Еще неизвестно кому место в Академии Боевых Драконов! (СИ) - Шевцова Наталья - Страница 29

– Дошли, наконец-то! Мо-ло-дцы! – меж тем иронично «похвалил» кадеток изверг и «вознаградил»: – Теперь побежали!

И дружно согнув руки в локтях, толпа кадеток выполнила распоряжение. Но… не так. Кто бы сомневался?!

– Я сказал, не поползли, еле переставляя ноги, как бабки старые, а побежали! – полетело им в след.

Новоявленные кадетки тяжко вздохнули и прибавили ходу.

– Да, не переживайте вы так, будет у вас ещё сегодня возможность и поползать тоже! – «подбодрил» физрук.

Девушки опять дружно тяжко вздохнули.

– Берегите силы, – меж тем перебегая от одной своей подопечной к другой, наставляли граничарки, – иначе вам придётся сначала проползти второй и третий круг, а затем ещё и полосу препятствий. Опять же, чем дольше мы бежим, тем меньше останется времени на полосу препятствий. Поэтому не обращайте внимание, пусть себе вопит!

К сожалению, отставной полковник умел не только вопить, но и глаз имел намётанный, а потому сразу же вычислил тех, кто саботирует его усилия по превращению новоявленных кадеток боевой академии в бывших кадеток.

– Ты, ты, ты, ты, ты, ты и ты! – указал он на граничарок, в компанию которых, с его «лёгкой» руки попала и Евгения. – За мной!

И так он грозно это «за мной» сказал, что Евгения даже понадеялась, что он не полосу препятствий имеет в виду, а гауптвахту. Не то, чтобы ей так уж хотелось узнать, что это такое, не зря ж её так боялись граничарки, а они дамы бывалые! Но, как по ней, если уж выбирать между полосой препятствий и гауптвахтой, то последняя виделась ей однозначно МНОГО-МНОГО предпочтительней. Хотя бы уже потому, что в камере наверняка было куда суше, теплее и чище, чем в подмигивающей ей лужами канаве.

Эх, мечты-мечты!

Лишнее и говорить, что надеялась она напрасно.

– Стоять! Ваши имена я не знаю, и пока не вижу смысла узнавать, ибо ещё не факт, что мы с вами снова встретимся! Потому по порядку рассчитайсь! – скомандовал «доброжелательный» физрук.

Делать было нечего. Рассчитались. На первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой и седьмой.

– Отлично! И дорожек тоже семь! Представляете какое совпадение!

Евгения представляла. Только не понимала, почему сомнительная честь стать седьмой мученицей выпала именно ей. Она ж просто бежала, никого не трогала. Не иначе, как недосупруг-недогосподин подсуетился. Определенно, он! Вот же ж сволочь!

– Ну же, леди, не стесняемся! Выбираем дорожку себе по сердцу.

По сердцу не была ни одна из дорожек. Но кого это волновало? Точно не изверга с полковничьими погонами.

Потому Евгения заняла ближайшую к ней, свободную. И окинула её тоскливым взглядом. Отчего предательская дрожь в руках и ногах стала ещё отчётливее. Нет, Евгения не была страдающим от гиподинамии офисным планктоном, но одно дело йога и тренажеры, а другое – полные грязи канавы и возвышающиеся над ними… снаряды для пыток. Даже, если бы она была в своём теле, и то смогла бы только чудом пройти эту полосу препятствий, но она была в теле аристократки, из которой, судя по отсутствию мышц, растили чью-ту будущую жену, а не воина. Посему ей очень повезет, если она не свалится в первую же канаву.

– Исключительно по доброте душевной, предупреждаю: использование магии запрещено! – пробасил изверг с полковничьим погонами. – Каждое нарушение этого правила будет возвращать вас к началу полосы препятствий! И поверьте мне, вам не понравится не только начинать всё с начала, но и само возвращение! Хотя, можете и не верить, решите проверить, добро пожаловать! Я только «за»! Как я и сказал, я добрый! – хохотнул он.

«Ага, добрый!» – мысленно огрызнулась Евгения.

– Ну что ж, леди, удачи! – меж тем напутствовал «добрый полковник» и объявил, словно обращался к запряженным в его бричку кобылам: – Пошли, родимые!

