Его маленький чертёнок (СИ) - Алекс Коваль - Страница 33

– Посему не будем? 

– Потому что взрослые девочки папе не жалуются, а я взрослая девочка. 

– Но это зе я лазбила! – надулись красные щечки.

Блин, и ведь не поспоришь! Какая она, однако, умная у Нагорного. 

Ника собиралась сказать что-то еще, но тут, как по нотам, минута в минуту, в коридоре послышался стук женских каблуков. Я глянула на время, точно, отведенный мне на этот номер час закончился. Проверка. Ёшкин кот! 

– Это кто? – спросила шепотом Доминика. Я приложила пальчик к своим губам, показывая ребенку, что нужно молчать. А эти самые “каблуки” явно приближались.

Черт! 

Я и забыть успела про такое досадное недоразумение, как Наталья Леонидовна. И сейчас это “недоразумение” устроит мне тут хорошую выволочку.

Еще не хватало только, чтобы ребенок это слышал! Нике вообще не положено быть здесь. Посторонним строго-настрого запрещено шататься по номерам. А тут еще и эта ваза дурацкая! Никогда не понимала, на кой черт такие хрупкие вещи в номерах оставлять? Они то и дело бьются, и как еще Нагорный на одних вазах не обанкротился, меняя их в месяц по десятку штук?

А цокот каблуков все ближе.  

– Так, Ник, будем играть в прятки, – прошептала я, – ты сейчас бежишь и прячешься за дверью. А как только в номер зайдет тетя, мышкой выскальзываешь и в свой номер. Хорошо? Как добраться до вашего с папулей,  знаешь? 

Ника послушно кивает. 

– Знаю, только не достаю до кнопоськи в лифте. Но я кого-нибудь поплошу помочь, – нахмурила бровки девчонка. 

– Отлично. А я, как только начальница уйдет, найду тебя. Ладно?

– Лано.

– Все, тогда бегом! – подтолкнула я ребенка в сторону открытой двери, но Ника замешкалась, спросив:

– А тебя не уволят, Фис? 

– Не знаю, Ника… не знаю. 

Не говорить же ей, что у меня уже было “последнее предупреждение”, а с сегодняшним настроением супервайзера, ей дай только повод.

Ладно, разберемся. 

– Беги!

Ника послушно юркнула за входную дверь и притихла. Да вовремя. В тот самый момент, как на пороге нарисовалась Наталья Леонидовна. Руки уперты в бока, взгляд тут же утыкается в осколки разбившейся вазы, и глаза загораются неподдельным торжеством.

– Ветрова, я тебя предупреждала! Еще один прокол, и вылетишь.

Помню-помню. Но мысли сейчас не о том, что я стремительно работу теряю, а о том, что Ника все слышит и слушает.

– Я не специально. Что поделать, – беззаботно пожала я плечами, – неловкость –мой конек, – вытирая взмокшие ладони о фартук. 

– А еще отсутствие чувства такта, – фыркнула начальница, наконец-то переступая порог и замирая напротив меня. Уставилась на вазу, как на слитки из золота. Насколько же сильна ее ненависть по отношению ко мне? Даже представить страшно! 

– Я сейчас все уберу, – сказала я и посмотрела на Нику, старательно намекая ей на то, что самое время дать деру. Но мелочь не торопилась. И только когда Наталья Леонидовна прошлась в глубь номера и выдала:

– Пошли к директору, Ветрова. Можешь попрощаться с работой горничной. И вообще попрощаться с этим отелем! – дочурка Демьяна сорвалась с места и ветерком вылетела из номера. 

Я выдохнула. И смиренно кивнула. Что ж, похоже, отработала я тут свое…

Демьян

Совещание затягивалось, кофе остывал.

Кэм уже все извертелась, сидя по левую руку от меня, то и дело поглядывая на время. Да я сам почему-то все чаще бросал взгляд на телефон, слушая презентацию своего зама в пол-уха. Вот только я не смотрел на часы, а ждал. Глупо, но ждал сообщения от Анфисы. Гадал, дошли ли до нее цветы? Раздражался от до сих пор висящей в душе неуверенности в правильности выбора ромашек. И бесился, что жду от девчонки реакции и при этом ничего не могу с собой поделать. 

– Таким образом, Демьян Романович, – подводя итог, поднялся из-за стола финансовый директор Нью-Йоркского филиала, – по нашим расчетам, новый отель выйдет на самоокупаемость уже через полгода. Конечно, при благоприятной для туризма обстановке. 

– Неплохо, господа, – сказал я, откладывая ручку. – Что по поводу открытия? 

