Прошу меня спасти - Гусейнова Ольга - Страница 5

Самые мощные установки размещали на военных судах, что способствовало безопасности космических перелетов и более тесным связям заселенных планет, а впоследствии – с открытыми иными мирами или целыми цивилизациями, в которые объединялись миры, расы или виды разумных. Затем энергетическими установками стали оснащать космические станции; создали заградительную сеть у границ изученного нами космоса. Со временем сеть значительно расширилась, станции начали использовать не только земляне, но и наши союзники. Многие станции стали межвидовыми и выполняли как военные, так и научно-исследовательские функции, чтобы не рисковать мирными жителями и целыми планетами, проводя опасные эксперименты. Были и развлекательные, торговые и промышленные станции, которые создавали на астероидах богатые корпорации. В общем, в хорошо изученном космосе стало довольно тесно, порой даже случались столкновения или аварии.

Пройдя двумя широкими коридорами, мы зашли в просторное, по меркам космического судна, помещение с выдвижными, в два яруса, узкими полками для отдыха вдоль переборок, по-корабельному коек. Уже разложенные и накрытые серыми индивидуальными утеплителями и даже оборудованные пластиковыми сдвижными шторками для минимального уединения.

Столпившись в центре, мы осмотрелись и получили от нашего куратора приказание:

– Время в пути – трое суток. Располагайтесь. Прием пищи в общей столовой. Распорядок согласно корабельному расписанию.

Распорядившись, этот высокий, как и большинство военных, причем, неважно какой расы, мужчина в черной форме космического флота вышел.

Благодаря тесному сотрудничеству и постоянному взаимодействию, военно-космический флот большинства миров со временем окрасился в унифицированный черный цвет. А курсанты носят серую форму, чтобы любой служивый издалека видел, с кем имеет дело. С птенчиками, как нас снисходительно, а порой презрительно или раздраженно называют опытные космические волки.

Я еще раз быстро осмотрела нашу каюту в сумрачном желтоватом свете диодов и первой скользнула в левый угол к нижней койке. Засунув под нее рюкзак, я уселась и придвинулась спиной к прохладной переборке. Было страшно до дрожи, но скрывать страх я привыкла с детства, поэтому и сейчас никто не заметит моих чувств.

– Лель, смотрю, ты не теряешься. Выбрала самое теплое местечко, – с кривой улыбкой заметил Дариан, кинув свой рюкзак на соседнюю койку справа.

Матиас Дариан – худощавый, высокий молодой мужчина двадцати шести лет, внешне симпатичный, но неприятный. Умом не блистал и что еще хуже – плохо воспитанный, хамоватый, к тому же ленивый. При этом не скрывал неуважения к женскому полу и считал его совершенно лишним не только в космосе, но и на любой ответственной службе. Он из семьи потомственных военных пилотов, поступил в академию со второго раза, старше меня на два года. Впрочем, контракт с Миротворческим корпусом и академией подписывали в разном возрасте. Таких как я, едва достигших совершеннолетия в восемнадцать, среди поступающих было гораздо меньше, чем тех, кто решился на это в более сознательном возрасте.

Отвечать Дариану не стала – привыкла за шесть лет совместной учебы пропускать его высказывания мимо ушей и не реагировать. Под соседнюю койку слева закинула свой рюкзак Джана Новак – крупная, мускулистая девушка, тоже из семьи военных. Джана пошла по стопам отца – штурмовика-десантника. С ней мы вместе учились первые три года, дальше иногда пересекались на отдельных дисциплинах. Плюхнувшись на свою койку, она с нескрываемым возмущением выпалила:

– Я не понимаю, Лель, ты же вошла в десятку лучших и выбрала «Дразу». Так какого черта тебя на «Рушаз» отправили? Они не имели права! Это нарушение устава и традиций!

При всех своих немаленьких габаритах, Джана – симпатичная голубоглазая блондинка. Порядочная, без гнили внутри, улыбчивая, но вспыльчивая и простецкая.

– Похоже, конкуренты отца постарались, да, Лель? Подмазали кого-то – и нашу золотую девочку отправили прямиком в ад, на закуску змеранам! – не унимался Дариан, глядя на меняя со злой усмешкой.

