Не сдавайся (СИ) - Эшли Кристен - Страница 2

Мерри уставился на меня, что было хорошо, так как я привлекла его внимание, но я еще не закончила:

— Я тебя понимаю. Я уже давно живу в этом городе, так что понимаю тебя, знаю, какой ты человек, — заявила я. — Ты думаешь, что раз у тебя есть член, ты должен делать всю работу. Делать шаги. Гнаться за ней. Сражаться. Но ты ошибаешься. Эта женщина прекрасно понимала, что у вас была серьезная история, из тех, которые быстро не канут в лету. Твоя сестра разобралась со всем, потому что за ее спиной стоял хороший человек, который поддерживал ее на плаву. Но это не единственный способ. Любая женщина, достойная такой преданности, прикрывает своего мужчину, чтобы он мог устоять. Она не станет ждать, пока он разберется со своим дерьмом, а потом найдет ее и поцелует в задницу.

Мерри продолжал смотреть на меня, пока одна сторона его губ не изогнулась в небольшой, но явно не грустной улыбке.

— Не сдерживайся, Шер. Продолжай говорить прямо, — поддразнил он.

И тогда я вновь испытала знакомое чувство. То, что ощущала каждый раз, когда он входил в помещение. Каждый раз, когда он говорил со мной. И когда давал мне хоть что-то.

Жалящую боль. Жжение, которое давало о себе знать. Это жало было занозой, которая жила со мной. Шип, который я носила так долго, что иногда могла не замечать боли. Шип, засевший глубоко под моей кожей. Шип, который был Гарретом Мерриком.

Человек, которому я нравилась. Человек, который смеялся над моими шутками. Человек, который регулярно улыбался мне. Кто часто дразнил меня. Который с удовольствием общался со мной. Человек, которому я очень нравилась.

Он был моим другом. И так же считал другом меня.

Человек, которого я любила больше жизни.

— Как давно ты меня знаешь? — спросила я.

Он лишь слегка покачал головой, его губы все еще кривились с одной стороны, придавая красоте его лица игривости, которая ощущалась как божественный дар. Дар, который я хотела бы назвать своим. Дар, который я хотела бы направить на своего сына. Чтобы рядом с Итаном был хороший мужчина, который заставлял бы его смеяться, мог его развеселить и научить порядочности.

Но получить этот дар я могла лишь тем способом, которым он делился сейчас.

Он просто был рядом. Но никогда не станет моим.

— Какое-то время, — ответил он на мой вопрос.

— Я когда-нибудь бываю мягкой?

Он улыбнулся мне, и я поняла, что чувствую себя удачливой.

Я никогда не была мягкой. Я была жесткой. Я возвела вокруг себя панцирь, который никто не мог взломать. У меня была причина. Действительно чертовски веская причина.

Проблема состояла в том, что я выстроила этот панцирь так прочно, что теперь и сама не могла из него вырваться.

Это было не совсем плохо. И можно было считать благом. Ведь означало, что я не могу открыться таким, как Гаррет Меррик, или остальным мужчинам, которые были лишь его тенью, чтобы они могли пройтись по мне.

Тем не менее, я должна чувствовать себя удачливой, потому что Мерри не обращал внимания на мою жесткость. Он смотрел на эту мою особенность сквозь пальцы, чтобы быть моим другом. А многие этого не делали. И это тоже хорошо. Ведь если ты не прикладываешь усилия, зачем мне с тобой возиться?

Мерри приложил усилия. Да и многие люди в этом городе тоже, когда я переехала сюда, даже после того, что именно послужило причиной моего переезда.

Именно поэтому я осталась. Не ради себя — ради своего ребенка. Итану нужны были такие люди рядом.

— Ты не пьешь, — заметил Мерри, кивая голову в сторону моего бокала.

Я подняла его и выпила все до дна.

Мерри разразился хохотом.

Я поставила стакан и схватила бутылку, чтобы налить еще.

— Только ты можешь залпом выпить стакан лучшего виски Феба и Морри за пятьдесят долларов, — заметил Мерри.

Я подлила ему и налила еще себе. Затем снова выпила залпом. И вновь Мерри разразился хохотом.