Неужели забрезжил свет в конце тоннеля? 

– Неделя. Максимум. Уже готова рекламная компания и банкет. Разослали приглашения и наводим последние штрихи. Еще было бы неплохо обсудить… – начал мой коллега, да вот только договорить ему не дал звук открывшейся в кабинет двери и звонкое:

– Папочка! 

Что за…? 

Я тут же повернулся на родной голосок. В конференц-зал с ошалевшим взглядом влетела растрепанная, раскрасневшаяся Ника, тут же бросившись ко мне. Без предупреждения, без хотя бы вежливого “извините” или “можно зайти, пожалуйста”, что для моей, хоть и бандитки, но было несвойственно. 

– Ника? – поднялся я из-за стола, тут же направляясь в сторону своего голубоглазого чуда. – Ты почему здесь? Ты как меня нашла? 

– Подем! – пропустила мимо ушей мои вопросы мелочь, вцепившись в штанину моих брюк. 

– Куда? Ника, что происходит? 

– Подем, я тебе потом все ласссказу, м, – потянула меня за руку дочь.

– Ника, я работаю и сейчас занят, – притормозил я порыв своего чада, присаживаясь на корточки. – Выйди, пожалуйста, и подожди меня у двери. А лучше скажи, где бабушка и почему вы не в номере? – мне бы стоило разозлиться, вот только, видать, весь лимит злости уже был исчерпан. Ну, или вид у ребенка был такой взъерошенный, что отчитывать ее язык не поворачивался. 

– Да, папочка! – топнула ножкой малышка. – Усла бабуля, а ты долзен нам помочь!

– Кому нам, Доминика? Что случилось? 

– Папочка, подем, – снова настойчиво потянула за руку дочь, начиная канючить, напрочь отказываясь что-либо объяснять. – Надо быстлее идти, ну зе… 

– Доминика.

– Позалуйста! – насупилась малышка, вцепившись в мою руку мертвой хваткой. Взгляд из-под густых ресниц, щеки надуты, губы сжаты. Чувствую, сейчас случится истерика. 

– Ника, я не могу сейчас уйти. 

– Я лазбила! – крикнула дочурка, а глаза тут же влагой наполнились. – Это я лазбила вазу! Лугать будут Фису… а я слусяйно… запнулась, и бах! И Фиса… из-за меня… и тетенька там злая… и к насяльнику подут, папочка! 

Что? Какая ваза? Какая тетенька и начальник? Что происходит вообще? 

– Так, стоп, – перебил я бессвязный поток слов, вытер подушечками больших пальцев слезы со щек дочурки, заглядывая в красные глаза. В них столько испуга и такая паника, что у самого сердце сжалось до размера чертовой горошины. Аж поплохело. 

– Давай так, не плачь, спокойно скажи мне, что случилось? – спрашиваю тихо, обхватывая ладонями худенькие плечики ребенка. Она смотрит на меня доверчиво-умоляюще и носом шмыгает. А в кабинете тишина полнейшая стоит. Даже поначалу было охнувшая Кэм, и та притихла.

– Что случилось, еще раз без истерики и слез, рассказывай.

– Анфису... из-за меня... уволят, – прошептала Ника, пряча глазки под густыми ресницами. – Я была с ней в номеле и слусяйно лазбила вазу. Я чесно-чесно не хотела! 

– Я верю, что ты не хотела. Успокойся, малышка, – пригладил я взъерошенную светлую макушку. Каким образом она оказалась снова с Анфисой, даже спрашивать, похоже, не надо. Мать. Твою… Флоренция. Что за безответственность!

– Папочка, Фису надо спасать, – прошептала Ника. 

– Так, ладно, – поднялся я на ноги, подхватывая на руки дочурку. – Совещание окончено, оставшиеся вопросы обсудим завтра. Все молодцы. Все на сегодня свободны, – бросил в сторону замерших коллег, хватая со стола мобильник и шагая на выход. 

– Но Демьян… – прилетело мне вслед возмущенное от Камиллы, но я уже не слушал. Вышел из кабинета с мартышкой на руках, направляясь в сторону кабинета управляющего. Достал мобильник, тут же набирая Смита, но у того, как назло, было недоступно. 

– К начальнику, говоришь, они пошли?

– Угу, – буркнула Ника, вцепившись ладошками в воротник моего пиджака. – Папочка, Фису зе не уволят, да? Ты зе не дашь ее уволить? Это я виновата, плавда, мозно меня уволить? – спросила дочурка с такой детской чистой наивностью, что улыбка сама на лице промелькнула.