Драконьи булочки (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 4

Дракон это явно не тот, кто будет печь круассаны в пекарне на пустошах. Они владеют банками и торговыми сетями и почти не общаются с людьми, потому что считают людей пылью на своих ботинках. Гордые, властные, заносчивые – все это о них, о драконах. И то, что один из них сейчас месил тесто внизу, было чем-то неправильным. Противоестественным.

Такого не могло быть, потому что не было никогда.

– Вы, наверно, обратили внимание, – продолжал Алпин. – Он странный парень, не от мира сего. Лепит пирожные, как автоматон, а мыслями где-то… я не знаю, где, и есть ли там какие-то мысли.

Да, я заметила, что Оран был погружен в работу так, что ничего не видел и не слышал. Но в нем я не заметила ничего от автоматона, механического человека, который стоял у станка на фабрике. Оран был охвачен вдохновением. Он искренне наслаждался тем, что делал.

Круассан в его руках был как маленькая картина.

– Ты сказал о проклятии.

– Верно, он проклят. Я не знаю, что там у него случилось с драконами его дома, Оран ничего не сказал. Он вообще не слишком-то разговорчив. Но вот тебе факт: его прокляли и изгнали. Когда он приехал в Шин и пришел в пекарню, я вообще решил, что это юродивый. Грязный, тощий, трясется… ну я, как положено, помог человеку. Накормил его, напоил, дал пару монет, а он попросился на работу.

Дракон с проклятием. Кажется, мои неприятности только начинаются.

Драконья магия особая, она не такая, как у людей или гномов – очень заковыристая, злобная и темная. Они проклинают тех, кто нарушил какое-то правило, изгоняют их – и беда в том, что ты никогда не знаешь, как проклятие заденет тех, кто находится рядом.

Испепелит. Превратит в лягушку. Покроет тело незаживающими язвами.

– И ты, сволочь такая, взял на приготовление еды дракона с проклятием?! Да тут все пустоши вымереть могли! – я так разволновалась, что даже хлопнула ладонью по столу.

Макбрайдские пустоши – это бесконечные лиги, заросшие вереском, с рассыпанными по холмам и полям городишками и поселочками. Народу здесь немного, жизнь не самая богатая и веселая, весь промысел – это добыча фейского волоса, минерала, который потом отправляют в столицу для фармацевтики.

Когда-то мои предки владели пустошами, потом родовые капиталы спустил распутный прадед, земли в итоге перешли в казну, и от прежних богатств и власти у моего дома остался только титул – звучит громко, но по факту ничего не значит. Но я все равно относилась к пустошам и людям, которые здесь жили, так, словно отвечала за них – этого было не истребить.

И сейчас во мне вспыхнула такая ярость, что даже зубы заныли.

Элли испуганно вжалась в угол дивана, стиснув в руках остаток сэндвича. Алпин вскинул руки примиряющим жестом.

– Нет-нет, госпожа Джина! Его проклятие не на руках, а на душе! – заверил он.

– Это он сам так тебе сказал? – угрожающе сощурившись, поинтересовалась я.

– Это и так видно, он не может обращаться и дышать огнем, – сообщил Алпин. – Ну и заверяющие бумаги при нем тоже были: он скован проклятием, которое никак не влияет на окружающих. Я видел. В ваш сейф положил. Госпожа Джина, ну не волнуйтесь вы так! Если бы что, уже давно бы все проявилось. А он два с половиной года тут бублики с кремом делает, и ничего.

– Вот именно, – пробормотала я. – И все о нем знают?

Алпин улыбнулся той улыбкой, за которой местные барышни бегут, сбрасывая панталончики.

– Ни одна душа! – заявил он. – Нет, ну знают, что есть повар, да. Что этот повар странный – тоже знают. А что он дракон с проклятием – об этом ни единая душа не в курсе. Я дракончика нарисовал просто так, для красоты. У мясника на вывеске выверна, а мы чем хуже?

– Виверна, – поправила я и пробормотала: – Странный повар. Не люблю я странных. А если он стекла в крем насует от своей странности?

– Ни в коем случае, – твердо заявил Алпин. – Выпечка для него это святое. Джон однажды какой-то бублик уронил, так у Орана чуть истерика не случилась.

