Рокки, последний берег - Гунциг Томас - Страница 40

Пусто.

Куда она могла пойти? Он должен что-то делать, помешать ей совершить глупость! Он хотел с ней поговорить, сказать, что всегда есть причина попытаться жить, пусть даже крошечная, но причина, какой-нибудь пустяк, за который можно ухватиться. Он, например, решил написать последний в истории человечества роман, и она тоже наверняка найдет какой-нибудь новый смысл в жизни, хоть и кажется, что смысла в ней больше нет.

Он рванул в гостиную, нашел там отца, мокрого, растерянного, половина лица распухла, как будто его ударили.

— Жанна! — крикнул Александр и показал записку.

Отец прочел ее и пришел в ужас:

— Это… Я сделал это ради нее. Она бы погибла в этом плавании!

— Надо ее найти! Надо искать всем вместе!

Он бросился в родительскую спальню. Там стоял кисловатый запах непроветренной больничной палаты. Мать лежала на кровати в коматозном сне. Александр потряс ее за плечо:

— Мама! Мама! Проснись! Жанна хочет сделать глупость! Ты должна помочь нам ее искать! Сейчас.

Элен застонала, открыла мутный глаз:

— Что?

— Если мы не найдем Жанну СЕЙЧАС ЖЕ, она ПОКОНЧИТ С СОБОЙ! — завопил Александр.

Мать с трудом села. Каждое движение давалось ей сверхчеловеческим усилием. Она была голая. Александр отвел глаза и показал ей записку.

— Боже мой! — воскликнула Элен.

Она набросила халат, валявшийся в изножье кровати, пошатнулась, чуть не упала, сын успел ее поддержать.

— Мы должны искать все вместе! Таку нас будет больше шансов ее найти.

Они обошли дом, но впустую, после чего решили разделиться и прочесать остров. Договорились, что Александр пойдет на север, туда, где скалы выдавались на несколько десятков метров в море. Отец на юг, к галечному пляжу, а мать на восток, где был пришвартован «Зодиак».

Александр бежал на север, мысленно умоляя сестру: «Не делай этого! Не делай этого, пожалуйста!»

Слишком много химии было в ее теле.

Она пыталась отвлечься, но едва держалась на ногах, а мысли терялись в густом тумане.

Элен казалось, что на голову ей положили матрас, а тело набито ватой. Во рту пересохло, поле зрения сводилось к яркой булавочной головке в конце темного коридора.

Она вышла на пляж, где лежал мертвым тюленем наполовину сдутый «Зодиак». От яхты остался только кусок горелого пластика, бесформенный, дымящийся, трагический, депрессивный.

Элен позвала:

— Жанна!

Ответа не было.

Фред кричал, надрывая голосовые связки:

— ЖАННА! ЖАННА! ЖАННА!!!!!

Он проклинал себя, сознавая, что это его вина.

Он не понял отчаяния дочери. Он никогда ее не понимал.

Он никогда не хотел ее понять.

Он вообще никогда ничего не понимал.

Она спряталась под своей кроватью.

Укрытие было таким очевидным, таким наивным, что никому и в голову не пришло искать ее там.

Она слышала все их разговоры, всю суету, пока они организовывали поиски.

Подсунуть записку под дверь комнаты брата было хорошей идеей.

Они все, конечно, ударились в панику.

Когда все ушли, Жанна взяла пляжную сумку, валявшуюся в шкафу, и спустилась в подвал.

Она порылась среди моющих средств, нашла бутылки технического спирта, уайт-спирита и большой запас геля для розжига мангалов и барбекю. Жанна взяла все бутылки, на этикетках которых стоял предупреждающий знак — оранжевый язычок пламени.

Набив сумку битком, Жанна отправилась в кладовые. Вылила два десятка бутылок химических средств под холодильники, занимавшие четыреста квадратных метров подвала.

Вскоре подвал наполнился мощным запахом растворителя.

Она поднялась в гостиную.

Вылила гель для розжига на все диваны, тахты и кресла. Разлила его вдоль стен, по полу из беленого дерева, намочила льняные занавески и шерстяные ковры. Разлила и в кухне — на плиточный пол, на кухонный стол, на все шкафчики. Потом на лестницах, потом во всех комнатах, щедро поливая кровати, ванные, гардеробы.

