Поцелую тебя дважды (ЛП) - Уинтерс Уиллоу - Страница 15

Даже если я дура, я бы позволила ему лгать мне прямо сейчас. Я бы с радостью приняла это, чтобы я могла перестать метаться туда-сюда, чтобы я могла перестать думать обо всем этом, как он мне сказал. Я хотела бы вырвать все болезненные мысли и воспоминания из своего разума. Такое чувство, будто я схожу с ума в каком-то смысле. Я качусь по спирали, но отчаянно пытаюсь удержать его. Как будто он может все исправить, когда это так очевидно не так.

— У нас всё в порядке? — слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их осознать, и я не могу поверить, что задала этот вопрос.

— Конечно, — отвечает он. Но его уверенность только усиливает мой внутренний вопрос: а вдруг всё это — лишь плод моего разума? Я больна, и лихорадка никак не облегчает ситуацию.

— Тебе страшно? — спрашивает он, и в его голосе звучит тепло, которое немного успокаивает мою тревогу.

— Да, — тихо признаюсь я.

Атмосфера между нами сразу же охлаждается, но все же искра есть.

— Если боишься, можешь сказать стоп-слово. — Он делает паузу. — Скажи его.

— Красный.

С щелчком поворотника мое сердце колотится, когда он съезжает на обочину дороги. Только когда машина припаркована, он снова говорит.

— Твое стоп-слово, мы делаем паузу, я исправляю все, что не так, — говорит он, как будто это действительно так просто. Как будто нет никаких проблем во всем, что происходит. Его рука сжимает мой подбородок, и он пристально смотрит мне в глаза. Я бы не хотела, чтобы он это делал. Я беспокоюсь, что он там найдет.

— Почему ты боишься? — Я едва могу дышать от этого вопроса. Кажется, это прямо противоположно тому, что он мне говорил раньше.

Правда все равно ускользает от меня.

— Я чувствую, что… может быть, то, что произошло раньше… — Я сглатываю, когда его челюсть напрягается. — Я боюсь, что совершу что-то, и это повторится, потому что, клянусь, я этого не делала. Я ничего не сливала, никому ничего не передавала и никому ничего не говорила. — Мой голос ломается на последнем слове, и мое дыхание учащается. — Они сказали, что я передала кому-то информацию. Но я этого не делала. Клянусь, что не делала. — Когда слова вырываются из меня, Деклан заставляет меня посмотреть на него, его рука на моем затылке. Его хватка такая собственническая, что заставляет меня замолчать.

— Единственный способ, которым кто-либо снова прикоснется к тебе, — это если ты уйдешь от меня. — Выражение его лица было исключительно серьезным и жестким, которое я видел у него всего раз или два. — Ты понимаешь это?

— Да, — говорю я, и это единственное слово вырывается у меня из груди хриплым голосом, и я чувствую, как между нами возникает жар, не имеющий ничего общего с болезнью.

— Ты остаешься со мной, делаешь то, что я говорю, и ты в безопасности. Мне все равно, что говорят другие, чего они хотят, что они думают или что они мне говорят. Ты слышишь меня? Мне наплевать. Я перережу им глотки, прежде чем они успеют сказать мне хоть что- то о тебе. Ты слышишь меня, Брейлинн? Ты моя. Я выбираю тебя.

Проходит всего лишь секунда, прежде чем я шепчу:

— Ты обещаешь?

— Мне не нравится, что ты это подвергаешь сомнению.

Он откидывается на спинку сиденья, и оно скрипит. Его внимание на мгновение отвлекается от меня, пока между нами устанавливается тишина. Поворачивая его, обхватив кожаный руль, он оглянулся на меня.

— Я позволил кому-то встать между нами. Я знаю, что сделал это, и мне жаль, Брейлинн. Я никогда не должен был этого допускать. Это больше не повторится.

Мое сердце колотится в слабой степени. Как будто оно сдается. Как будто оно верит ему всем своим существованием. Я знаю прямо сейчас и там, он погубил меня.

— Я обещаю, — добавляет он.

— Спасибо, — бормочу я, пойманная на эмоциях, которые бурлят в его взгляде. Миллион вещей в этом человеке заставляют меня сомневаться в моем здравомыслии, но я не сомневаюсь, что он хочет уберечь меня и что у него есть сила сделать это.

Его тон меняется на более требовательный.