Я со вздохом попробовала круассан и застыла, мечтательно прикрыв глаза. Это было, как поцелуй возлюбленного после долгой разлуки – сначала робкое, почти неуверенное прикосновение, а потом сладкая волна, которая все тело наполняет восторженной радостью.

– Хорошие круассаны, – сдержанно заметила я. Ни к чему показывать, в каком я от них восторге. А ведь еще и заварные пирожные надо попробовать! – Так за что же его изгнали и прокляли?

Алпин посерьезнел.

– За убийство сородича, – сказал он и я схватилась за голову.

В моей пекарне работает убийца! Прекрасно, черт возьми! Только этого и ждали.

Одна новость удивительнее другой.

– И кого он убил?

– Не знаю. Оран не рассказывал. Но в бумагах, которые были с ним, написано именно об убийстве сородича.

– Прекрасно, – пробормотала я. – Просто прекрасно. Шеф Ристерд о нем знает, надеюсь?

В Шине был полицейский участок, в который обычно притаскивали тех, кто перепил в пабе, чтоб проспались за решеткой и подумали о своем поведении. Шеф Ристерд, широкоплечий здоровяк с кулачищами молотобойца, умел произвести впечатление. Все бузотеры поселка знали, как крепко он может бить.

– Знает, конечно, но я сомневаюсь, что у него есть душа, – ответил Алпин. – Каждый день берет у нас коробку корзиночек с ягодным муссом, ну и всякое хлебное. Меру знает.

Ничего удивительного. В таких местах полиция всегда кормится от народа.

– Как думаешь, он опасен? – спросила я. – Ты людей знаешь, я тебе верю.

Алпин печально улыбнулся.

– Не опаснее паучка. Госпожа Джина, ну вы сами понимаете: в наших краях дурные люди не задерживаются. Им тут ловить нечего, выгод и профитов нету. А он живет, не тужит. Я ему комнатушку выделил в конце коридора, вы простите за самоуправство.

– Ничего, – вздохнула я. Моя тревога, вспыхнувшая сначала, потихоньку стала успокаиваться. Ну да, дракон. Да, с проклятием. Ему тоже надо где-то жить.

А если его выпечка приносит пекарне солидный доход, то и слава Богу.

– Ты обещал мне кофе сварить, – напомнила я. – И позови этого Орана сюда, пожалуйста. Хочу с ним познакомиться.

Оран пришел через четверть часа. Встал в дверях и, глядя не на меня, а куда-то в сторону, произнес:

– У меня десять минут. Через десять минут надо вынимать бублики с яблоками из печи.

Я понимающе кивнула. Ощущение какой-то неправильной странности усилилось – и к нему добавилось чувство, будто мы с Ораном уже где-то встречались.

Хотя это, конечно, невозможно. Когда я приехала в столицу, он ее уже покинул. Но Оран казался мне знакомым, а не чужаком, которого я вижу впервые.

Это было необычное, теплое чувство. Оно будило во мне что-то давно забытое.

– Зависит от вас! – улыбнулась я. – Я Джина Сорель, хозяйка пекарни. И чем быстрее расскажете мне правду, тем быстрее пойдете к бубликам.

Алпин поставил на мой стол чашку кофе и встал в дверях, оттеснив Орана в середину кабинета –  так, чтобы он понял: выйти просто так ему не дадут.

– Я всегда говорю правду, – ответил дракон тем же отстраненным голосом, и мне вдруг сделалось жаль его.

Он потерял все. Дом, друзей, семью – а у драконов очень устойчивые семейные связи, почти как у гномов.

Он жил со своей потерей. Нашел отдушину в труде. Пытался выстроить мир заново.

– Тогда кого вы убили? – поинтересовалась я.

Лицо Орана дрогнуло, и в нем из-за отстраненности каменной статуи вдруг проступило что-то очень живое, горячее и печальное. Потом оно растаяло, Оран по-прежнему смотрел не на меня, а в сторону со спокойным равнодушием.

Словно маску приподнял и тотчас же вернул на место.

– Это мое дело и моего дома, – ответил он. – Все документы я предоставил, прочее никого не касается.

– Касается, еще как, – хмуро сказала я. – Вы убийца, а я вас подпускаю к еде. Вдруг отравите весь поселок? Шеф Ристерд мигом притянет меня за соучастие.