Муля, не нервируй… Книга 2 (СИ) - Фонд А. - Страница 11

— Мы сами разберёмся, — словно о несущественном, отмахнулся толстопузый. — В рабочем порядке.

Вот только не с тем он связался, и я терпеть не могу, когда обесценивают мои слова. Поэтому я жёстким тоном отчеканил:

— Товарищи! От имени семьи Бубновых, я прошу профсоюз разобраться, на каком основании Ломакина и Попов пытались очернить имя моего отца в его отсутствие, за спиной! Я прошу принять меры в ответ на клеветнические действия Ломакиной и Попова. Иначе я подам на них в суд за клевету! Я здесь был и всё прекрасно слышал. И ничего не намерен спускать. Прошу занести эти мои слова в протокол и ознакомить меня с протоколом под подпись!

В конце моей пламенной речи воцарилась тишина. А затем раздались одинокие хлопки. Я посмотрел — хлопала Зинаида Валерьяновна. За ней подхватила какая-то девушка. Затем — Маша. И буквально через миг — аплодировал весь зал.

Попов сидел мрачный, красный. Ломакину я в зале не видел. Хотя я её не очень хорошо рассмотрел.

После окончания собрания, которое вышло скомканным, я еле-еле отбился от любопытствующих и подхватив Машеньку, направился к выходу.

— Спасибо, Муля, — прошептала она хрипло. А потом не удержалась и добавила, — а про семью… это правда?

— Неужели вы считаете, что я стал бы врать при таком скоплении народа? — пожал плечами я, — давайте я вас проведу. Вы же в общежитии живёте?

— Чёрт! — вдруг чертыхнулась Машенька и от этого смутилась до слёз.

— Что случилось?

— Я живу с Таней в одной комнате, — прошептала она.

— Чёрт! — машинально повторил за Машей я и в задумчивости почесал бритый затылок.

— Угу, — вздохнула Маша и посмотрела на меня с затаённой надеждой, — да ничего страшного. Что она мне сделает? Просто буду игнорировать её и всё.

— А потом выйдете на кухню или в душ, а она вам чего-нибудь в еду подсыплет.

— Да как же так? — недоверчиво посмотрела на меня Машенька, — нет, Муля, вы ошибаетесь. Человека убить Таня не способна. Зачем ей это? Ради диссертации?

— Да здесь же дело не в диссертации, Маша, — сказал я, — сегодня она поставила всё на кон и всё потеряла. Опозорилась на весь институт. Пошла против научного руководителя. Предала его. Про подругу я уже даже не говорю. Теперь ей больше терять нечего. Что делает загнанная в угол крыса? Да и зачем ей вас насмерть травить? А вот здоровье вполне подорвать можно.

Маша поняла и плечи её поникли.

— А отец когда приезжает?

— Через два дня, — Маша кусала губы, чтобы не расплакаться.

— Отлично! — оптимистичным голосом сказал я, — всё просто замечательно!

— Что тут может быть замечательного? — пискнула Маша, глаза её подозрительно заблестели (опять плакать будет!).

— План такой, — сказал я уверенным голосом, — сейчас мы вместе идём к вам в общагу. Вы собираете вещи, с расчётом дня на два-три. Лучше даже на четыре. На всякий случай. Одежду там возьмёте, мыльно-рыльные…

— Мыльно-рыльные? — рассмеялась Маша.

Ну вот и отлично, уже смеётся. Молодёжь быстро от стресса отходит.

— Именно так, — подтвердил я, — и мы поселим вас у меня в коммуналке. Я, конечно, живу не как царь. Но перекантоваться пару дней вполне можно. А потом отец вернётся и всё порешает.

— А вы… — робко спросила Маша.

— А я к отцу на квартиру пойду, — ответил я и пояснил. — Можно было бы, конечно, вас туда поселить, но дело в том, что там сейчас Дуся.

— Дуся? — широко раскрыла глаза Маша.

— Да, она меня вырастила, — улыбнулся я, — няня моя. Осталась отцу по хозяйству помогать. Но так-то женщина она суровая и может не пустить гостей без разрешения Модеста Фёдоровича. Да и мама моя может заглянуть. Они хоть и не живут вместе, но дружеские отношения сохранили. Поэтому она, когда на рынок ходит, всегда к Дусе заглядывает чаю попить.

— Тогда я лучше у вас поживу, — нерешительно поёжилась Маша, — если это вас не стеснит.

