Рокки, последний берег - Гунциг Томас - Страница 18

Годы назад, еще до того, как все накрылось медным тазом окончательно, Фред сам объяснил компании «Safety for Life», какая ему нужна система хранения данных. Он был инженером. Вплотную работал с информационными системами предприятия. Он знал свое дело и не мог позволить менее квалифицированным, чем он, служащим заниматься такими важными вещами. Да ему и самому нравилось представлять себе, а потом и воплощать в жизнь идеальное решение для своего убежища. Система была основана на структуре сервера RAID 5. RAID 5 состоял из четырех жестких дисков минимум (для того, что он задумал, их требовалось пятьдесят, меньшим для хранения огромной фильмотеки, библиотеки и сонотеки было не обойтись), и данные между ними распределялись разветвленно. Это значило, что, если один из дисков по той или иной причине откажет, никакой потери данных не случится: достаточно заменить дефектный диск новым, и он сам восстановит данные на базе памяти оставшихся дисков. Просто, ясно и надежно на сто процентов!

Насчет модели диска он слегка колебался. Сначала думал записать файлы на магнитные ленты, технология ЕГО (Linear Таре-Ореп) была достаточно надежна, но Фред никогда ею не пользовался. И он предпочел остаться на знакомой территории классических жестких дисков. Выбрал он самую последнюю модель от Seagate под названием «Iran Wolf», «Железный волк», — ему нравилось название, маркетинг знал свое дело. Этот диск имел рекордную мощность в пятьдесят терабайт и считался достаточно надежным, чтобы хранить данные на своей магнитной поверхности в течение тридцати лет без сбоев. Было двадцать пять дисков-источников и двадцать пять зеркальных, объем хранения, таким образом, превышал петабайт, и этого более чем хватало для хранения тысяч фильмов, даже высокого разрешения 4К, Dolby Atmos, всевозможных электронных книг и миллионов музыкальных альбомов. Для работы всей системы Фред выбрал системный блок Маc Рго высокой конфигурации (процессор Intel Xeon W 28-ядерный на 2,5 гигагерца, память DDR4 ЕСС на 1,5 терабайта, две карты Radeon Рго W6800X Duo с 64 гигабайтами памяти CDDR6 каждая); машина эта обошлась ему в шестьдесят тысяч евро и была самой мощной из всех существующих, а также самой стабильной и надежной из персональных компьютеров. К тому же он хорошо знал Маки. Он справлялся и с Windows, но этим машинам доверял меньше.

Маc Рго стоял в его кабинете, комнате, в которой он почти не бывал, потому что ему нечего было там делать. Остров и дом были достаточно просторны, и ему, чтобы уединиться, не приходилось запираться в этой тесной клетушке с единственным окном, выходившим в патио. Когда ему хотелось побыть одному, он предпочитал пройтись до холма, уходил туда, когда злился или собирался помастурбировать за одним из тысяч порнофильмов, которые скачивал на свой айпад с сервера. Со временем кабинет превратился в подобие чулана, где были свалены сменные жесткие диски, вещи, нуждавшиеся в починке (кран, электрическая розетка, кофемолка, до которой руки не доходили уже два года), одежда, которую выросшие дети уже не носили, но он не решался ее выбросить.

Фред сел перед экраном Мака и включил его. Мысленно повторил технические детали предстоящей операции. Он мог надеяться восстановить потерянные данные с жестких дисков. Во времена «Мнемозины» он часто задавался вопросом, какова же самая безопасная техника уничтожения данных, когда компьютер идет на свалку. Он не хотел, чтобы данные с жестких дисков попали не в те руки. Форматирования было недостаточно, перезаписи магнитных секторов с помощью алгоритмов типа «Blum Blum Shub», создающих псевдослучайные числа, тоже. Был, конечно, метод полной демагни-тизации через специальное устройство, создающее такое мощное магнитное поле, что оно попросту перегруппировывало полярность частиц. Но он не вполне доверял этому методу, ему думалось, что есть, вероятно, техники, разработанные спецслужбами, которые позволяют восстановить данные несмотря ни на что. В конечном счете единственным методом, в который он верил и которого требовал от всех своих сотрудников, был метод молотка: поместить платы с дисков в пластиковый мешок и бить по нему молотком, пока от них не останется лишь наждачная пыль. То же самое он думал сегодня: диски с сервера физически целы, на них наверняка должна сохраниться информация.

Главное было ее заполучить.

В момент включения Мака он стиснул зубы, молясь, чтобы от электромагнитных пертурбаций и солнечной бури не перегорело питание. Это было бы досадно, но не смертельно, в кладовой у него имелись запчасти: материнская плата, графическая карта, блок питания — все, что нужно. В замене одной из этих деталей не было ничего сложного.

