Секс был. Интимная жизнь Советского союза - Александер Рустам - Страница 25

Конечно, нескольких брошюр, полных консервативных призывов воздерживаться и больше думать об ответственности перед обществом, не хватало, чтобы заполнить вакуум, сложившийся в сфере полового воспитания. Об этом ярко свидетельствовали дискуссии, проходившие в те годы на страницах советских газет.

Пользуясь относительной свободой «оттепели», советские СМИ иногда поднимали острые вопросы — пусть и строго в рамках партийной линии. В 1962 году в популярной газете «Молодой коммунист» вышла статья журналистки Евгении Розановой, озаглавленная «Завтра будет поздно: заметки о половом воспитании». Розанова рассказывала о судебном процессе в городе Куйбышеве (ныне Самара), который длился почти два года и наделал много шума. На скамье подсудимых оказались пятнадцать молодых людей, обвиняемых в «растлении» девушек. Всем им грозила высшая мера наказания — смертная казнь. Отношение к насильникам Розанова высказала вполне однозначно: «Речь тут должна идти не только об осквернении девической чистоты. Совершилось насилие над человеком, растление не только физическое, но и моральное, страшное унижение человеческого достоинства. В нашей стране, где уважение к человеку — основной закон государства, такое простить нельзя!»[100]

Розанова не только осуждала подростков, но и задавала вопросы — не столько самим преступникам, сколько обществу: «Как это началось? Где был тот первый, еще не преступный, а лишь неверный шаг, который и потянул их дальше, вниз, к преступлению, к суду и позорной кончине?» В поисках ответа журналистка тщательно изучила материалы уголовного дела и среди сотен документов обнаружила письмо одного из осужденных, Алексея Никулина, в Верховный Суд СССР, где он, пытаясь защититься, излагал факты своей биографии.

Никулин рассказал, что в восьмом классе впервые попробовал водку: в пионерлагере учитель налил ему, «чтобы согреться». По мнению Розановой, именно этот эпизод положил начало нравственному вырождению Никулина: «Пьянство ослабляет волю человека, освобождает его инстинкты из-под контроля сознания. И отсюда прямой путь к половой распущенности, к половому преступлению». Далее она цитирует рассказ Никулина о его выпускном вечере — и эта цитата, полная попыток оправдаться и представить себя жертвой, тем не менее наглядно демонстрирует, как иногда далека была реальность советской жизни от принципов «коммунистической морали»:

Настал день нашего выпускного вечера. Я, как всегда, отвечал за музыку и художественное оформление зала. Не знаю, каким путем, по чьей вине, во время вечера на нашем школьном столе очутился ящик красного вина и четыре бутылки неразбавленного спирта. Тут же были учителя, родители и сам директор школы товарищ Узилов. И никому — ни учителям, ни родителям, ни тем более ученикам — не пришло тогда в голову, какую тень бросил этот ворох бутылок на то светлое и чистое, что мы получили в тот день, на нашу путевку в жизнь. Нет, не отразилось это на чистых и аккуратно заполненных листах аттестатов. Темное пятно легло на чистые страницы наших душ, медленно, но упорно подтачивая наше сознание. У каждой причины есть свое следствие. Так было и тут. Анатолий Панков, мой одноклассник, уединившись с Тоней С. в ботаническом кабинете, под влиянием вина совершил с ней половой акт. Ученики девятого класса Петр Захаров и Люба П., тоже пьяные, ушли с вечера гулять и сделали то же, что Панков с Тоней… Не многовато ли для семнадцатилетних мальчишек и девчонок? Но еще страшнее то, что все это никого из старших не заставило взяться за голову — ни директора, ни родителей, ни учителей. Вот так выпускала нас школа на широкие просторы жизни, так «благословляла» нас в самостоятельный путь.

Суд не принял оправданий молодого человека. Никулин и четырнадцать его «сообщников» были приговорены к расстрелу.

