Вероника. Исповедь влюблённой - Эвина Лариса Борисовна - Страница 17

Вероника была сама очень удивлена, что её память именно сейчас в больнице заставила вспомнить о стихотворении.

Оказавшись в клинике, она как будто пережила клиническую смерть. Ей казалось, сам дьявол постарался подменить её натальную карту картой смертельно больного человека. При этом, переминаясь на своих копытах, ехидно нашёптывал: «Умри прежде, чем ты умрёшь!»

Пианистка продолжала играть «Вальс дождя», а Вероника, отодвинув штору на окне, глядя на тускло мерцающий фонарь у проходной клиники, вдруг неожиданно для себя прошептала: «Господи, спаси и сохрани» — и осенила себя крестом.

Утро началось со скрипа двери. Вероника чутко спала, но звук заставил разомкнуть глаза. В комнату со спортивной сумкой через плечо вошла героиня вчерашнего дня — Людмила. Быстро окинув палату своими жгучими очами, она смело направилась к свободной койке. Открыла прикроватную тумбочку и стала перекладывать туда пакетики из сумки. Справившись с этой несложной задачей, улеглась поверх одеяла, достала Библию и углубилась в чтение. Вероника притворилась, что спит, и наблюдала сквозь прикрытые ресницы за своей новой соседкой. Смуглянка выделялась среди обитательниц палаты. В её жилах текла явно восточная кровь.

С появлением Люды сонный ритм палаты был не просто нарушен, он был взорван той деятельностью, которую развернула эта деловая женщина. После завтрака она уселась на своей постели в позе йога и подозвала всех к себе.

Будем знакомиться, меня зовут Людмила, — повелительным тоном заявила она и первой протянула руку. Женщины назвали свои имена.

После того как обряд знакомства закончился, Людмила обратилась к собравшимся с предложением сделать за небольшие деньги маникюр всем, кто пожелает. Желающих, под воздействием лекарств, оказалось много. И с этого момента жизнь в палате закипела. Женщины жаждали быть красивыми и ухоженными. Возникла одна проблема: лака у Людмилы было только две бутылочки. Одна вишнёвого, а другая розового цвета. Это не всем нравилось, но выбирать приходилось только из того, что было. Правда, мастер по маникюру обещала докупить лак других цветов при первой же возможности. А возможности эти имелись: можно было договориться с санитаром, чтобы он сопроводил пациентку в магазинчик через дорогу. Там и лак можно прикупить, и ещё много чего для красоты.

Чтобы не мешать честному обогащению посланной Богом в их унылую палату предприимчивой дамы, Вероника вышла, захватив с собой мелки. В коридоре за столиком сидела женщина в пижаме. Она былa так увлечена чтением какого-то журнала что даже не обратила на Веронику никакого внимание. А это и хорошо. Девушку ждали нераскрашенные горшки с цветами. Раздвинув шторы. Вероника погрузилась в творческий процесс. Она работала, словно медитировала, и быстро всё закончила.

Вернувшись в палату. Вероника увидела, что маникюрный сеанс завершился. Сгорбленная фигурка Люды подсчитывала дневную выручку. Переложив деньги в кошелёк, она повернулась к Веронике и победоносно заявила:

— Гуляем все? Всех угощаю сигаретами! Ты тоже в доле. Куришь? — спросила Людмила.

— Нет, — ответила Вероника. — Дома курила. Здесь не могу Дома можно с комфортом, с чашечкой кофе, а тут в общем туалете, никакого кайфа. Сразу бросила.

— Ух, ты, какая фифа! Баба с возу — кобыле легче. Была бы честь предложена.

Чувствовалось, что Люда здесь, в этих стенах, завсегдатай и тонкие межличностные отношения, существующие среди пациенток отделения, ей известны до мелочей. И не только они. Прогуливаясь по коридору. Вероника наблюдала, как её пронырливая соседка достаточно непринуждённо общалась с медперсоналом, как к ней с уважением относилась сестра-хозяйка. выделяя смуглянке почти новое постельное бельё.

Людмилу навешала красавица дочь, броско одетая девушка лет восемнадцати. Иногда она приходила к матери с пакетами, в которых была одежда. И тут начиналось действие, о возможности которого в стенах этой больницы Вероника даже не могла вообразить. Мама Люда развивала бурную деятельность по продаже принесённых дочкой вещей.