Компьютер издал характерный звук: дзинь!

Это был хороший знак.

Это значило, что постоянная память ROM не затронута, загрузочный модуль BIOS цел, базовая система, записанная прямо на материнской плате, не умерла.

Был как бы момент колебания, в течение которого экран оставался серым, очевидно, внутренняя программа Мака пыталась локализовать системную папку. Прошло несколько секунд, и появилась белая надпись на черном фоне на английском, французском, немецком и китайском: «Пожалуйста, перезагрузите компьютер. Удерживайте клавишу перезагрузки несколько секунд или нажмите на кнопку запуска». Фред не поддался панике. Это попросту означало, что MacOS 13 Ventura был снесен магнитной бурей. Это было досадно, очень досадно. Но не смертельно. Если работает BIOS, Фред может попробовать загрузиться как единственный пользователь, что даст ему доступ к командам операционной системы UNIX. Он выключил компьютер и включил его, нажав одновременно клавиши «Command» и «S»: такая комбинация клавишей запускала процедуру. Через пару минут он оказался в пространстве UNIX, голом и строгом, как операционный блок, так непохожем на яркую графику MacOS.

По экрану побежала информация, закончившись строчкой: «localhost:/root#».

Фред был достаточно хорошо знаком с UNIX и знал, что делать. Он ввел команду: «/sbin/fsck — fy». Это означало «File System Consistency Check», команду проверки совместимости файлов. Компьютер пару минут подумал, строчки информации резво забегали по экрану, пока не появилось: «*****FILE SYSTEM WAS MODIFIED****** — системный файл изменен. BIOS действительно столкнулся с проблемой в системных файлах. Фред повторил операцию несколько раз, надеясь, что от этого что-нибудь изменится.

Но ничего не изменилось.

MacOS, похоже, сдох.

Это уже была проблема, ведь чтобы использовать программное обеспечение Disk Drill для восстановления стертых данных, нужно было запустить MacOS.

Фред прижал ладони к глазам. Глубоко вдохнул, сознавая, что поддаваться панике бессмысленно. Если на жестких дисках осталась информация, должен быть способ до нее добраться. На миг ему подумалось, что, разобрав диски один за другим и рассмотрев платы под электронным микроскопом, он смог бы восстановить последовательность I и О и потом переписать ее на чистый диск от руки с помощью магнита.

Но у него не было электронного микроскопа.

И главное, эта работа потребовала бы миллионы лет.

Внезапно он вспомнил: есть другое решение. Он может запустить стандартный UNIX, чтобы попытаться локализовать стертые файлы. Он это знал. Как-то раз, когда полетел один сервер в «Мнемозине», Лора показала этот прием, хотела его поразить. Если действовать через команду UNIX, ему не нужно будет приложение Disk Drill, а стало быть, не нужен MacOS.

Но что бишь это за команда?

Что-то совсем простое…

Всего несколько символов.

Он мучительно вспоминал…

Как трудно бывает копаться в собственной памяти. Воспоминания — птицы в тумане, мимолетные, неуловимые и нематериальные.

Как вызвать их в памяти? Может быть, вспомнив места, где они родились?

Он не открывал глаз, ему нужен был покой, нужна была тишина.

Он мысленно перенесся во время до конца света, когда он еще был богатым человеком и имел вес, когда вел свою компанию, как ведут армию в бой. Всплыли образы, нечеткие, несколько серых штрихов в белизне. Он увидел руки — руки Лоры. Пальцы молодой женщины порхали по клавиатуре, легкие, как стадо ланей, бегущих к водопою. Это было однажды утром в офисе «Мнемозины». Ох, как же он любил его, этот офис! Этот просторный опен-спейс, наводивший посетителей на мысли об успехе стартапов Силиконовой долины. Этот офис, которым он так гордился, был архитектурным воплощением его социальных и профессиональных достижений, из крепких, надежных, мужественных материалов: дерева, бетона, стали. В холле, посреди прямоугольника из синего камня, окруженного рвом с несколькими сантиметрами воды, возвышался великолепный гинкго билоба, восточное дерево, символ вечности и богатства, чье присутствие здесь было знаком силы и власти человеческого ума над всем живым, более того — силы ума Фреда. Ум дал ему состояние, а состояние давало ему право на все! Посадить гинкго билоба посреди офиса, летать частными самолетами на небольшие расстояния, иметь роскошные машины, обогревать бассейн зимой и летом, выбрасывать хлеб, и не только. Он знал, что, если бы так делали все, мир рухнул бы еще быстрее, климатические изменения происходили бы еще резче… но все так не делали. Все не настолько богаты, как он, и он мог на все наплевать, деньги давали ему и это право, самое чудесное, самое абсолютное из всех прав: на все наплевать.