Миара. Рождение Тени (СИ) - Линн Эва - Страница 32

— И именно он, конечно же, мертв. — протянул Император, бросив взгляд за спину третьего на его сестру.

Кратос молчал, все еще не отваживаясь встать или произнеси хоть что- то, тем самым подтверждая слова своего повелителя. Однако, собравшись, произнес:

— Он умер еще в день восстания, не от наших рук, Повелитель.

Дарлан тяжело вздохнул, покрутил в руках камень.

— Аркан значит. Интересно, почему. Должен ведь быть в этом смысл.

— Мы выясним, Повелитель.

— И побыстрее.

Свист плетей разрезал воздух. Дарлан вздернул бровь, возвращая свое внимание к распятому перед ним пока еще живому мятежнику. Кратос вновь отвел руку, что выглядело даже грациозно и изящно, а затем резко увел вниз, обрушивая кнут на разодранную спину мужчины. Тот уже не имел сил кричать, а оттого только лишь надрывно стонал. Кожа расходилась на части ровно в местах рассечений, так, что с каждым ударом уже имеющиеся разрезы лишь углублялись. Кратос мог быть весьма аккуратен, если хотел. И на каждом пленнике он специально отрабатывал разные методы воздействия.

Очередной сильный удар пришелся ровно в углубившуюся рану. Крик изможденного пленника разорвал воздух, дрожью прокатившись по соседним камерам и дальше, вглубь. Туда, где в углу своей уже привычной клетки, зажав руками уши, качалась Розлин. Она изо всех сил пыталась не слышать происходящего, не знать. Бывшую королеву людей Дарлан вернул на место сразу же после того, как всех мятежников распределили в камеры. Харт демонстративно провел ее перед всеми ними. А Розлин и не противилась, за прошедшие годы слишком привыкнув к месту своего заключения и находя в нем покой измученной души. Поэтому сейчас она отчаянно представляла себя как можно дальше отсюда. Она заметила тень, скользнувшую в неярком отсвете огней единственной настенной лампы и остановившуюся прямо у решетки ее камеры. Миара не смотрела на Розлин. Ее взгляд был направлен в черноту коридора, откуда слышались крики, постепенно становившиеся тем тише, чем меньше оставалось сил и воли у пленника. Словно ей нужно было разглядеть что- то в этой черноте.

Все еще не проворачиваясь к Розлин, будто той и вовсе здесь не было, Миара опустилась прямо на каменный пол, подобрав под себя ноги.

— Зачем ты здесь? — наконец спросила Розлин.

Миара подняла руку, по которой сейчас в полумраке медленно ласкаясь крутилась тьма.

— Она привела меня. Кажется, ей доставляют удовольствие чужие страдания.

— Ей или тебе?

Миара наконец с совершенно пустым лицом посмотрела на женщину по ту сторону клетки. И произнесла, попытавшись вложить в слова то, что действительно раздирало ее изнутри:

— Ей. По крайней мере пока я все еще пытаюсь в это верить.

Неясный и непривычный звук, нечто отдаленно напоминающий скрежет запирающихся засовов, заставил вновь обратиться к темному коридору. Вслед за ним коридор осветила резкая короткая вспышка. Розлин ахнула, сжалась еще сильнее, пряча голову в колени. Миара прикрыла ладонью глаза, чтобы хоть немного защитить их от рези. Вспышка исчезла также быстро как появилась, не оставив после себя ни следа.

— Я давно такого не видела. — прошептала Розлин, все еще не осмеливаясь пошевелиться. — В последний раз в тот день, когда пало королевство. Такая же вспышка, а после десятки тел прямо на полу тронного зала. Стражи, лорды, просто попавшиеся на пути люди, которых согнали насладиться видом павшей королевы.

Миара молчала, обдумывая сказанное. Она тоже видела эту вспышку. В день, когда попала в плен. Когда прошлая жизнь в очередей раз перестала существовать.

— Я кажется начала забывать, что нахожусь в клетке. Просто без стен.

— Разве это что- то меняет?

— О да, для меня многое.

Она слегка улыбнулась, обращаясь все еще в никуда. Но отчего- то Розлин была уверена, что Миара говорила с кем- то конкретным, кого в темноте коридора могла видеть лишь она.

— Клетку нужно сломать, так ведь?

