Выбери любимый жанр

Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

Сегодня Сюзанна вышла к обеду в новом платье, слуги как раз заканчивают заносить блюда, Сюзанна окинула их оценивающим взглядом, держатся сковано, всё-таки теперь прислуживают новому хозяину, побаиваются поднять взгляд, но чувствуется сноровка, какой нет у местных слуг, давно уже забывших о хозяевах.

В центр стола опустили огромную миску, почти тазик, откуда быстро и умело наполнили нам тарелки ароматным борщом, где среди мелко порезанных листьев капусты плавают ломти сочной говядины.

Сюзанна лопает не чинясь, мы на работе, не до условностей, хотя и нарушать слишком уж не решается, мой дурной пример не настолько заразителен.

Котлеты крупные, румяные, ещё шкворчащие соком, только что со сковородки, по две на тарелку, я думал Сюзанна одну оставит, барышня же, соблюдает приличия, но нет, слопала обе, молодец, подобрала все кусочки жареной с луком картошки, помогая ломтем хрустящего хлеба, откинулась на спинку кресла и посмотрела на меня блестящими глазами.

— Вижу, — заметила она с иронией, — вам передали и всех слуг?

Я вздохнул.

— Да, но что делать с имением?.. Да и с землями, с предприятиями, с людьми… Хотя не о том думаем, ваше сиятельство.

Она спросила с интересом:

— А о чём надо?

— С чего начнут англо-французы осаду Севастополя?

Она оскорблённо фыркнула.

— Нашли, о чём думать!.. А вы помните, что сразу после Нового года нас ждёт зимняя сессия?

Я дёрнулся так, что укусил вилку, по телу прошла холодная волна.

— Сюзанна, умеете же настроение испортить!.. Хорошо, сейчас испорчу вам я!

Жестом велел слугам убрать со стола пустую посуду и самим удалиться, а когда за ними захлопнулась дверь, заговорил зловещим шёпотом:

— Сюзанна, доверю вам ещё одну страшную тайну, вы же соратник, а не женщина?.. Как вы знаете, я человек худой и бедный, для заработка часто ходил в Щели, собирал добычу, продавал, снова собирал, как и подобает нищему но гордому аристократу…

Она окинула меня оценивающим взглядом.

— Да какой из вас аристократ?.. Хотя временами, гм… и что за таким странным вступлением?

— У нас же с деньгами по-прежнему туго?

Она положила на край стола поближе ко мне бумаги с гербовыми печатями.

— Это подписанные всеми инстанциями права на земли этого вашего соседа, что ушёл искать истину в закордонных горах. Это немалые деньги! Кроме того, у вас все его банковские счета, не так ли?

Я вздохнул.

— Да всё не доберусь, вы же меня не пинаете! Может, там и вовсе пусто? В общем, дорогая Сюзанна, я к вам с нижайшей просьбой. Вот мой запас, разберите, оцените и занесите в каталог. Наверное, придётся продать, с деньгами же у нас не весьма?

Она вытаращила глаза, когда я поставил на стол перед нею прямо на бумаги медный тазик, из которого Любаша обычно кормит поросят, но сейчас он отмыт до блеска и доверху наполнен кристаллами: синими, фиолетовыми, голубыми, попадаются зелёные, даже несколько жёлтых.

— Вадбольский, — охнула она. — Да когда же вы успеваете?

— За счёт сна и флирта, — пояснил я с грустью.

— И не жаль… от флирта?

Я хвастливо покрутил воображаемый ус, но сказал с печалью:

— В вашу честь, Сюзанна. Рублю чудовищного монстра, а перед глазами ваш светлый образ… Устал, руки отваливаются, но думаю, вот ещё одному кишки выпущу, у них такие зелёные и скользкие, но это же во имя Сюзанны, откуда и силы берутся!

Она лишь поморщилась, почти не слушая, счастливо перебирала в тазике кристаллы, глаза затуманились, женщины все обожают рыться в драгоценностях, проговорила заторможенным голосом:

— Вы просто благородный рыцарь, Вадбольский… Вы герой…

Я сказал деловито:

— Награда будет?

Она медленно улыбнулась, широко распахивая в самом деле дивные синие глаза.

— Что хотите, барон?

— Покажите сиськи, — сказал я и добавил почтительно, — ваше сиятельство.

