Паладин (СИ) - Бадевский Ян - Страница 4

— Нам придётся ждать Перевозчика, иначе не отогнать эту штуку к руднику. Сам я не справлюсь. При этом нас кто-то очень сильно не любит.

— И что это означает с практической стороны? — насторожился Вжух.

— Посменные дежурства. Пока ты спишь, я бодрствую. И наоборот.

— А как ты определишь, что моя очередь наступила?

В голову пришла внезапная мысль: Вжух может не разбираться во времени.

— Знаешь, что такое часы?

— Круглые диски с цифрами, по которым двигаются стрелочки.

— Верно. Эти стрелочки показывают время. На стену посмотри, — я указал на бортовой хронометр, по которому обычно весь экипаж сверяет часы. — В сутках двадцать четыре часа.

— Это я знаю, — перебил Вжух. — А почему делений двенадцать?

— Ну, типа день и ночь. Сутки — два оборота маленькой толстой стрелочки.

— Бро, я вырос в Пустоши. Тут солнце не заходит. Какие ещё часы?

— Люди для удобства придерживаются собственной системы счисления, — объяснил я. — Наш организм так привык. Мы спим в определённое время и должны ориентироваться по часам.

И тут мне пришла в голову интересная мысль:

— Стоп. Если ты родом из Пустоши, то и в темноте для сна не нуждаешься. Правильно?

— Мои предки выкапывали норы, — ответил Вжух. — А вообще… мы спим, сколько придётся. Можем несколько дней не спать, а потом вырубиться на столько же. А ещё можно перестроить мозг, чтобы одна половина бодрствовала, а вторая дрыхла.

— Полушарие, — автоматически поправил я.

— Чего?

— Не половина, а полушарие.

— Мать твою! — восхитился Вжух. — Ты такой умный.

Чую подвох.

И меняю тему разговора:

— Ладно. Сейчас надо задраить все люки. Я прогуляюсь по Крепости и сделаю это сам. А ты присмотри вот за этим экранчиком.

— И что я там должен увидеть? — панда с кряхтением поднялась, сделала два шага в мою сторону и нависла над приборной панелью.

— Точки, — ответил я. — Точки, двигающиеся от края экрана к его центру, где условно находимся мы. Понял?

— Вроде бы.

— Если точки появятся — зови меня.

— Хорошо, — согласился питомец.

Я направился к двери, но сюрпризы не закончились.

— Рост, у тебя найдётся потом немного времени для меня?

— А что нужно? — я застыл, ожидая… всего.

— Научи меня понимать закорючки в бумажных коробочках.

Вот здесь я охренел.

— Ты хочешь научиться читать?

— Да, — уверенно заявил котоморф. — Я видел эти коробочки с листами и знаками, тут они есть. Мне надо узнать больше о твоём мире. Поможешь?

Шок отпустил не сразу.

С другой стороны…

Он ведь не отвяжется. А так можно будет заняться своими делами и не играть весь остаток пути в шашки.

— Ладно. Закрою люки — и научу.

Панда радостно запыхтела и с бульканьем втянула остатки соевого соуса.

Таверна на острове Кипр

Ближе к вечеру

Барон Карл Фридрих Гинденбург, глава старинного немецкого Рода, перебравшегося в Российскую империю около двух веков назад, любил путешествовать. Сами Древние велели при наличии комфортабельного трансконтинентального дирижабля собственного производства. Дирижабль Гинденбургов ничем не уступал роскошной яхте или частному самолёту, а по некоторым характеристикам даже превосходил. Например, мог приводняться, разгоняться до приличных скоростей и даже лететь через стратосферу. Управлял делами барон с помощью радио или своего личного телепата. Когда требовалось организовать полноценное совещание, его морфист выстраивал сонные конструкты.

Естественно, барон любил тепло.

Зачем сидеть в суровой русской зиме, если можно дрейфовать над Карибами? Или над приятным во всех отношениях Средиземноморьем? Барон чувствовал себя гражданином мира, хотя формально и был связан договором вассалитета с Домом Рыси. Впрочем, его не привлекали к внутренним дрязгам и конфликтам. Гинденбурги слишком много вливали в клан, чтобы им ещё указывали, как жить.