Веронике захотелось узнать женщину поближе. Она нужна была ей, как штурман кораблю, в бурлящих волнах такой непростой больничной жизни. Достав принесённый папой апельсин. Вероника повернулась к Людмиле и, встретившись с ней глазами, негромко сказала: «Лови».

Люда слёту поймала фрукт. «Есть контакт!» — про себя проговорила Вероника. Через полчаса они сидели вместе на одной кровати и тихо вели беседу. Вероника, не стесняясь, задавала Людмиле вопросы, которые её волновали, а та на них отвечала.

— Люда, ты не первый раз попадаешь сюда? — деликатно начала разговор.

— А по мне не видно, подруга? Я тут, можно сказать, инвентарный номер. Я даже номера скорых запомнила, которые меня сюда привозят. Ты думаешь, почему меня привозят на скорой? Родственнички стараются заботу проявлять. Уж очень им моя квартира приглянулась. И теперь стоит мне расплакаться и голос повысить, так они за телефон хватаются, неотложку вызывают. Хотят из меня недееспособную сделать, в пансионат упаковать, чтобы квартирку оттяпать. Но фиг у них получится!

— И что ты придумала?

— Я не придумала, врач настаивает оформить инвалидность. Получить для начала рабочую инвалидность. Я же работаю. Для этого надо полежать месяца три, чтобы поставили диагноз и отправили на комиссию.

— Да, что ты работаешь, я видела, — улыбнулась Вероника.

— Куй железо, пока горячо! Тем более, конкуренции у меня здесь нет.

— А как ты сюда первый раз попала?

Людмила опустила голову, и неожиданно из её глаз потекли слёзы.

— Ой, прости. Если тебе больно вспоминать об этом, можешь не говорить, — обняв новую подругу, зашептала ей на ухо Вероника.

— Почему больно? Это уже в прошлом. Я своё отревела. Меня изнасиловал собственный муж. У нас уже были дети, а он не мог пережить, что я вышла за него замуж не девочкой. Однажды он напился сильно, завалил меня на диван… Я кричала, а он изнасиловал меня. Мне было больно, страшно, что он ещё что-нибудь со мной сделает. Я вырвалась и убежала. Даже не помню, как очутилась э кафе, выпила три рюмки водки, размазывая тушь по щекам, забралась на стол и стала танцевать. Бармен меня уговаривал перестать это делать, но мне было плевать и я закатила истерику. Тогда охрана вызвала скорую. А ты как сюда попала?

— Из-за того, что плохо разбираюсь в мужчинах. Короче, я влюбилась, а он меня бросил. Я как раз работу потеряла, а кому нужны чужие проблемы? Наверное, нашёл себе побогаче. Откуда я знаю?! Он меня в постели назвал чужим именем. А перед тем, как меня привезли в больницу, я не спала три или четыре дня.

— Не переживай. Знаешь, как я себя успокаиваю? Я про себя говорю: «Я не сумасшедшая — со мной это случайно!» От характера не лечат. Ты держись за меня, а то тебя тут могут заклевать. Я тебя в обиду не дам, подруга.

— Спасибо. Людмила, — с благодарностью в голосе ответила Вероника.

Люда знала, что говорит. Вскоре её слова подтвердились. Было время ужина, и пациенты отделения толпились в очереди у раздаточного окошка со своими плошками и вилками. Вероника с Людмилой уже отходили с тарелками, наполненными гречкой и гуляшом, как дорогу им перегородила фигура Громилы, женщины необъятных размеров. Она отличалась хамством и непредсказуемостью, и все держались от неё подальше. Судя по недовольному лицу Громилы, настроение у нее было паршивое. Вероника была сосредоточена на тарелке, которую с осторожностью несла, чтобы поставить на стол, когда столкнулась с Громилой.

— Куда прёшь, цыпка? Не видишь, люди идут? Дай-ка мне твою пайку, а сама встань в очередь заново. Я думаю, ты никуда не торопишься? — вызывающим голосом пробасила Громила, хватая ручищами тарелку Вероники.

В столовой повисла гнетущая тишина. Все замерли. И тогда Вероника, вне себя от унижения, неожиданно согнула вдвое оловянную вилку и с ненавистью замахнулась ею на обидчицу, чудом не попав ей в глаз.