Она окаменела, улыбка сошла с лица, а крупные глаза превратились в узкие щёлочки, словно из северной графини стала дочерью китайского императора.

— Барон, — произнесла она так холодно, что в комнате с потолка посыпались мелкие колючие снежинки, — вы слишком далеко зашли в своем… своеобразном флирте.

Я как бы спохватился, заговорил с таким искренним раскаянием, какое только сумел изобразить:

— Прошу простить меня, ваше сиятельство! Это у меня выдряпнулось наше, восточносибирское. У нас барышня, чтобы поощрить джентльмена, распахивает перед ним курточку… всего на пару секунд! Или приподнимает кофточку. Но этого достаточно для полного и незамутнённого щастя благородных рыцарей.

Она сказала ещё холоднее:

— Не знаю, что за курточки ваши барышни распахивают, и что такое джентльмены, но у нас в благородном обществе до такой грубой пошлости не опускаются.

— Ещё раз простите, ваше сиятельство, — повинился я. — Клянусь, больше никогда-никогда не попрошу вас показать мне сиськи. Простите, перси!

Она помолчала, рассматривая меня холодно и свысока, в глубине глаз что-то мелькнуло. Будь я понаглее, мог бы подумать, что уже пожалела, что её вынудили дать такое опрометчивое обещание насчёт никогда-никогда, но что сказано, то, считай, сделано, слово благородной графини из старинного аристократического рода закон, а я вот стою перед ней, полный раскаяния, и уже принял это «никогда-никогда» как непреложный закон мироздания.

Ещё с полминуты пообливала меня холодом осуждения, где ваши манеры, барон, наконец легонько повела дланью, не шевеля пальчиками.

— Забудем, барон. А кристаллы я оприходую, оценю, занесу в опись особо ценных вещей. Подумайте насчёт приобретения ещё одного сейфа.

Я поклонился и поспешно отступил.

— Спасибо, графиня, что не вдарили. Я пошёл-пошёл снова творить подвиги. В вашу честь, но уже безвозмездно, что значит, даром.

И поспешно смылся, пока она не придумала, что сказать в ответ на новый комплимент.

Прекрасно, вот так ненавязчиво воздвиг ещё один барьер на пути опасного сближения. Вернее, путём нехитрой манипуляции побудил воздвигнуть графиню, а то что-то наши отношения хотя ещё вроде бы чисто деловые, но наметился некий крен в нежелательную, хоть и очень приятную сторону, но разве не первым делом самолеты?

Прямо от графини пошёл творить подвиги, хоть и не к монстрам, но я сам теперь ещё тот монстр. Пошёл наконец-то на второй уровень этой же щели, где ни антрацита, ни кристаллов, а только бозонное пространство в более выраженном виде, наполовину, если не больше, перемешанное с нашим фермионным в такой концентрации, что голова кружится, стоит только представить.

Спустившись на второй уровень, тут же сел у самого, как говорится, порога, поспешно закрыл глаза, чтобы не свихнуться от странной геометрии, где большое помещается в мелкое, а звук переходит в расстояние или цветные осколки.

Изо всех сил старался понять и принять этот мир, твердил когда мысленно, а когда и проговаривал вслух, что я вот свой, я здешний, это всё и моё тоже, меня не должны обижать, я же никого не обижаю, я не тупой простолюдин или аристократ, что одно и то же, я очень даже разумный и очень продвинутый, я знаю, что такое вселенная, её законы, геометрия пространства, хоть и не понимаю, что это, но я верю в их свойства и заранее принимаю их всеми-всеми фибрами.

Не скажу, что это на неё подействовало, вряд ли меня заметит и отреагирует, я же мельче бактерии, но зато сам привык, хотя это не я привык, а во мне то ли привыкло, то ли стерпелось или просто притупилось.

То, что здесь может быть опасно без всяких примитивных и ожидаемых монстров, узнал в конце первой недели, когда одну из цветных струй соседние выдавили из ряда, она изменила направление и скорость, я не успел рот раскрыть, как она пронеслась сквозь меня и пропала в противоположной стене.

В животе осталось нехорошее ощущение, словно пронзили призрачным бревном. Оно исчезло, а вот кора осталась, целый день ощущал как нечто чужеродное двигается по телу, постепенно то ли испаряясь, то ли всасываясь в кровь и лимфу.

8
Перейти на страницу:
Мир литературы