Карла Фридриха ничуть не смущал баронский титул. При желании он мог накупить земель, подмять под себя каких-нибудь мелкопоместных аристократишек и стать графом. Или даже герцогом. Средств для этого хватало, но Гинденбург больше интересовался финансовым, а не дворянским миром. Планета необратимо менялась. Росло влияние больших корпораций, концернов и холдингов. Банки из примитивных инструментов для хранения и переброски денег превратились в игроков, участвующих в переделе. И теперь люди, подобные Карлу Фридриху, способны управлять более родовитыми аристо через своих финансовых представителей, кредиты, долевые паи…

Гинденбург был уверен, что в прошлое скоро уйдут и кланы.

Даже инквизиция.

Всё это — рудименты. Пережитки старины. Прогресс не остановить, как бы сильно этого ни хотелось святым отцам. Мечи, восточные единоборства, сверхспособности… Сила человеческого ума, наука, познание — вот где кроется истинное могущество. Скоро мир захлестнут технологии, которые поменяют его необратимо. Даже Кормчие не справятся с этим цунами.

Гинденбург верил в прогресс. Поэтому он и связался с Ганзой. А ещё — с тронутыми. Уникальными людьми, возвышающимися даже в иерархии одарённых. Тронутые были живым доказательством того, что Кормчие — не вершители человеческих судеб. Ресурс тайного правительства Земли ограничен. Поэтому их сметут, и установится новый миропорядок.

Проблема в том, что некоторые устаревшие элементы продолжали беспокоить Гинденбурга.

Например, ему очень не нравился Орден Паладинов во главе с отцом Маркусом. Паладины действовали внутри системы инквизиторов, но обладали полной автономией. Чудовищное недоразумение, с которым не смогли справиться даже купленные Ганзой марионетки в сутанах.

Паладины знали о тронутых.

Знали о Гинденбурге.

И могли остановить прогресс.

Чтобы вернуть контроль над ситуацией, барон назначил сегодняшнюю встречу.

Когда таверна наполнилась людьми, за его столик присел человек в джинсах, свитере и дутой жилетке. На голове человек носил лёгкую вязаную шапочку. И никакого оружия.

Человек был Винсентом Корвином.

И связываться с этим типом было крайне опасно.

— Маски сброшены, — ухмыльнулся Корвин, присаживаясь напротив.

Карл Фридрих проигнорировал реплику. Не до того. Раньше они встречались в «Мизантропе», закрывая лица и меняя голоса. При этом Корвин и Гинденбург понимали, с кем имеют дело. В отличие от остальных участников спектакля. Сейчас клуб разгромлен, его хозяева получили по шапке и затаились, а за Гинденбургом и Корвином развернулась охота. Барон уже заприметил тень надвигающейся катастрофы. Супрема запрашивала информацию по его счетам, давила на банки-корреспонденты, лезла в офшоры, которые до этого казались надёжными. А ещё в его резиденцию под Туровом наведался дознатчик. Пока без ордера, но лиха беда начало.

— За нас взялся отец Бронислав, — без предисловий начал Гинденбург. — Цепной пёс Маркуса. Это серьёзная проблема.

— Паладины? — бровь Корвина слегка приподнялась.

— Они самые.

— Кажется, у нас были недопонимания с его учеником, — вспомнил Винсент. — И он до сих пор жив.

— Недочёт, — вздохнул барон.

— Просто Тёмная Река вне игры, — отмахнулся Корвин. — Дай приказ, и мы перебьём всех, кого нужно.

Гинденбург чуть не подавился вином.

— Бронислава? И всю его команду?

— Если возникнет необходимость, — жёстко ответил поляк.

Барон нехотя признал:

— Уже возникла. Мои источники уверяют, что мы попали в их базу розыска. Ты же в курсе, что у святош есть компьютерная сеть для обмена информацией?

— В курсе, — нахмурился Корвин.

— Так вот, мы в базе. И я очень рискую, находясь тут, в Евроблоке. В последнее время чувствую себя увереннее над нейтральными водами.

— Отдай приказ, — пожал плечами Корвин.

Гинденбург призадумался.

Он слышал об операции, инициированной Уильямом Мортимером. Оснащённый по последнему слову военной техники дирижабль атаковал отца Маркуса, летевшего в Наска через Атлантику. Ни к чему хорошему это не привело.