Потерянный рыбак (ЛП) - Энн Джуэл Э. - Страница 32

— Куда мы идем? Мне нужно в туалет, — прошептала я.

— В поход. Мы найдем тебе камень, на который ты сможешь пописать.

Я рассмеялась, когда он вывел нас за пределы слышимости Рори и Роуз.

— Почему на камень?

— Это более экологичное место, чтобы писать. Он высыхает. Ничего не повреждается. А я знаю, что ты «чистая экология» девушка. — Он оглянулся и ухмыльнулся.

Тампоны из органического хлопка.

— А как же Рори и Роуз? — спросила я.

— Я не знаю, какими тампонами они пользуются.

Закатив глаза, я покачала головой.

— Что будет, если они проснутся, а нас не будет?

— Я думаю, что это будет похищение инопланетянами. Роуз — настоящая любительница теорий заговоров. И я знаю, что она верит в инопланетян.

— Действительно?

— Черт. Я не знаю. Я просто выдумываю всякую хрень, чтобы развлечь тебя. Тебя это развлекает? — Он бросил на меня косой взгляд, когда я догнала его.

Я не хотела ухмыляться, но ухмыльнулась. Он сжал мою руку, пока мы поднимались по склону. Я подумала, не было ли у него таких бессмысленных разговоров с Энджи. А под бессмысленным я подразумевала все. Это означало, что мы заставляли друг друга смеяться. Это означало, что ему нравится быть со мной так же, как и мне с ним.

И я хотела, чтобы это означало, что нам суждено быть вместе — что мы будем вместе.

— Ты всегда меня развлекаешь. И… мне все еще нужно в туалет. Мы проходим мимо множества хороших камней.

— Прости. — Он отпустил мою руку и указал на камень в стороне от тропы. — Этот должен подойти.

Я посмотрела в обе стороны. Похоже, рядом с нами никого не было.

— Хорошо. — Я подошла к камню и повернулась к тропе, а руки начали расстегивать джинсы и спускать молнию. — Что ты делаешь?

Он стоял на тропе, скрестив руки на груди.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, почему ты стоишь здесь и смотришь на меня?

— Я слежу за тобой.

— Но ты смотришь на меня. Я не собираюсь писать, когда ты на меня пялишься.

— Я видел тебя голой.

— И я видела тебя голым, но я не хочу смотреть, как ты писаешь.

— Я не говорил, что хочу наблюдать за тобой. Я сказал, что присматриваю за тобой.

— Повернись.

— Просто поторопись.

— Я не могу торопиться! Мне нужно снять ботинки и джинсы.

— Почему ты снимаешь ботинки?

— Потому что мне нужно снять ботинки, чтобы снять джинсы.

— Почему ты снимаешь джинсы?

— Потому что у меня нет пениса!

И тут… джентльмен средних лет спустился по тропе, услышав меня громко и отчетливо, с крошечной ухмылкой на лице, глядя на меня с расстегнутыми и приспущенными джинсами.

— Доброе утро. — Фишер улыбнулся и слегка кивнул ему подбородком.

Я опустила лицо на руки.

— Убейте меня прям на месте, — прошептала я.

— Я отвернусь. — Он хихикнул.

Скорее всего, существовало искусство писать на корточках, не снимая джинсов, но я не была хорошо обучена этой технике. Я знала, что моя попытка привела бы к тому, что мои джинсы оказались бы в моче. Так что да, я сняла все ниже пояса, прежде чем наклониться, чтобы помочиться на камень.

— Кто-то идет. Поторопись.

— Что?

— Я сказал, что кто-то…

— Я тебя слышала. — Я прервала мочеиспускание на полуслове.

— Тогда почему ты сказала «что»?

— Я имела в виду ЧТО!

— Какого хрена это значит?

Я закатила глаза и стала искать свои трусики, но они застряли в джинсах, потому что одна из штанин джинсов была вывернута наизнанку.

— Что ты делаешь? — Он обернулся, и у меня не было времени беспокоиться.

— Мои джинсы испорчены! — Я ткнула рукой в вывернутую наизнанку штанину.

Ветровка.

Термофутболка и флисовая куртка.

И носки. Вот и все. Все, что на мне было.

Я посмотрела направо. Пара, поднимающаяся по склону, была все ближе.

— Фишер!