По мнению Розановой, вопиющий случай в Куйбышеве был результатом серьезного недостатка советской образовательной системы — отсутствия полового воспитания. Неграмотность в вопросах интимной жизни калечила судьбы советских подростков: происходили не только преступления, но и бытовые трагедии. Пример такой трагедии Розанова привела в той же статье, рассказав о судьбе семнадцатилетней Ларисы, мать которой написала в газету следующее:

Я хочу рассказать о душевной травме, нанесенной всей нашей семье, а особенно моей младшей дочери Ларисе. Ей 17 лет, она здесь родилась, выросла, пошла в школу и училась только на четверки и пятерки. Она — комсомолка, отличного поведения, активная общественница, отзывчивый товарищ — помогала своим подругам и товарищам в учебе. Все ее знали как хорошую скромную девочку, ставили в пример другим.

И вот к ней прикрепили отстающего ученика Виктора Обломского, который не хотел учиться, а больше увлекался спортом и курением. Его отца неоднократно вызывали в школу и говорили о плохом поведении сына. На протяжении четырех лет Виктор ходил в наш дом заниматься. Лариса добросовестно помогала ему в учебе и переживала за него, чтобы он не остался на второй год. Мы считали их еще детьми и ничего не подозревали. Все шло хорошо…

И вдруг для всех нас нежданно-негаданно случилась беда. Вместо благодарности Виктор обесчестил Ларису, и она родила ребенка. Мы не знали о ее положении до момента вызова скорой помощи, и она сама не понимала, что с нею происходит. Никто ни в школе, ни дома, ни окружающие не заметили и не подозревали, что она ждет ребенка.

Далее мать Ларисы горестно писала, что родители Виктора решительно отказались заботиться о новорожденной, а его отец, коммунист и член горисполкома, даже цинично заявил, что Виктор просто разлюбил Ларису. Сам Виктор также не изъявил желания даже посмотреть на своего ребенка. «Моральным уродом воспитали Виктора его родители», — заключила мать Ларисы.

Конечно, Розанова согласилась с женщиной в том, что значительная часть вины в этой ситуации лежала на Викторе. Но тут же пояснила, что была виновата и мать Ларисы. Ведь если бы она уделила время для беседы с дочерью о «половой жизни», трагедии можно было бы избежать:

Как могло случиться, что мать — самый близкий девочке человек! — до последней минуты не знала о беде своей дочери? Ведь дело не только в физиологической стороне, хотя и тут было огромное потрясение всего еще полудетского организма… Почему мать вовремя не заговорила с дочерью о сложных вопросах, ощущениях, мыслях, которые неизбежно возникают перед девушкой в 15–16 лет? Возможно, что Лариса и сама не понимала того, что с нею произошло, какие последствия вызвало. Откуда ей было знать, если ни дома, ни в семье, ни в школе, ни среди друзей никто не говорил с нею на эти «скользкие» темы?

Последний вопрос имел ключевое значение и затрагивал далеко не только семью Ларисы. Розанова решила пойти дальше и напрямую узнать у советских чиновников, почему никто в СССР не хотел заняться проблемами полового воспитания. Для начала она отправилась в Академию педагогических наук РСФСР, где ее долго переадресовывали из одного отдела в другой. В конце концов журналистка оказалась в Институте теории и истории педагогики. Когда она спросила заместителя директора института по фамилии Кондаков, кто занимается разработкой методики полового воспитания молодежи, то Кондаков просто развел руками:

— Наш институт специально такой темой не занимался. На совещаниях в президиуме Академии педагогических наук иногда поднимался этот вопрос, но практически ничего не сделано.

Ученый секретарь Академии педагогических наук РСФСР также растерянно заявила:

— Специальных исследований на эту тему у нас нет. Столько проблем, что нас просто не хватает! Сейчас сосредоточили внимание на вопросах политехнизации школы, на коммунистическом воспитании молодежи. Министерство просвещения также выражало пожелание разработать эту тему. Но они не просили нас включить этот вопрос в тематический план, и мы ничего не предприняли. Иногда и психологи в докладах и беседах касаются проблем полового воспитания, отмечают, что над ними следовало бы работать. Но пока реального ничего нет.