Капитали$т. Часть 5. 1991 (СИ) - Росси Деметрио - Страница 16

— Потому что они коммерсанты по жизни, а лезут в жулики, — строго ответил Магадан. — Бабки, бабки, одни бабки на уме! Вот помяни мое слово, сейчас польется кровушка.

— Понимаю, — кивнул я.

— Вот и молоток! А я уезжать думаю. Надоело все… А Немца жаль, — вдруг заметил он. — Весной помирать плохо. Весной жить нужно.

Я согласно кивнул. Умирать в апреле, когда вся природа проснулась и ожила, когда птицы вернулись, когда трава, и лисья, и солнце греет — что-то в этом есть неправильное, противоестественное…

— Удачи! — искренне пожелал я Магадану.

— И вам не хворать! — весело отозвался он. — А я пойду, наверное… Не люблю, когда людей в землю. Нервы, понимаешь… Стольких уже закопали и стольких еще придется. Я смотрю на это всегда и думаю — может я следующий на очереди? Это же такая очередь, в которой никто не хочет быть первым… — грустно пошутил Магадан.

Мы попрощались, Магадан медленно пошел по направлению к выходу, а я снова присоединился к Матвею.

— Это ты с кем говорил? — настороженно спросил меня Матвей.

— Старый знакомый, — ответил я. — Потом расскажу.

— Короче, нужно двигать отсюда, — сказал Матвей нервно. — Немца, сам видишь, закапывают. А на нас смотрят… Совсем недобро! Пойдем, а?

— Пойдем, — согласился я. — Что нужно, мы уже увидели…

На обратном пути, выслушав мой рассказ о том, что преступный мир, скорее всего, в ближайшее время займется внутренними разборками, Матвей воодушевился.

— Вот это дело! — довольно сказал он. — Тут мы можем красиво сыграть!

— В ближайшие дни к вам, судя по всему, придут, — сказал я. — От Зимы или от Кузнеца. Предложат дружить. И к нам придут. Предложат бабками поделиться.

— Слушай! — сказал Матвей. — Я сейчас толпу народа могу собрать. И не алкашей засиженных, а хороших парней, подготовленных! Да мы кого хочешь раздолбаем! А постановка у нас будет такая — в наши дела не лезть, а кто полезет, тому кирдык.

— Хорошая постановка, — одобрил я. — Правильная, нам годится!

Между тем, дела с сахарным заводом потихоньку двигались. Прежде всего, было проведено собрание трудового коллектива, на котором было принято решение — в духе последних постановлений партии и правительства, перевести завод из собственности государственной в собственность коллективную с последующим акционированием. Собрание проводил директор, с которым предварительно поговорили наши партнеры из «Красного мака» — Славик и Миша Афганец. Я не знаю, какие методы убеждения они использовали, но директор был задумчив и бледен, читал по бумажке, запинаясь на каждом предложении. На собрании присутствовала городская пресса и представители городского совета — наша фракция в полном составе во главе с Борисом Борисовичем.

Борис Борисович долго и проникновенно говорил о светлом капиталистическом будущем, о том, как каждый из присутствующих станет собственником предприятия, на котором они так долго и так успешно работали, об акциях, которые принесут золотые горы, о сахаре, которым мы завалим не только нашу и соседние области, но еще и отправим на экспорт за твердую валюту! При упоминании твердой валюты, весь трудовой коллектив разразился продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию. Окончив пламенную речь, Борис Борисович обтер вспотевший лоб и вполне удовлетворенный занял место в президиуме. Очевидно, он считал, что полностью отработал выданные двадцать пять тысяч рублей.

За резолюцию — вывести сахарный завод из государственной собственности, проголосовали единогласно, что и было отмечено в протоколе. Когда собрание закончилось, трудовой коллектив имел гордый вид, считая себя без пяти минут собственником родного завода.