Но делать снова было нечего. Как ни обидно было, а все семеро жертв полковничьего шовинизма пошли, точнее поскакали по шатавшимся бревнам…

Граничарки поскакали легко и уверенно. Сразу было видно тренированные.

Что же касается Евгении, то опасения насчёт неприспособленности её новообретенного тела к подобного рода испытаниям оправдались, как она и ожидала уже на первом же бревне, по которому нужно было пробежать, чтобы пересечь доверху наполненную грязной водой канаву.

Ну что сказать…

Не факт, что Евгения удержалась бы на этом бревне не будь оно мокрым и оттого скользким, но оно было. А посему, хотя и взметнулись белы рученьки крыльями лебедиными, а всё ж таки крыльями не были. И… опять и снова полетела Евгения не ввысь, а вниз. И если бы просто вниз. К просто вниз она уже привыкла.

В этот же раз её ждали объятия счастливо причмокивающей холодной, мокрой и, словно этого было мало, ещё и, как выяснилось, дурно пахнущей жижи.

И снова, ну, что можно сказать… Евгении так сильно не хотелось в эти самые объятия, что её отчаянным воплем «не-ээээт!» пронялся даже изверг в погонах.

– Номер семь, ну что сидишь! Живо задницу подняла и полезла вон из лужи! А то заболеешь ещё, а мне потом отвечай! Так и быть на сегодня с тебя полосы препятствий хватит, возвращайся на беговую дорожку! И, коли хочешь скорей согреться, беги побыстрее! – посоветовал не только «добрый», но ещё и «сердобольный», как выяснилось, отставной полковник.

Вот такие вот открытия, мать их! Одно другого «радостней». Хотя…

Ну вот как его такого сердобольного да заботливого было не обнять в знак благодарности?

Вот и Евгения так подумала. И…

Воспользовавшись советом сердобольного да заботливого отставного полковника, живо подняла задницу, набрала максимальную скорость и, прежде чем, сердобольный да заботливый успел понять, что именно она задумала, уже крепко обхватила его талию обеими руками и прижалась к его груди всем своим телом. Тем самым, само собой разумеется, телом одежда на котором была насквозь пропитана липкой, вонючей жижей.

– Спасибо, добрый дяденька! Вы такой хороший! – сцепив за спиной полковника пальцы, деланно с наигранным восторгом в голосе объявила она, кладя совершенно ошалевшему отставному полковнику голову на правое плечо.

– Ччччто вы?.. Ччччто вы делаете? – морщась от исходящего от волос благодарствующей зловония, возмущённо завопил он.

– Благодарю за доброту, – потершись грязной щекой об бывшую некогда ярко-голубой мягкую ткань мундира полковника, заверила Евгения.

– Немедленно прекратите! Это неприлично! – тут же негодующе сообщили ей, пытаясь отцепить её от себя.

– Простите, но не могу, – подняв на искажённое от ярости лицо полковника невинные глаза, сладким голоском прощебетала Евгения. – Так сильно переполняет благодарность.

– Что вы себе позволяете?! Немедленно подите прочь! Что обо мне подумают?! –вырываясь из объятий мёртвой хваткой вцепившейся в него девушки, завопил с новой силой добрый да сердобольный.

«Подозреваю, тоже, что и обо мне, заинтересуются, из какой из своих канав вы выползли!» – мстительно подумала Евгения.

Тем временем, добрый да сердобольный перешёл к более решительным мерам и, так как силы были кардинально не равны, довольно легко сумел отцепить от себя «благодарствующую».

– Я доложу о вашем непотребном поведении ректору, кадетка… номер семь! – отступив от Евгении на один шаг и удерживая её руки в своих таким образом, чтобы она не смогла к нему приблизиться, напугал ежа голой жопой он.

– Прямо сейчас? – с тщательно скрытой в душе надеждой поинтересовались у него, старательно изображая ужас.

Занятия в театральном кружке в школьные годы не пропали даром: Евгения настолько талантливо изобразила округленные, блестящие от непролитые слёз широко распахнутые глаза и дрожащие от сдерживаемых рыданий губы, что отставной вояка «сжалился».

– Как только приму душ! – объявил он. – И вы тоже, кадетка, идите в душ! – брезгливо поморщившись, выдал высочайшее соизволение сердечный да заботливый. Видимо, опасаясь того, что как только он выпустит руки «благодарной» кадетки, она опять полезет обниматься.