Не сдавайся (СИ) - Эшли Кристен - Страница 3

Но я буду стараться. Я не позволю ему опуститься до неловкости. Я покажу ему, что все в порядке. Я продемонстрирую ему, что мы можем быть теми, кем были; то, что было между нами не потеряно. Так случилось. Было хорошо (я надеялась, что и для него тоже). Но было это на один раз. А теперь… двигаемся дальше.

Я молчала и не двигалась, дыша ровно, чтобы он подумал, что я сплю, и, желая, чтобы все закончилось. Сегодня у меня было много дел. Утром Итана не будет, он все еще будет у своего друга. Сегодня суббота и на работе выходной. Мне нужно было купить продукты. Убрать дом. И оплатить счета.

А потом дома появится сын, и все будет крутиться вокруг него.

Я пыталась отвлечься от Мерри, думая о том, что сначала нужно выпить коктейль от похмелья. Потом, в зависимости от времени, — продуктовый магазин, но только если еще достаточно рано, и я могла избежать толпы.

Люди раздражали меня. Они были грубыми. И чем больше была толпа, тем грубее становились люди. Они совершенно не понимали, что мы все вместе участвуем в этой игре под названием «Жизнь» и все мы играем в одной команде, работая над единой целью.

Каждому из нас было чем заняться, и все мы хотели выполнять свои дела без лишних хлопот и в итоге возвращаться домой целыми и невредимыми.

В какой-то момент у людей появилась идея, что приоритетом являются их собственные дела, а все остальные могут идти куда подальше. Поэтому они ездили как сумасшедшие. Были нетерпеливы в очередях. Хамили продавцам, когда те никак не могли запомнить цены на каждый товар во всем магазине «Уолмарт», чтобы не доставлять неудобства какому-то придурку, который звонит и просит уточнить стоимость. Люди вели себя так, будто ждать целых пять минут, которые потребуются для проверки цен, было сродни пытке. И столько же людей ехало на оранжевый свет, который был лишь намеком на желтый, вместо того, чтобы подождать целых пять минут, пока вновь загорится зеленый.

Все торопились. Каждый был сам за себя. Всем было наплевать на других. Давным-давно доброта, вежливость и цивилизованность ушли в прошлое.

Так что, да.

Люди меня раздражали.

Именно над этим я раздумывала, когда снова почувствовала, что кровать зашевелилась, и это шевеление меня чертовски напугало.

Поэтому я открыла глаза и испугалась еще больше.

Мерри не пытался незаметно выскользнуть из моей комнаты.

Вместо этого он был одет и сидел на краю кровати. Его темные волосы пребывали в беспорядке, несколько прядей упали на лоб, сонные, великолепные голубые глаза устремлены прямо на меня.

Он протянул руку в мою сторону, и я напряглась, когда он провел пальцами по волосам на моей шее, а затем стал их накручивать на палец.

Боже, ни один мужчина не прикасался ко мне так. Ни один. Никто за тридцать четыре года.

— Эй, — прошептал он.

Что происходит?

— Привет, — прошептала я в ответ, не зная, как поступить в этой беспрецедентной ситуации.

— Не хотел тебя будить. — Он говорил все так же тихо. — Но и просто исчезать тоже посчитал неправильным.

При этих словах я почувствовал, что со мной происходит нечто странное. Будто наступило начало разрядки. Освобождение, которое было одновременно и болью, и облегчением, которое наступает, когда вытаскивают занозу. Или когда заноза сама пробивается наружу.

— Я дежурю на выходных, — продолжал он. — Надо добраться до дома, принять душ, переодеться и ехать в управление.

В этот момент со мной произошло нечто странное.

Я почувствовала, что заплачу.

Тут же вспомнились два последних раза, когда я проливала слезы.

Один раз я сидела в кофейне у Мими и слушала, как Алек Колтон успокаивает меня после того, как мне был нанесен, как тогда казалось, смертельный удар. Не в прямом смысле, но, безусловно, в переносном.

Второй раз произошел, когда я узнала о смерти Денниса Лоу.

Первые были слезами горечи, печали, поражения и стыда. Последние стали слезами счастья.