— Ты придешь еще? — торопливо проговорила Розлин, стоило собеседнице подняться.

Миара молчала достаточно долго прежде чем утвердительно кивнуть. А затем на том месте, где она стояла, не осталось ничего. Она ушла ровно также, как появилась. Тихо, быстро и незаметно.

— А ты быстро учишься, моя дорогая. — удовлетворенно произнес сам себе Дарлан, все это время наблюдавший за разговором двух женщин из самой темной части коридора.

Император развернулся и направился назад к камерам, хищно улыбаясь, ведь несколько следующих дней предвещали довольно интересные события. А пока он был твердо намерен выбить ответы из каждого пленника, в страхе следящих за его медленными шагами мимо камер.

— Что- то я расслабился, будучи только императором. Хватку терять стал. — произнес Дарлан, недовольно осматривая кровь на кончиках своих пальцев. Кровь, которую он только что стер с щеки. Кровь, которая попала на его лицо из- за не слишком аккуратно воткнутого в пленника крюка, напрямую сцепленного с цепью, уходящей в колесо с рукоятью, покоящейся в руках Кратоса. Крюк же цеплялся прямо за позвоночник пленного, что уже само по себе было чудовищно больно и страшно.

Дарлан злился и очень сильно. Шел уже третий час как он безвылазно находился в этих подземельях, а внятных ответов до сих пор не получал. Чушь, которую несли мятежники о цели освобождения их бывшей королевы, была настолько издевательски глупа, что последнего ее повторившего Дарлан обезглавил на месте. Его уже начинали бесить собственные запреты на бездумное убийство пленных. В целом не велика потеря. Если считать тех, кого в пылу азарта убили за эти дни его висперы, все равно в темницах оставалось около ста двадцати человек. Не то, чтобы очень уж много, но достаточно. Правда, все они были абсолютно тупы и не посвящены в дела своих лидеров. А те, кого можно было причислить к хоть в чем- то осведомленным, все умело держали рот на замке. Не на долго.

Дарлан покрутил головой, размяв шею.

— Тяни. — бросил он Кратосу, отходя чуть в сторону.

За первым движением рукояти колесо начало поворачиваться. За вторым крюк натянул кожу и зацепленные мышцы, угрожая вырвать их из спины. За третьим камера наполнилась диким отчаянным воплем. На четвертом, когда кровь из проколов у лезвий крюка начала бежать еще сильнее, разрывая кожу по краям, Дарлан поднял руку, останавливая своего третьего виспера. Вторую руку Император положил на голову пленному, посылая через нее свою силу. Успокаивающую, дарящую освобождение от боли.

Весь смысл был в этом.

Сутками голодовки, пытками, издевательствами довести каждого из мятежников до исступления, до отчаяния, до боли в каждой секунде их жалкого существования. Чтобы затем заменить ее такой желанной благостью, таким манящим наркотиком в виде нескольких мгновений освобождения. Манией, ради которой отдашь все на свете, любую информацию и жизнь.

И такая стратегия работала практически всегда безотказно. Потому что либо он получал положительный результат, либо пленный просто сходил с ума раньше положенного и не мог более давать вразумительные ответы. А копаться в мыслях ненормальных Дарлан, к его сожалению, не умел, да и не очень то хотел. Он точно знал, что Тьма могла. Тьма, что наконец- то была в его распоряжении. Ему уже приходила в голову мысль довести какого- нибудь пленника до безумия исключительно ради проверки способности тьмы Миары вытащить из глубины человека его самые жуткие страхи, но пока что император отмел ее.

— Еще раз. — скомандовал он.

К чести пленного, им пришлось повторять всю операцию еще четыре раза, прежде чем вышло добиться от него слабого прошения прекратить муки.

Дарлан ухмыльнулся, торжествуя. Обошел пленного, присел перед ним.

— Твое имя.

— …ми…ль…

— Еще раз и внятно.

Пленник едва шевелил ртом. Сказывались дни голода и жажды, а также все, что до этого момента проделывал Кратос. Сейчас никто не узнал бы в нем того воина, что годами служил королевской семье и в первых рядах рвался на поле боя. Опухшее от ударов лицо с заплывшим левым глазом, исполосованное бороздами кнута тело, покрытое уже посеревшими синяками. И полное отсутствие сил.