Глупая ухмылка скользнула по его лицу, когда он, не спеша, направился ко мне. Я вывернула джинсы, чтобы прикрыть как можно больше, пока Фишер стоял передо мной, повернувшись лицом к тропе и наклонив свое тело, чтобы я была как можно более скрыта, когда пара будет проходить мимо нас.

— Доброе утро. — Он еще раз дружелюбно поприветствовал прохожих, когда я вжалась лицом в его спину, чтобы спрятаться от… жизни в данный момент.

— Надо было уйти подальше от этой дурацкой тропы. Как неловко! — Я боролась с джинсами, чтобы освободить трусики. Затем я оделась так быстро, как только могла. Когда я подняла взгляд, застегивая джинсы, Фишер зажал губы между зубами, пока приводил себя в порядок. — Ты… возбудился? — спросила я с недоверием, чувствуя легкое раздражение от того, что у него хватило наглости счесть мою неудачную ситуацию сексуальной.

Он приподнял одно плечо.

— Я не… не возбужден.

— К черту листву и экологический этикет. Надо было просто помочиться в кусты.

Я топала вверх по склону, держась в шести футах от него.

— Ты злишься на меня? — спросил он.

— Нет.

— Звучит так, будто ты злишься на меня. Это потому, что у меня есть член, а у тебя нет? Потому что я не просил о члене. Он просто пришел вместе с моим телом.

— Прекрати, — попыталась я сказать совершенно серьезным тоном, но это было трудно.

— Что прекратить? — Он сделал несколько длинных шагов, чтобы догнать меня.

— Прекрати говорить.

— Почему?

— Потому что ты пытаешься меня рассмешить, а я не хочу смеяться. Я хочу злиться.

— Это твой день рождения. Ты не можешь злиться в свой день рождения.

Я остановилась и повернулась к нему лицом, уперев руки в бока.

— Я могу злиться в свой день рождения, потому что вчера вечером я отморозила себе задницу! А когда я попыталась согреться, сработала сигнализация твоего дурацкого грузовика. А потом я всю ночь спала между мамой и Роуз. А они обе храпят. И… — Я начала выдыхаться.

— Ты собиралась попросить меня согреть тебя?

— Нет. Я не собиралась просить тебя. Я просто собиралась прижать свое холодное тело к твоему в спальном мешке.

— Голая? — Его брови приподнялись.

— Я… я не знаю. — Я покачала головой, чувствуя раздражение от того, что он спросил меня об этом. И раздражение от того, что он не перестает ухмыляться.

— Это был бы единственный способ по-настоящему согреть тебя. Мы, оба голые. Ты же медсестра. Ты должна это знать.

Я начала говорить, но не нашлась, что ответить на его тарабарщину.

Он склонил голову набок.

— Ты… ты собиралась залезть в мой спальный мешок голой. Ты собиралась согреться, а потом попытаться согреться по-другому. Я прав? Немного ранний восторг в честь дня рождения.

Мышцы на губах болели так сильно, что я не могла не улыбнуться. Я должна была ухмыляться. Я должна была хихикать.

Фишер не позволял мне быть чем-то, кроме пучка счастья. А разве не в этом смысл жизни? Найти свое счастливое место и оставаться там как можно дольше? Он был моим.

Блаженство.

Улыбки.

Хихиканье.

— А вот и она. — Его и без того огромная ухмылка стала еще шире. Он на доли дюйма опустил мою шапочку, игривым, дразнящим жестом.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — Моя улыбка немного померкла.

— Конечно.

— Чего ты боишься больше всего? Возвращения памяти и внезапного осознания того, что ты чувствовал к ней и почему? Разочаровать свою семью, если ты не женишься на ней? Принять неправильное решение?

Он засунул руки в задние карманы и поцеловал меня в лоб.

— Это потерять тебя, пока я пытаюсь поступить правильно.

— А что правильно?

— Это… — он медленно покачал головой, и вдоль его бровей образовались морщинки, — …просто это. Я не уверен. Мне кажется, что почти тридцатилетняя дружба заслуживает чего-то… даже если это просто немного больше времени. И хотя я не помню, чтобы любил Энджи, сейчас я не застрахован от ее чувств. Я также не застрахован от чувств моей семьи. И они все еще надеются, что ко мне вернется память. И эта огромная часть меня, та, что любит тебя, не хочет вспоминать прошлое. Но другая часть чувствует, что я не могу закончить это запланированное будущее, не вспомнив свое прошлое.