Рокки, последний берег - Гунциг Томас - Страница 41

Все или почти все было уничтожено. Уцелело около тысячи банок консервов, остальные или деформировались, или полопались от жара. Разумеется, все замороженные продукты погибли безвозвратно. Осталось два десятка бутылок вина, если только под воздействием высоких температур оно не утратило свой вкус и аромат. Не слишком пострадала одежда, не вся, конечно, но часть, она была в плохом состоянии, но носить можно.

Они действовали методично. Все, что можно было использовать, собрали и поместили под импровизированные навесы из остатков душевых занавесок, обрывков пластиковых мешков, кусков непромокаемых курток, которые Александр скрепил металлической проволокой — в развалинах кухни нашелся целый моток. В кучах пепла обнаружили несколько пар обуви (в том числе лодочки на шпильках от Hermes тридцать восьмого размера), две спортивные куртки Фреда, разрозненные тренировочные костюмы, немного мужского и женского белья. Уцелели кое-какие инструменты (лопата, молоток) и двое часов: Rolex Submariner и Oméga Speedmaster (Фред восхитился мастерством швейцарских часовщиков).

Ветряк пострадал от огня, и его генератор был в нерабочем состоянии. Но все равно от электропроводки ничего не осталось. Гидроустановка продолжала работать вхолостую, она будет упорно и отныне бессмысленно крутиться на силе подводных течений, пока накапливающиеся микроповреждения и отсутствие ремонта не погубят ее окончательно.

Первая ночь после пожара была ужасна. Вся семья спала под открытым небом. После заката солнца температура не превышала десяти градусов. Они укрылись как могли и жались друг к другу: родители по краям, дети в середине, чтобы сохранить хоть немного тепла.

Они поняли, что у них две первоочередные задачи: построить убежище и раздобыть пищу.

Понадобилось несколько дней поисков в развалинах, чтобы найти, из чего худо-бедно соорудить жилище: железная арматура, брезент, доски, дверцы от душевых кабин, сиденья от унитазов… Все пошло в ход. Они решили, что лучше всего строиться в низине, у подножия холма. Место было сухое и защищенное от ветра — это стратегические преимущества, когда приходится начинать с нуля. Работа заняла еще несколько дней, и в результате получилось то, что они назвали хижиной.

Она была ни на что не похожа. Нагромождение всякой всячины с бору по сосенке, об изяществе говорить не приходилось, но постройка вышла крепкая. Не очень большая (меньше десяти квадратных метров), не очень высокая (в ней едва можно было стоять не нагибаясь), но большего и не надо, чтобы ночевать, чувствуя себя в безопасности.

Первая неделя вымотала всех. Рыться в обугленных обломках, ворочать куски стен, сортировать мусор — все это требовало много энергии, но они не хотели ничего пропустить, все могло пригодиться: любой болт, любая вилка, любой шнурок были сокровищем, которое однажды непременно послужит. Случались и чудеса: Жанна нашла коробку рыболовных крючков, Элен — маленький фруктовый ножик, Александр — ножницы, Фред — стальную кастрюлю.

Александру удалось развести костер: он выложил круг из камней, в середину навалил сухих водорослей, наломанных с кустов веток и деревяшек, которые море часто выбрасывало на пляж. Осталось немного спичек в коробке, которым воспользовалась Жанна, чтобы поджечь дом. Спички пригодились, но все знали, что в будущем придется научиться добывать огонь иначе, по старинке, скорее всего трением.

Вечером, после работы, они открывали банки консервов отверткой и разогревали их содержимое на костре. Они так уставали, что ели молча и тотчас засыпали.

Когда они обыскали все развалины, перевернули все куски стен, рассортировали все остатки, пришлось задуматься об организации дальнейшей жизни. Каждый инструмент, каждую одежку, каждый предмет следовало беречь и использовать аккуратно. С водой проблем не было: огонь не затронул цистерну, и дожди продолжали ее наполнять. А вот консервов не могло хватить на все грядущие годы.

Надо было учиться рыбачить. Крючки сослужили свою службу, но в дальнейшем все подумывали о вершах, чтобы ловить побольше рыбы в скалах. Никто из них никогда этого не делал, но опыт — дело наживное, и они надеялись овладеть техникой.

У них просто не было выбора.

Элен, привыкшей жить под анксиолитиками, первые недели дались трудно. Все содержимое аптечки сгорело. Александр помог, дав пожевать сорванные с кустов черные ягоды: это смягчило синдром отмены, не совсем, конечно, она очень мучилась, панические атаки грозили поглотить ее целиком, но мало-помалу они стали реже и уже не такой силы.

Александр не отчаивался: ничто не могло помешать ему работать над последним романом. Он добыл немного бумаги из лотка принтера, который уцелел в огне. Правда, не нашел ни карандаша, ни ручки, ничего, чем можно было бы писать. Он приспособился работать палочками, обжигая кончики. Писал каждый день часами. Но бумага быстро кончилась. Тогда он стал искать плоские светлые камни, каких было много на острове, и писал на них. Он укрывал камни от дождя в ямках, образовавшихся под развалинами дома. Вскоре их набралась целая коллекция.

Это была последняя в мире библиотека.

Однажды вечером они обнаружили, что айпад Александра еще заряжен. Совсем крошечный уровень заряда. В нем не осталось ничего, кроме фильма «Рокки». Они посмотрели его все вместе, и их тронула история этого мужчины, который из любви хочет прыгнуть выше головы и ему это удается. На финальных титрах батарея села окончательно, и последний во всей истории человечества экран погас навсегда.

Однажды Фред и Элен пошли за дровами и машинально направились к западной оконечности острова. Они остановились перед нагромождением черных камней. Оба молчали, подпустив к себе воспоминания, картины, которые гнали из памяти годами и которые теперь приближались к ним опасливо, точно побитые псы, два шага вперед, шаг назад.

Они вспомнили, как тащили сюда тела Иды и Марко. Вспомнили, какими те были тяжелыми и как много часов понадобилось, чтобы добраться до этой точки острова, самой удаленной от дома. Вспомнили, как вдвоем, не обменявшись ни словом, весь день копали могилы как можно глубже, чтобы похоронить в них и трупы, и стыд за то, что дошли до такого.

Постояв так перед камнями и своими воспоминаниями, Элен нарвала букет желтых цветов и положила его на темный валун. Фред последовал ее примеру.

— Как все это могло случиться? — спросил Фред.

— У нас было слишком много всего. Это держало нас в страхе. Это свело нас с ума.

И они отправились за дровами.

И были ночи, и были дни.

Недели.

А потом и месяцы.

Мало-помалу уходящее время приобрело иную форму, постепенно меняя свою природу: его больше не надо было чем-то занимать, оно текло незаметно, потихоньку, оно не было больше врагом, просто связывало между собой незамысловатые главы жизни — поспать, найти что поесть.

Иногда вечерами они рассказывали друг другу истории. То забавные, то ностальгические. Самой способной в этом деле оказалась Жанна: она выдумывала бесконечные эпопеи, которые они слушали, затаив дыхание, часами, цветистые саги, в которых магия переплеталась с любовью, увлекала их в одиссеи, повествуя о том, как потерянные души борются против тьмы, против смерти и отчаяния и в конце концов, после самых тяжелых испытаний, побеждают мрак.

В прежние годы остров был лишь опорой, цоколем, подставкой для дома и всего его содержимого. В их глазах он представлял собой не что иное, как кусок базальта, на который никто не обращал внимания.

Теперь он, в свою очередь, стал домом, придя на смену тому, что сгорел в огне.