Капитали$т. Часть 5. 1991 (СИ) - Росси Деметрио - Страница 28

Хорошо видны и дымящиеся трубы заводов — пока все работает, пусть со скрипом и по инерции, но трубы дымят, а значит жизнь промышленного центра продолжается.

— Лишь бы не было войны… — вздыхает Боря каким-то своим невысказанным мыслям. А я говорю:

— Поехали домой.

Сегодня я ночую не на съемной квартире, но у себя дома. Большое достижение. Боря смотрит на меня с неодобрением, но спорить не решается. Мы едем домой…

На следующий день у нас срочное совещание.

— На девять ноль-ноль! — строго говорит мне по телефону Серега. — Явка строго обязательна!

— А если в девять тридцать приеду? — спрашиваю я язвительно.

— Лишим тринадцатой зарплаты! — Серега непреклонен и строг.

— Чего случилось-то? Хоть в двух словах скажи.

Серега меняет гнев на милость и снисходительно поясняет:

— У этого придурка… Ну, в смысле, у Никиты Сергеевича… неприятности! — выпаливает он.

Серега не любит директора водочного завода. Чувствует в нем чужака, пришельца из комсомольской номенклатуры, карьериста и приспособленца. Он, похоже, недалек от истины.

— Приезжай! — строго говорит он.

— Иди ты на… — начинаю говорить я и не успеваю закончить — в трубке длинные гудки.

Собрание состоит из трех людей — меня, Валерика и Сереги.

— Что случилось? — спросил я. — Давай уже, колись! Вообще, могли бы и в кафе встретиться, за кофе. Что у тебя, Сергей, за страсть к собраниям и совещаниям!

— Короче, — сказал Серега категорически, — водочный завод! Ты скажи нам конкретно, Леха! Мы какие-то виды на него имеем? Или не имеем? А?

— Столько интересных вопросов с утра! — недовольно ответил я. — Имеем виды, имеем! Что тебя конкретно интересует?

— Почему сахарный завод в коллективную собственность вывели, а водочный не выводим? — с напором спросил Серега.

Я улыбнулся.

— Мыслите вы в правильном направлении, дорогой товарищ! Хвалю! Только рановато. Вот через полгодика вернемся к этому разговору. Но ты можешь по-человечески объяснить, что случилось? Без этих наводящих вопросов!

— Могу, — кротко сказал Серега. — Сейчас объясню! Короче, расклад такой. Я так понимаю, что этот хрен — Никита Сергеевич, большую часть водки налево двигает!

— Ай-ай-ай! — лицемерно возмутился я. — Надо же! Кто бы мог подумать! Это просто некрасиво с его стороны. В обком напишем?

— Ты не юродствуй, а выслушай до конца!

— Так ты ни хрена не говоришь! — возмутился я.

— Короче, — снова начал Серега, — этот дятел отпустил крупную партию водки своей же фирме. А фирма, в свою очередь, водку махнула на тачки. На новые «жиги» — двадцать штук! Десять «пятерок» и десять «восьмерок»!

— Солидный размах, — кивнул я. — И?

— На эту его фирму наехали «синие»! — объявил Серега. — Сказали, чтобы отдал половину тачек, иначе вообще все заберут, дом спалят и все в таком духе… Ну ты понял!

— От Зимы⁈ — Я не смог сдержать досаду.

— От него! — торжественно сказал Валерик.

— Твою же мать… — сказал я задумчиво. — Что же за полоса такая… ни одного дня спокойного!

— А я не пойму, — подал голос Валерик, который до этого времени молчал. — Зима че, бессмертным, что ли, себя считает? Думает, что раз за него московские жулики подписались, то теперь все можно?

— Может он не знает, чья фирма? — спросил я.

— Все он знает! — ответил Серега. — Они же сразу сказали, что с нами… Тем вообще пофиг!

— Вот так и живем… — вздохнул я. — Ладно, разберемся. Они уже чего-то забрали?

— Нет, — покачал головой Серега. — Тачки на территории завода стоят, оттуда так просто не заберешь. Но только Никите нашему Сергеевичу маленько стремно!

Я задумался на секунду. Идея мелькнула со скоростью молнии.

— Это хорошо, — сказал я, — что Никите Сергеевичу стремно. Так и должно быть. Мы сколько водки сейчас в день получаем?

— Семьдесят пять ящиков, — сказал Валерик.

