Рокки, последний берег - Гунциг Томас - Страница 38

Иногда в дни забвения она спускалась на кухню, чтобы что-нибудь съесть. Вся эта любовь будила в ней голод. Ей было настолько плевать на все, что она не давала себе труда даже накинуть халат.

— Ты в порядке? — спросил ее Фред.

— Да. Я в полном порядке!

— Ты не хочешь одеться?

— Зачем?

— А если… если тебя увидят дети?

— Ну и что?

Она поднималась к себе в комнату, смеясь над его словами, над своей участью последней матери семейства в мире, над своими утраченными мечтами, сгинувшими надеждами, погасшими желаниями, над счастьем, которое приносил ей химический ангел из аптечки, над полным и окончательным исчезновением всех на свете историй и вместе с ними — испарением смысла вещей и самого понятия времени.

Нет больше романов, нет фантазий, нет вымысла, нет героев и героинь. Мир утратил всякое значение, дни и ночи веки вечные будут похожи друг на друга.

Как же теперь хорошо на все наплевать.

Она лежала в своей комнате, голая на кровати. Ей не было холодно. Ее тело ничего не весило. Казалось, оно состояло из тумана, принявшего человеческую форму.

Который теперь час? Этот вопрос мелькнул в ее голове, но тут же канул, потому что ей было плевать. Элен встала и взяла из аптечки первую попавшуюся таблетку. Как она называется? Не важно. Она проглотила ее, потом проглотила еще одну.

И снова легла.

Фред никогда не сомневался в силе технологий. Технологии позволили мелким млекопитающим, слабеньким и уязвимым, стать самыми грозными хищниками животного царства. Технологии позволили людям, с их столь тонкой кожей, с их столь хрупким костяком, с их столь чувствительным метаболизмом, уберечь себя — если у них есть деньги — от жары и холода, от превратностей природы, от засухи, от голода, от торнадо, извержений вулканов, землетрясений. Деньги дают доступ к ресурсам и к тому лучшему, что сделано в плане изоляции, безопасности, противосейсмической, противоура-ганной, противотайфунной, противоядерной и противопожарной защиты.

Сегодня Фред понимал, что ошибался. Полное уничтожение всех данных, хранившихся на жестких дисках, было неопровержимым доказательством его наивности. Черные экраны пустых компьютеров и планшетов казались насмешливыми лицами силы природы, против которой человек бессилен.

Каким бы колоссальным ни было его богатство, окружение, среда, Вселенная всегда найдут способ свести к нулю все, что он построил.

Деньги были иллюзией, он верил в них, как верят в божество, способное изменить действительность, в магическую силу, делающую тех, у кого их достаточно, высшими существами, святыми и неуязвимыми.

Как он мог быть до такой степени идиотом? Как могли ему так застить глаза размеры его банковских счетов и все его дома, машины, яхты, виллы и ВИП-салоны? Нет никакого достаточно надежного убежища, достаточно тайного укрытия, достаточно безопасного места. Нет такого уединенного острова, где та или иная природная сила не настигнет вас, чтобы уничтожить все, что вы хотели защитить.

Назавтра после «великого стирания» он чувствовал гнев, ярость, терзавшую ему нутро, жгучее бешенство, направленное против злосчастья, поразившего его сеть, эту якобы несокрушимую технологию. Но сильнее гнева, сильнее ярости и бешенства его ел стыд. Это было самое большое унижение, самый позорный провал за всю его жизнь. Ему было так неловко, он чувствовал себя таким полным нулем, что весь следующий день избегал встреч с Элен и детьми. Взяв с собой бутылку вина, он отправился на вершину холма, сел на сухую теплую травку и пил, устремив глаза на горизонт, часами пережевывая свою обиду и спрашивая себя, как они теперь будут жить.

Ответа он не находил.

На следующий день он сделал то же самое: покинул дом, ни с кем не виделся, провел день на холме.

И на третий день тоже, но в кухне, прежде чем отправиться на холм, он столкнулся с Элен, голой и под глубоким кайфом. Это видение привело его в ужас и преследовало потом весь день.

