или преступными. Поэтому управлял людьми как считал нужным.