Мой всегда отстраненно холодный вид и молчание доводили его до тихого бешенства. Только трусы не способны на открытый вызов, поэтому единственное, что он позволял себе в мой адрес, – подкалывать, ехидничать, хмыкать и прочее в подобном духе. Сейчас он напуган и оглушен не меньше меня, вот и отвлекался таким образом, чтобы не истерить.

Тем не менее он оказался прав, в кои-то веки. Моя отправка на «Рушаз» – чье-то злонамеренное вмешательство, что сомнению вряд ли подлежит. Скорее всего это действительно происки отцовских врагов. Николай Лель многим перешел дорогу, разрушил сотни жизней, карьеры и лишил будущего.

Про опасный сектор, где находится «Драза», в новостях частенько говорили в связи с разными заварушками. О «Рушазе» сообщали в разы реже, но только в самых черных и кровавых тонах. Поэтому десять минут назад однокурсники провожали нас с сочувствием и жалостью, сочтя фактически смертниками.

Абсолютно уверена: отец никогда бы не наказал меня отправкой на «Рушаз». Ведь это риск потери, на которую он ни при каком варианте не согласился бы. А вот заказчика и непосредственно исполнителя, изменившего мне конечное место стажировки, отец найдет и накажет самым жестоким образом. Виновным можно лишь посочувствовать.

Из горьких мыслей меня вырвал незнакомый парень, не из нашей академии. Здоровый, широкоплечий, сероглазый блондин весьма симпатичной наружности. Закинув свой рюкзак на койку над моей, оперся на нее ладонями и, с высоты своего двухметрового роста, демонстративно осмотрев меня, выдал с улыбкой:

– Шутите? Эта симпатичная малышка – лучшая из лучших?

Увы, ростом я действительно не вышла, по военным меркам. Всего сто шестьдесят семь сантиметров, пришлось схитрить, чтобы пройти допустимый минимум в сто семьдесят. У военных свои «усредненные стандарты» сложились: метр восемьдесят – для женщин и два метра – для мужчин. Разница в росте стала одной из многих проблем, с которыми мне пришлось столкнуться за время учебы, суровым испытанием и недостатком. Особенно в спаррингах и при прохождении любой полосы препятствий. Подумав о них, невольно передернулась, а места старых переломов заныли, подобно фантомным болям.

– Думаешь, только парни способны воевать? – предсказуемо вспылила Новак, встав и злобно уставившись в глаза чужаку.

– Судя по тебе, красавица, теперь не уверен, – миролюбиво ответил тот. Что ж, видимо не дурак, тут же сориентировался. Заодно и представился: – Андрей Чернов, прошу хоть иногда любить и жаловать.

Новак хихикнула, оценив безобидный флирт этого симпатичного здоровяка; и расслабившись, ответила ему с улыбкой:

– Ты просто не видел Лель шесть лет назад, на первом курсе. Мелкая дрыщевка, слабая неженка, которая на всех смотрела с ужасом. Никто не мог понять: что она здесь делает и зачем вообще приперлась в военную академию? Первые два года она не вылезала из медчасти, слишком хрупкая для нашей физической и боевой подготовки и тем более спаррингов. Но не сдалась, справилась. Больше того, вошла в десятку лучших! Вот так.

– По физическим и боевым нормативам ей натянули оценки! Как сову на глобус. Из жалости! Потому что наша золотая девочка – конченная заучка, и по всем другим дисциплинам была первой, – снисходительно-презрительно высказался Дариан. – Как робот: нужно, не нужно – все запоминает. Еще и на десяток факультативов таскалась… Ненормальная!

– Не равняй Лель по себе, Дариан. Как бы ты ни пыжился, на твой глобус ни одну сову не натянешь, – строго оборвал его Артем Миронов, тоже из нашего выпуска.

Присев на корточки, он заталкивал под койку два рюкзака, свой и подруги, однокурсницы Марины Царь. Маринка, разувшись, ловко забралась на верхний ярус, поджала ноги и рассматривала незнакомых парней, которые на следующие пять месяцев теперь в нашей общей группе будут стажироваться. Артем с Маринкой с третьего курса вместе и, уверена, если наша Царь не начудит, поженятся и будут вместе до гробовой доски.