— А завод в день делает? — продолжил я.

— Вроде бы шесть тысяч ящиков, — пожал плечами Серега.

— Ситуацию с забастовкой мы разрулили, — сказал я. — Сырьем, стеклотарой и прочим кто снабжает? Мы снабжаем. А от проверок кто отмазывает? Тоже мы.

— Если бы не мы, то этого Никиту Сергеевича уже давно или закрыли бы, или грохнули, — без обиняков сказал Валерик.

— Грубо, но справедливо, — согласился я. — И за все благодеяния мы получаем семьдесят пять ящиков водки в день… как-то маловато, вы не находите, господа?

Серега улыбнулся и показал мне большой палец.

Водка. Официально продавать водку населению мы не можем. И производить не имеем права, потому что государственная монополия. Тем не менее, водка — жидкая валюта. Можно поменять на что угодно и максимально быстро реализовать. Этим и занимается под шумок наш дорогой директор водочного — Никита Сергеевич Шубин, ранее комсомольский вожак, а теперь — опытный хозяйственник. Какую-то он слишком бурную деятельность развил.

— Короче, — сказал я Сереге решительно, — с Никитой будем договариваться по-новому.

— А с Зимой? — спросил Серега. — Нужно как-то решать вопрос.

— Уже решается, — ответил я. Хотя вовсе не был в этом уверен. Матвей вызвался убрать и старших «чехов», и Зиму. С «чехами» у спортсменов получилось только нашуметь, без какого-либо серьезного для них ущерба. Не факт, что получится с Зимой…

— Ну тогда ладно. — Серега с удивлением посмотрел на меня. — Тогда чего делать будем? Поедем к Шубину и объясним ему политику партии?

— Поехали, — поднялся Валерик.

По дороге на водочный я обратил внимание на еще одну примету времени. Нищие. Они как-то вдруг появились и сразу в большом количестве. Если раньше просящих подаяние можно было встретить у церковных ворот перед праздником, то теперь просили в любых людных местах. На лекарства. На опохмел. Христа ради. На пропитание. И это не спивающиеся-опустившиеся бомжи, это обычные, в общем-то, советские люди, которые вдруг оказались на грани выживания. Килограмм мяса на рынке стоит тридцать рублей. Средняя пенсия — сто пятьдесят. Простая арифметика. Правда, этот же килограмм мяса через год будет стоить тысячу, если не больше. А пенсии… с ними все будет еще хуже. К счастью, советские люди не знают будущего.

— Страшно, — сказал Никита Сергеевич Шубин, пригласив нас в свой кабинет. — Я приехал на свою фирму, а там офис пустой, все разбежались! В кабинете директора сидят трое — рецидивисты-уголовники, все пальцы синие, в перстнях. Ты, говорят, бабки гребешь невпроворот, не делишься! Вот, двадцать тачек получил…

— Двадцать тачек получил? — с деланной заинтересованностью спросил Валерик. — Нихрена себе у вас здесь обороты! Рокфеллер отдыхает.

Шубин кинул на Валерика затравленный взгляд и горестно вздохнул.

— Ты погоди, Валер, — сказал я. — пусть человек расскажет, что и как! Тут видно, что серьезное дело!

— Говорят, что десять машин нужно им отдать, — тихо воскликнул Шубин. — Половину. На общак, говорят! Иначе… — Никита Сергеевич потерял голос, он просто открывал рот, но слова застревали где-то внутри и произнести у него ничего не получалось.

— Налейте ему воды, кто-нибудь! — попросил я партнеров. — Не видите, до чего человека довели! Уголовники конченные!

Валерик налил из графина воды и протянул стакан Шубину. Тот с трудом сделал несколько глотков. Слабоват оказался Никита наш Сергеевич, подумал я. Слабоват. Пожалуй, что и не потянет директорство…

— Как представились? — спросил Серега, когда к Шубину снова вернулся дар речи.

— Один представился… Зима, сказал.

— Лично Зима пришел? — удивился Валерик. — Ну ни фига себе! Уважают тебя, Сергеич! Мог бы и «шестерок» прислать, а тут сам заявился! Слыхали, парни?

— Поздравляем, — сказал Валерик, с трудом пряча издевательские нотки в голосе. — К тебе сам воровской «положенец» заявился, собственной персоной. С мандатом от московских воров! Он здесь общаком заправляет и всеми уголовными делами.