— Я не хочу, чтобы ты больше об этом думала. Я не хочу, чтобы ты больше беспокоилась. Я ясно изложил эти моменты, не так ли? —

— Да.

— Тебе нужно беспокоиться только о том, чтобы угодить мне. Вот и все. Все остальное — моя забота. Подчинись этому, и ты почувствуешь себя намного лучше.

Его рука снова сжимает мой подбородок, и его сила слабеет.

— Ради всего святого, Брейлинн, ты больна. Не беспокойся об этом. Ни сейчас, ни когда-либо снова. Пообещай мне? — спрашивает он, подчеркивая слова поднятой бровью.

— Обещаю, — отвечаю я ему, и он сжимает мою руку, словно кладя этим конец разговору.

— Ты делаешь меня отчаянным человеком, — комментирует он, и полуулыбка растягивает мои губы. Я задаюсь вопросом, в какой момент между нами изменились приливы и отливы? Я начинаю думать, когда он отъезжает от обочины, а мягкий гул машины успокаивает мои нервы, что, возможно, это была судьба, и так должно было случиться. По какой-то извращенной, ебанутой причине, которую вселенная уготовила для нас. Я начинаю думать, что худшее уже позади.

Если бы только этот голос в моей голове перестал шептать, что мне следует бояться и что это произойдет снова.

***

Это всего лишь лихорадка, но все равно противно идти в больницу, чувствуя себя почти мертвой и жалкой. Хотелось бы мне выглядеть хоть немного прилично, особенно по сравнению с Декланом, который обнимает меня, поддерживая. К своему стыду, я с радостью опираюсь на него, когда мы стоим у стойки регистрации. В темных джинсах и хенли никто не узнает, кто он. Однако он все еще излучает властность и темноту, которая рассеивается только тогда, когда он улыбается. Чего он не делает ни секунды, пока мы стоим там, в тишине ожидая, когда кто-то из двух регистраторов поднимет глаза. Первая женщина стоит ближе всего к нам и что-то записывает в блокноте; другая стоит спиной, что-то набирая на компьютере.

Обе в светло-голубых халатах, поэтому мне интересно, не медсестры ли они.

— К доктору Джейкобсону, — говорит Деклан ровно и спокойно, но с авторитетом, который заставляет молодую женщину перед нами выглянуть из блокнота. Ее очки в роговой оправе ярко-зеленые, ее губы идеального оттенка вишнево-красного, а ее темные волосы заколоты в высокий пучок на голове. Она молода, намного моложе женщины позади нее, которая оглядывается через плечо в тот момент, когда первый вопрос

— Имя?

— Мистер Кросс, — говорит пожилая женщина с обесцвеченными светлыми волосами и так быстро отодвигает свой стул назад, что он почти опрокидывается. — Извините за ожидание, проходите сюда.

Брюнетка в пучке, кажется, понимает, кто он, прямо на моих глазах. Сначала возникает замешательство, а затем мы видим широко раскрытые глаза, когда кровь отливает от ее лица.

— Прошу прощения, она здесь новенькая, — пытается объяснить женщина, ведущая нас, прежде чем откашляться и провести нас к лифту.

Пока мы поднимаемся на лифте, останавливаясь на этаже, требующем код, все тихо. Это тревожит, и я обнаруживаю, что лихорадка соревнуется с тревогой, из-за которой я чувствую себя хуже, чем я думаю.

Все это время Деклан обнимает меня, успокаивает и ведет по тихому коридору, слишком тихому, а затем в отдельную комнату.

Это… челюсть отвисает. Что. За. Блядь.

— Я не знала, что в больнице есть такие комнаты, — бормочу я, останавливаясь у больничной кровати в центре комнаты. Сама кровать регулируется, и это отличает ее от шикарного гостиничного номера. Но постельное белье роскошное, а мебель напоминает мне о поместье.

Дорого, чисто и современно.

Медсестра открывает раздвижные двери шкафа, за которым находится различное оборудование.

— Доктор Джейкобсон поручил мне подготовить вас, если вы не возражаете. — Медсестра поворачивается ко мне. — Мне очень жаль, я, кажется, забыла ваше имя, — комментирует она с тем же напряжением, которое держала внизу.

— Брейлинн Леннокс.

— Приятно познакомиться с вами, мисс Леннокс. Я медсестра Рейчел, и я буду здесь, если вам что-то понадобится. — Она встает по стойке смирно, а затем указывает на кровать: — Если вы не возражаете, не могли бы вы лечь.