Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 7

— Я в Москве выспался.

Ящики с плесенью отправили в Петергофскую лабораторию, а сами поехали в Первый Кадетский корпус. Шёл снег и малиновое солнце стояло низко над горизонтом и едва просвечивало сквозь пелену облаков. Саша вспомнил, что завтра 14 декабря, годовщина восстания декабристов.

— Я всё-таки надеялся, что мы успеем хотя бы к середине литургии, — заметил Гогель.

— Это и есть моя литургия, — сказал Саша. — Разве человека не важнее спасти, чем овечку? Тем более, что это приказ государя.

Гувернёр вздохнул и смирился.

— Вы можете не присутствовать при операции, Григорий Фёдорович, — добавил Саша. — А мне интересно, и я в обморок не падаю. Николай Иванович, хирургические инструменты у вас с собой?

— Разумеется, — сказал профессор, — но надо посмотреть больного. Имеет ли ещё смысл…

Саша не стал уточнять, дезинфицированы ли инструменты. Пирогов с весны по-другому не оперировал.

У кадетского корпуса Саша спрыгнул из экипажа в снег и помог спуститься Пирогову.

— Григорий Фёдорович, вы вполне можете возвращаться в Зимний, — сказал Саша своему гувернёру. — По-моему с Пироговым и Ростовцевым я в надёжных руках. И на литургию успеете.

— Было бы невежливо не поприветствовать Якова Ивановича, — возразил Гогель.

И остался.

Они поднялись наверх, в комнаты Ростовцева, но у дверей их задержал лакей.

— У Его Высокопревосходительства государь, — объявил он. — Но я доложу.

И скрылся за дверью.

Ждать пришлось недолго. Двери распахнулись. Папа́ вышел к гостям, обнял Сашу, пожал руку Пирогову, кивнул Гогелю.

— Пойдёмте, — сказал он.

Ростовцев выглядел ещё хуже, чем в первый раз, лицо приобрело землистый оттенок, на лбу выступила испарина, но он был в сознании.

Пирогов присел рядом с кроватью.

— Ну-с, Яков Иванович, показывайте ваш карбункул.

Саша подошёл ближе и встал рядом с Пироговым.

Слуга помог Ростовцеву повернуться. Карбункул располагался у основания шеи со стороны спины и выглядел малоаппетитно: выпуклое багровое образование диаметром сантиметра три с отверстиями, напоминавшими сито, из которых сочился зеленовато-серый гной.

Пирогов долго смотрел на него. Потом дотронулся пальцем до воспалённой кожи рядом с карбункулом. Ростовцев застонал.

Царь вопросительно посмотрел на хирурга.

— Вскрывать надо, — сказал Пирогов.

— Здекауер сказал, что поздно, — проговорил Ростовцев.

— Было бы поздно, если бы не пенициллин, — возразил хирург.

— Не действует на меня ваше зелье, — сказал генерал.

— «Зелье» было испорчено, — заметил Саша. — Николай Иванович привёз новое из Киева.

Царь с надеждой посмотрел на Пирогова.

— Попробуем, — сказал врач.

— Когда? — слабо спросил Ростовцев.

— Сегодня после полудня, — ответил Пирогов. — Надо отфильтровать плесень. А вы пока приготовьте стол.

— Какой стол? — спросил больной.

— Хоть обеденный, — объяснил Пирогов, — главное, чтобы вы на нём уместились, Яков Иванович.

— Будет сделано, — усмехнулся генерал.

Поехали с Пироговым и Гогелем в Петергофскую лабораторию готовить препарат. Царь не возражал и остался с Ростовцевым. Гувернёра с души воротило от всей этой медицины, так что он периодически выходил покурить, что Сашу только радовало.

Разгрузили чашки и стерильные бинты, которые Пирогов тоже не забыл прихватить с собой. Из первой партии пенициллина сразу выдели каплю для испытания на «гнойном микробе».

С приездом Николая Ивановича как-то сразу стало спокойнее, и Саша смог вздохнуть свободнее, сбросив на него часть ответственности.

— Наверное, надо было вскрывать карбункул неделю назад, — предположил Склифосовский. — Не решились без пенициллина.

— Надо, — кивнул Пирогов. — Только не с вашим опытом. С вашим опытом — две недели назад.

— Боялись вызвать гноекровие, — признался Андреев.

— Правильно боялись, — сказал Пирогов. — Надеюсь, что ещё нет.