Она не забыла ни одного уголка. Ни одного помещения. Ни одного чулана. Это было легко, дом она знала как свои пять пальцев.

Вела ее не столько память, сколько ненависть к этому проклятому месту.

Наконец Жанна пересекла патио и вошла в западное крыло. Все здесь было как в ее воспоминаниях, квартирка Иды и Марко совсем не изменилась. В кухне скопилась пыль. Кровать в спальне так и не была застелена. Пятно крови на полу, ставшее черным, никто не смыл.

Она так и не узнала, что произошло, но о чем-то догадывалась. Как могли ее родители жить рядом с этими воспоминаниями? Они сошли с ума. И свели с ума ее. Они во всем виноваты.

Жанна вылила остатки горючей жидкости.

Вернулась к дому и достала из кармана спички.

Давно она не чувствовала себя так хорошо.

Она чувствовала себя как в своих мечтах, когда ее снимали в серии «Городского колледжа Сакраменто» с Кайлом, Шоном и Джейсоном.

Ей послышался голос, сказавший: «Мотор!» Она стала героиней своей собственной жизни, и за ее необычайной историей завороженно следили зрители всего мира.

Голос сказал: «Съемка!»

Она бросила спичку на пропитанный горючей жидкостью пол.

Огонь занялся сразу.

Дом горел двое суток.

Ослепительное пекло вспарывало ночь и пожирало день.

Пошел дождь, но он ничего не изменил. Огонь так бушевал, а жар был так силен, что вода испарялась, не достигнув его.

Языки пламени вздымались так высоко в небо, что улетели все птицы. Они держались на расстоянии, сидели на воде, покачиваясь, словно маленькие белые лодочки, и терпеливо ждали, когда смогут вернуться в свои гнезда.

В первый день от густого черного дыма на острове стало почти невозможно дышать, потом, к счастью, ветер переменился, и токсичные испарения сдуло в открытое море.

Увидев пламя, прибежал Фред. Из-за жара он не смог подойти близко. Он долго кричал. Крик ярости Решался со слезами ребенка, забытого на скамейке.

А потом он успокоился. Сначала просто устал, затем смирился. Ошеломленный, пришибленный происходящим, он сидел на траве, уставившись на ^к°Шмарное зрелище пожара.

К нему подошла Элен. Сначала она была не в состоянии понять, что происходит. Подумала, что от неумеренного приема лекарств начались галлюцинации. Потом, по мере того как ее организм выводил попавшие в него действующие вещества, она тоже стала кричать и плакать, придя на смену Фреду, который уже замолчал.

А к концу второго дня, когда не было больше ни пламени, ни искр и остался только ядовитый запах сгоревшего пластика, лака, смол и синтетики, никто больше не плакал и не кричал.

Александр и Жанна смотрели на пожар рядом с родителями. Жанна, умиротворенная своим жестом, была спокойна. Она чувствовала, что отомстила за то, что с ней сделали, и эта месть словно смыла с нее все эмоции. Жанна больше не испытывала ни гнева, ни отчаяния. Не испытывала ничего, кроме огромной усталости и желания спать много дней кряду.

Александр жалел, что сгорели первые страницы последнего романа, но он утешился мыслью, что сможет все начать заново. Времени у него предостаточно.

Никто не ругал Жанну. Какой в этом смысл? Острову и так сполна выпало обид и ненависти. Их ни для кого больше не осталось.

Теперь вся энергия нужна была для того, чтобы выжить.

А выживание требовало организации.

Когда остыла зола, они смогли подойти к руинам. Несущая конструкция выгорела, стены растрескались от жара и рухнули, кое-где сохранились фраг менты фундамента, они были шаткие и торчали, как бесполезные тотемы, менгиры сгинувшей религии. Вместо всего остального возвышалась лишь огромная куча тошнотворного пепла, рыться в котором оказалось опасно. Вакуумная банка с краской взорвалась в нескольких метрах от Фреда, Элен порезалась о металлический брус стеклянной двери. Обследовать пепелище начали с удвоенной осторожностью.