Именно поэтому я менее чем за тридцать секунд спустила сто долларов, которые не могла себе позволить.

Такой смех, как у Гаррета Меррика, стоил каждого пенни.

***

Кровать зашевелилась, и я открыла глаза. И тут же их закрыла, поскольку на меня обрушилась тошнота, а в голове взорвалась пульсирующая боль.

Прошло несколько ударов сердца, и я услышал звуки.

Рядом тихо одевался мужчина.

Черт. Что я натворила прошлой ночью?

Давненько такого не случалось. Примерно с тех пор, как я подцепила отца Итана, думая, что мне чертовски повезло, а на деле обнаружила, что забеременела и осталась одна, когда этот засранец испарился. Трудно вести безумную жизнь и хорошо проводить время, будучи беременной. А будучи матерью-одиночкой в двадцать четыре года — и подавно. Так что между работой в попытках прокормить ребенка и нянями у меня было не так много шансов на дикую жизнь.

Сейчас Итан находился в доме друга. С ночевкой.

И, прикладывая силы, которых у меня не было, учитывая, что на меня обрушилось похмелье, я вспомнила, что прошлой ночью, впервые за много лет, совершила безумный поступок.

Я болтала ерунду при Гаррете, приканчивая бутылку страшно дорогого виски и запивая ее пивом, выкладываясь на полную катушку, чтобы сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить боль разбитого человека.

Где-то между тем, как я допила бутылку и перешла к менее дорогой, все перевернулось.

Мы поймали такси. И приехали ко мне домой. После чего долго и дико занимались сексом. Очень долго.

И вот наступило утро, мне казалось, что я проспала секунд двадцать, а он уже встал раньше меня, тихонько одеваясь.

Пусть и прошло уже много времени, но я знала, как это делается. Я знала эти осторожные звуки, которые он издавал.

Он не хотел, чтобы я проснулась. Он жаждал поскорее убраться отсюда и добраться до дома. Принять душ, чтобы смыть все мои следы. Навести порядок в голове, чтобы надрать себе задницу за то, что сделал такую глупость, как трахнул меня. И только потому, что он был Мерри, а Мерри был именно таким парнем (другие парни не стали бы даже беспокоиться), позже он найдет в себе силы определить подходящий момент, чтобы подойти и дать понять, как обстоят дела.

Мы трахались.

Но ничего не изменилось.

Друзья, хотя мы познали вкус друг друга.

Я всегда считала, что все ошибаются, и, лежа здесь, с закрытыми глазами и притворяясь спящей, чтобы дать Мерри возможность получить то, что ему нужно — спокойное бегство, — я снова подумала об этом.

Не было позором выходить из дома и садиться в такси или в свою машину во вчерашней одежде. Ты хотел того, чего хотел, шел за этим, получал желаемое, затем вставал и продолжал жить своей жизнью. В этом не было стыда. Никакого.

Стыдно было лежать голым в своей постели и слушать, как мужчина молча одевается, потому что он проснулся рядом и не желал иметь с тобой ничего общего. И неважно, как это произошло — если ты неправильно поняла, что с ним происходит, и он просто хотел потрахаться, или если вы оба напились и все вышло из-под контроля, хотя вы этого не желали.

Я лежала и ощущала, как все сильней разгорается пожар стыда, потому что человеком, который не хотел иметь со мной ничего общего, был Мерри.

Все будет хорошо. Для меня все будет хорошо.

Конечно, хорошо. Вот только не совсем. Эта заноза загнала себя еще глубже, ведь теперь я знала, как он целуется — диапазон интенсивности, уровень мастерства — не говоря уже о том, что я знала гораздо больше о способностях Гаррета Меррика.

Но я бы приняла все это, чтобы сохранить хотя бы дружбу с Гарретом. Я бы поняла его. Вначале он будет вести себя абсолютно нормально. Определенно. Он будет осторожен со мной. Будет заботиться о моих чувствах. И будет деликатен, насколько это возможно у крутого полицейского.

Но ему будет неловко. Так потерять контроль над собой. Опуститься так низко, чтобы трахнуть барменшу в своем городе. Барменшу, которая была матерью-одиночкой и раньше работала стриптизершей. Барменшу, с которой играл серийный убийца.