К трём пополудни всё было готово, и весь консилиум во главе с Пироговым отправился к Ростовцеву.

Царь ещё был у него. Они что-то горячо обсуждали.

— Перед операцией нужен покой, — заметил Пирогов.

Папа́ немного смутился и встал с места.

— Прямо сейчас да? — спросил Ростовцев.

— Да, — сказал профессор.

— Ваше Величество, — позвал Яков Иванович. — Можете немного наклониться?

Царь вернулся на место и склонился над Ростовцевым.

— Если не придётся больше увидеться… — проговорил генерал.

И добавил уже совсем тихо, но Саша стоял достаточно близко, чтобы услышать…

— Государь, не бойтесь, — сказал Ростовцев.

Папа́ кивнул и осторожно обнял генерала.

Встал, пожелал всем удачи и вышел из комнаты.

Саша остался. И его никто не попытался выгнать.

Стол был готов и стоял у окна. Андреев с Баландиным и Склифосовским расправили белоснежную простыню и закрепили на столе. Расставили вокруг табуретки, покрыли белыми кусками ткани, водрузили туда металлическую коробку с инструментами, бутылку, очевидно с хлорной известью, пузырек со спиртом, шприцы, пузырьки с пенициллином, разложили вату и бинты.

Гогель посмотрел на приготовления и тоже ретировался в соседнюю комнату.

Пирогов роздал помощникам и Саше белые халаты и марлевые маски.

С тем, что Саша видел весной в Сухопутном госпитале контраст был разительный. Кожаные фартуки, шерстяные простыни, хорошо впитывающие кровь, и нестерильные повязки ушли в прошлое.

В воздухе запахло хлоркой. Пирогов мыл руки хлорной известью над неизменным тазиком на табуретке. Склифосовский лил ему на руки хлорную известь из бутыли. Потом мыли руки остальные члены медицинской команды.

Саша приподнял большой палец вверх. Пирогов увидел и улыбнулся.

Не было резиновых перчаток и бахил. Но здесь уж мяч на Сашиной стороне. Обещал и не сделал. Не до всего руки доходят!

Ростовцев смотрел на это примерно, как на сцену из Венецианского карнавала.

— Это будущее, Яков Иванович, — заметил Саша. — Смотрите.

Ростовцева аккуратно перенесли на стол. Пирогов взял губку с хлороформом и поднёс к лицу пациента. К запаху хлорки примешался сладковатый запах эфира.

Яков Иванович побледнел, дыхание стало едва заметным. Пирогов кивнул и одними губами сказал:

— Спит.

Положил губку в тканевую воронку и отдал Андрееву. Тот поместил её у рта спящего генерала, но вертикально её держать было невозможно, потому что больного надо было перевернуть на живот, поскольку карбункул располагался на задней части шеи. Так что губка оказалась под его лицом на простыне.

Саша подумал, не случится ли так передозировки хлороформа, но решил, что Пирогову виднее.

А местное обезболивание им неизвестно? Например, банальный новокаин. Надо будет потом спросить.

Николай Иванович молниеносно вскрыл нарыв и освободил от гноя. Обработал рану, присыпав порошком кирпичного цвета. Карболка что ли? Но Саше казалось, что она должна быть сиреневой. Он хорошо помнил из будущего фиолетовую хрень под названием «фукорцин».

Тем временем Пирогов наложил повязку, смоченную пенициллином. Сделал укол препарата прямо в шею, рядом с раной.

Ростовцев очнулся уже на кровати и застонал.

— У нас есть что-то обезболивающее? — спросил Саша.

— Лауданум, — сказал Пирогов.

Саша поморщился и вздохнул.

Пирогов набросал рецепт и передал жене Ростовцева Вере Николаевне.

— Завтра приедем ещё раз, Яков Иванович, — пообещал хирург. — Посмотрим на остатки вашего карбункула.

Знаменитый хирург согласился на Зимний, что Сашу очень обрадовало. Интересных и приятных людей хотелось иметь под боком. В тот же вечер Саша заманил Пирогова к себе на чай.

— Помните я просил об обзорном курсе медицины? — спросил Саша.

— Да, конечно, — кивнул Николай Иванович.

— Простите, что не сразу ответил, — сказал Пирогов, — я был слишком занят пенициллином и предложил прочитать лекции моему другу Иноземцеву вместо меня. Он гораздо лучше, как лектор. Но, к сожалению, он совсем потерял зрение и вынужден был отказаться.