— Не стеснит, — отмахнулся я и предложил, — ну что, идём?

— Сейчас, мне только нужно пальто забрать, — сказала Маша, — и зонтик.

— Тогда давайте я вас и в лабораторию проведу. А то мало ли…

— Да что я, ребёнок, что ли? — вспыхнула Маша.

— А я всё-таки проведу, — настойчиво сказал я. И оказался прав.

В лаборатории, где трудилась Маша, собралось много народу. Какие-то три возрастные тётки, нескладный сутуловатый мужчина в очках с толстыми стёклами, из-за которых его глаза казались ненастоящими, и сухонький старичок с крючковатым носом. Они все живо обсуждали что-то. А при нашем появлении моментально утихли. И все уставились на нас.

Лишь одна тётка сказала язвительным голосом, обращаясь к Маше:

— У нас не принято в лабораторию водить посторонних.

Маша вспыхнула, а я сказал, не давая ей ответить:

— Ничего страшного, у меня личное разрешение Модеста Фёдоровича.

В абсолютной звенящей тишине Маша торопливо цапнула из шкафа пальто, подхватила сумочку и зонтик, и мы вышли из лаборатории.

Мда, Мулиному отцу я не завидую. Хотя что говорить, у меня на работе почти тот же серпентарий.

— Скажите, Муля, — спросила Маша, когда мы вышли на улицу, — а вы не боитесь, что Модест Фёдорович вас ругать будет?

— За что?

— Что вы семейные тайны на собрании рассказали? — Маша аж остановилась и заглянула мне в глаза.

А в эту минуту я обнаружил столовку. Она была через дорогу, и там было открыто.

— Смотрите, столовая! — обрадованно сказал я.

— Да, я знаю, — невнимательно кивнула Маша, — я тут иногда ужинаю.

— Тогда идёмте и поужинаем, — предложил я тоном, от которого нельзя отказаться.

— Но…эммм… — замялась Маша.

— Я угощаю, — сказал я.

— Да нет, Муля, деньги у меня есть, — несколько смущённо ответила девушка, — просто я и так у вас сколько личного времени заняла…

«Если бы ты знала, что из-за тебя я пропустил такое же собрание у себя на работе, где разбирали меня», — подумал я, а вслух сказал трагическим тоном:

— Маша, я умираю от голода. Не будьте такой бессердечной!

Маша засмеялась серебристым колокольчиком.

И мы пошли в столовую.

Скажу честно, я прекрасно поужинал бы дома у Мулиного отчима. Дуся однозначно накормит от пуза. Причём самой вкусной домашней едой. Но вот девушку оставлять голодной мне не хотелось. У меня в холодильнике особо разнообразия продуктов и нету (забыл сходить в магазин), да и на кухне в нашей коммуналке вечером к плите она не пробьется. Так что надо человека накормить. Тем более после такого стресса силы нужны.

В столовой людей уже почти не было. Из-за того, что собрание затянулось, основной поток идущих с работы людей рассосался и перед нами в очереди стояло всего двое.

— Маша, возьмите и на утро что-нибудь, — посоветовал я, размышляя, что выбрать — котлету с гречкой или пюрешку с рыбой, — только чтобы не разогревать. А то общая плита утром постоянно занята.

— Как это знакомо, — усмехнулась Маша и добавила ещё сырники на поднос.

Мы сидели за столиком, ужинали. Маша вяло ковырялась в тарелке, видно, что аппетита совсем не было. Но поесть всё равно надо.

— Муля, — вдруг спросила она, — вы не ответили…

— Я? — удивился я, — когда? Кому?

— Мне, — невесело усмехнулась девушка, — я спрашивала, будет ли ругать вас Модест Фёдорович?

— Конечно будет, — уверенно сказал я и видя, как расширились от испуга глаза у Машеньки, пояснил, — это же такой прекрасный повод ворчать. Дня на два хватит… Ворчать, воспитывать и делать замечания.

— Вы всё шутите, — улыбнулась Маша, но улыбка получилась вымученной и грустной.

— А как вы завтра на работе будете? — спросил я, меняя тему, — ваши эти коллеги на вас же как стервятники смотрели.

— Они не из нашей лаборатории, — вздохнула Маша и её хорошенькое личико нахмурилось, — они к Кате пришли. Она у нас первая сплетница. Но аналитик отличный. Поэтому Модест Фёдорович всё терпит.

— Ну так и завтра опять придут… Что вы делать будете?