После собрания началась оживленная переписка руководства завода (а вернее — Миши Афганца и Славика) с различными государственными структурами. В целом, государственные структуры были не против отпустить сахарный завод на вольные хлеба. Госплан СССР буквально перед самым собранием прекратил свое существование — был распущен правительством. Его функции взяло на себя Министерство экономики и прогнозирования СССР, которое, как и все правительство, находилось в состоянии реформаторского ража. Так что, в министерстве на нашу инициативу отреагировали вполне благосклонно. Впрочем, напомнили, что государственный план никуда не денется и определенное количество продукции придется сдавать по фиксированной государственной цене. Это было вполне ожиданно.

Министерство сельского хозяйства и продовольствия к народному желанию срочно стать собственниками тоже отнеслось с пониманием. Но возник один нюанс. Ответственные товарищи из министерства заявили следующее: раз вы, дорогой коллектив сахарного завода, решили быть самостоятельными, то будьте. Только предварительно потрудитесь внести в государственную казну стоимость основных фондов, а после этого — так и быть, катитесь колбаской. Оценивать стоимость фондов — всего имеющегося на заводе имущества, должна специальная комиссия из Москвы.

По этому поводу мы встретились со Славиком и Мишей Афганцем в «Парусах».

— А как обстоят дела у завода с финансами? — поинтересовался я.

— С финансами обстоят дела хреново, — сказал Славик. — Счета пустые. Да о чем речь, ты этого директора видел? Как только акционируем, поставим другого директора.

— Тебя? — спросил я с улыбкой.

— Кого ж еще? — развел руками Славик. — Я в директора, а зам пусть будет от вас. Нормально же?

— Нормально, — сказал я. — А старый директор согласится?

— Согласится, — уверенно сказал Миша Афганец. — куда он денется…

Обсудили мы и текущее положение на криминальном фронте.

— Слышали про вашу ситуацию с «чехами», — сказал Миша очень серьезно. — Если вдруг будет продолжение… в любой момент обращайтесь. У меня пацаны… боевые, одним словом. — Миша сдержанно улыбнулся.

— Постараемся отбиться, в случае чего, — улыбнулся я в ответ. — Но за предложение благодарю.

Миша Афганец кивнул.

— Мы же партнеры…

В криминальном мире тоже было неспокойно. Зима действительно привез «прогон» от московских воров грузинского происхождения. В «прогоне» было сказано, что вышеупомянутый Зима является теперь воровским «положенцем», учредителем и хранителем общака и все, «кому людское не чуждо» должны относиться к нему соответственно. Прогон содержал еще много всяких пафосных выражений о взаимоподдержке, братстве, недопущении беспредела и тому подобного, но это уже не имело значения.

Матвей ходил мрачнее тучи. Самая крупная и организованная группировка в городе была у него, так что он ожидал к себе визита со дня на день.

— Чего ты беспокоишься? — спросил я Матвея, когда мы сидели за бутылкой вина в «Театральном».

— Да нахрен! — выругался Матвей. — Только-только спокойной жизнью зажили и снова здорово!

Матвей говорил правду. Столько сил и средств было вложено в частичную легализацию… И теперь снова неизвестность с перспективой конфликтов, а то и полноценной войны.

— Чего мент говорит? — спросил Матвей.

— Ничего не говорит, — с досадой сказал я. — Мы не общались по этому поводу. Да и что я ему скажу? Пока еще ничего не происходит!

— Произойдет, — сказал Матвей с нажимом. — Меня тут вчера Кузнец посетил. Знаешь такого?

— Тот, который второй претендент на воровской трон? — спросил я с усмешкой.

— Он самый, — подтвердил Матвей.

— И чего хотел?

Матвей придвинулся ко мне поближе и зашептал в самое ухо.

— Бабки предлагал. Пять тысяч «зеленых». Чтобы мы Зиму замочили.

— Ого! — удивился я. — Уважаю серьезный и конструктивный подход! Ну и что? Согласился? Знаешь, как в старом анекдоте… сто старушек — уже рубль!

— Да нахрен нужно, — в сердцах сказал Матвей. — Если понадобится, то мы его и бесплатно загасим. Мы не наемники.

— Это правильно, — похвалил я. — А чего ж Кузнец сам этого Зиму не грохнет? Не интересовался?