Учитывая, что говорил Мерри, я поняла, что должна собраться с мыслями и ответить. Поэтому проговорила:

— Хорошо.

— Я занят все выходные, но мы поговорим позже, — объявил он.

Не отрывая головы от подушки, я посмотрела ему в лицо.

Я пыталась прочесть хоть самую малость, хоть что-то, указывающее на его мысли.

Он просто выглядел сонным и каким-то милым. И это шокировало.

Гаррет Меррик был настоящим мужчиной, но не милым.

Он был полицейским. Он был хорошо сложен, мускулист, но поджар. Его крепкая, жилистая фигура, знакомая мне по работе официанткой, затем стриптизершей и, наконец, бармена, скрывала мощь, заключенную в его теле. Он не был громадиной, и поэтому можно было подумать, что с ним можно шутить, но это было совершенно не так. Я понимала это, глядя на него. Но за время моей работы в баре «Джей и Джей» он разнял три драки в баре, так что я видела воочию его силу.

Его красота была каким-то образом мягкой, но ей не удавалось скрыть того факта, что в глубине, за ее поверхностью сам он был далеко не мягок. А наоборот — суров.

Его чувство юмора тоже было жестким.

А личное восприятие добра и зла было острым, как бритва (хотя, возможно, и немного безумным). В мире Гаррета Меррика практически не было серых оттенков. Было черное и белое.

У него была особая репутация в этом городе, а я была барменом, поэтому была в курсе. Он был не просто полицейским. Он сам был порядком и справедливостью. И какая-то его часть была вынуждена решать, каким должен быть этот порядок и как должно вершиться правосудие.

У него была внешность старого доброго парня. Но под ней скрывалось нечто совсем иное.

Я понимала это. И знала его историю. После того, что случилось с его семьей, было несколько путей, по которому могла пойти его жизнь, и ни один из них не был хорошим.

Кроме того, который выбрал Мерри.

Так что он не был милым. Совсем нет. До этого самого момента.

Сонный и милый. Будто его не капли не беспокоило похмелье.

— Шер? — позвал он.

Я отмахнулась от своих мыслей и пробормотала:

— Извини, я немного не в себе.

Он усмехнулся, милое выражение ушло, и произошло чудо.

Страдая от похмелья, неуверенности в себе и страха, я буквально завелась, увидев его эту наглую ухмылку.

Он знал, что сделал со мной вчера вечером. Знал, как мне это понравилось. И понимал, что пусть я и была полностью вовлечена в процесс, именно он доминировал в этой игре, кончил сам и заставил кончить меня. Пять раз.

Мои ноги сдвинули в сторону, и Мерри наклонился ближе.

— Отдыхай, — пробормотал он. — И когда проснешься, прими аспирин. Я позвоню позже.

Я кивнула, опуская голову на подушку.

Он наклонился еще сильней, и я не знала, стоит ли мне привстать или повернуть голову на случай, если ему понадобится прямой доступ к моим губам, потому что он намеревался меня поцеловать.

И я поняла, что он действительно меня целует. Сладким поцелуем. Легко проведя губами по моей щеке, он переместился к моему уху.

— Никогда не забывай прошлую ночь, детка. Ни мгновения, — прошептал он и снова поцеловал меня, коснувшись губами кожи перед моим ухом, прежде чем закончить: — Спасибо тебе за это.

Я не знала, что на это ответить. Это было мило, но было ли это концом? Или это было лишь начало?

Он отстранился, но скользнул рукой от моей шеи к челюсти, проводя большим пальцем по щеке, и поймал мой взгляд.

Еще одно прикосновение, которое не дарил мне ни один мужчина. Простое движение только большим пальцем, но все равно кажется, что он говорит о многом, и каждое его слово красиво.

— Я позвоню тебе.

Это было начало.

О Боже, неужели у нас с Мерри что-то начиналось?

Мое сердце сжалось.

— Хорошо, Мерри, — ответила я.

Он усмехнулся. И подмигнул. Мой живот скрутило от нервного возбуждения, которое я почти не узнала, потому что не чувствовала его с тех пор, как мне было пятнадцать лет.

Затем он встал с кровати и вышел из моей комнаты.