Вечером он вернулся в дом. Там царила мрачная атмосфера заката империи. По беспорядку в кухне он понял, что заходили дети и поели, прежде чем исчезнуть бог весть где. Элен еще спала. Она становилась похожа на рептилий в виварии, замерших, окаменевших, неподвижных двадцать три часа в сутки.

Он поднялся в маленькую гостевую спальню, которая была его комнатой уже почти три года, лег в постель и задумался, как скоротать время перед сном. До северного сияния он привык смотреть семейные фотографии или кино, или читал несколько страниц, прежде чем закрыть глаза. Это был необходимый переход от одного уровня внимания к другому, от дневного бодрствования к ночному бессознательному состоянию. Он все же посмотрел кусок «Рокки». Этот фильм он уже видел. Это было не совсем его кино. Фред предпочитал истории о супергероях со спецэффектами. Он досмотрел до того момента, когда Сильвестр Сталлоне входит в зоомагазин, где работает Адриана. Успел подумать, что хотелось бы ему еще раз в жизни влюбиться, но он знал, что этого не будет.

Наконец он уснул.

И проснулся как от толчка.

Была середина ночи. Стояла полная темнота, внутри и снаружи. Сначала он не понял, почему проснулся, а потом услышал шум.

Что-то вроде шороха.

Он узнал его сразу.

В точности тот же шум разбудил его три года назад. Он встал и оделся, прислушиваясь.

Снова шорох.

Он вышел на лестницу, ведущую в кухню. Увидел свет и замер.

На сей раз это была не иллюзия, не плод его воображения. На сей раз все было реально.

Звук исходил из кладовой: дверь была приоткрыта, и полоска яркого света лежала на полу кухни.

Из-за двери вышла Жанна, неся рюкзак, явно слишком тяжелый для нее.

Что она затевала?

Жанна, сгибаясь под тяжестью рюкзака, выскользнула из дома. Фред последовал за ней, держась на расстоянии. Она пересекла патио и вышла на тропу, огибавшую остров. С неба смотрела полная круглая луна, освещая остров голубоватым светом подводного сновидения.

Фред надел свои кроссовки Nike Wildhorse, приклеенные подошвы которых снова отклеивались. Шорох его шагов заглушался несмолкаемым плеском бьющихся о скалы волн.

«Океан никогда не спит», — подумал он и увидел, что Жанна спускается на маленький пляж, где был пришвартован «Зодиак».

В нескольких метрах от воды она подошла к расщелине и вытащила оттуда большую черную водонепроницаемую сумку, одну из тех, что хранились у Фреда в кладовой. Жанна что-то достала из рюкзака и загрузила в сумку. Потом надела красную парку Helly Hansen и выволокла из расщелины еще две сумки, тоже водонепроницаемые, тяжелые на вид. Она с трудом дотащила их до берега и, ухватившись за цепь «Зодиака», подтянула его к пляжу.

Маленькой надувной лодкой никто не пользовался уже три года. Она почти сдулась и держалась на воде только чудом. Жанна взяла ручной насос («Она действительно все предусмотрела», — подумалось Фреду), долго не могла присоединить его к клапану лодки, но все же разобралась и стала энергично качать. Коща лодка была готова, она загрузила в нее сумки.

В этот момент Фред решил вмешаться. В два прыжка он оказался на пляже. При виде отца лицо Жанны закаменело.

— Не делай этого! — взмолился Фред.

— Я делаю, что хочу! И нечего мне приказывать! — Она попыталась столкнуть лодку в воду.

Фред удержал ее.

— Отпусти!

— Нет!

Прошла минута, другая, Жанна и Фред стояли лицом к лицу, освещенные луной, по колено в воде, и держались за цепь «Зодиака».

— Это безумие! Ты даже не умеешь управлять яхтой! На ней никто не ходил уже сколько лет… Она в нерабочем состоянии! И куда ты поплывешь?

— Мне без разницы! Все лучше, чем оставаться здесь с вами!

— Ты не понимаешь, что говоришь! Я должен защитить тебя от… от тебя самой. — Фред крепко держал «Зодиак» за цепь, полный решимости не дать дочери уплыть.

— Отпусти! — снова крикнула Жанна.