Неверный отец. Счастье в конверте (СИ) - Лесневская Вероника - Страница 8

Это не забота, а контроль. После моих слов о разводе муж ни на шаг меня не отпускает, готов выполнить любую мою прихоть, хотя я ничего не прошу, ведёт себя преувеличенно трепетно и внимательно, незаметно затягивая удавку на моей шее. Спасает только работа, но ее надолго не хватит.

- Пятиминутка! – заговорщически шипит Лана, как только я переступаю порог отделения. Не позволив мне переодеться, накидывает халат на плечи и тащит за руку в ординаторскую.

- В выходной день? – удивленно свожу брови к переносице. – Что-то случилось в отделении?

- Сплюнь, - суеверно оборачивается через левое плечо. – У нас новый акушер-гинеколог, хочет познакомиться с коллективом.

- Прекрасная новость, - хмыкаю свободно. – Нам как раз не хватало дежурантов. Доктора зашиваются.

- Заведующая в панике…

- Почему? – спотыкаюсь на ровном месте и замедляю шаг в недоумении. - Она же так долго искала подходящего кандидата, который согласился бы за копейки пахать за троих, но при этом был бы профессионалом, - усмехаюсь, вспомнив нереальные запросы начальницы. Подчиненные ее терпеть не могут, я отношусь с настороженностью, и только Марат всегда находит с ней общий язык. Наверное, я бы даже приревновала его, если бы умела и… по-настоящему любила.

- Нашла на свою голову, точнее, ей навязали. Теперь Богомолова боится, что новенький ее подсидит, причем в самое ближайшее время, - бубнит коллега сквозь стиснутые зубы, озираясь по сторонам, чтобы никто не подслушал.

- Не смеши. С ее-то связями… - недоверчиво качаю головой.

- На каждый вес найдется противовес. Говорят, этот из-за границы, сложные операции там проводил, мамочек и деток с того света доставал…

Неуместные воспоминания отрывистыми вспышками мелькают в сознании.

Непроглядная ночь, пустынная дорога, проливной дождь… Новорожденная малышка в сильных, напряженных руках. Каменное, лишенное эмоций мужское лицо, беззвучные ругательства, произнесенные одними губами, уверенные действия и… благодатный детский крик.

Прогоняю четкий образ, который преследует меня все эти дни. Не понимаю, почему я не могу забыть Германа? Возможно, потому что он подарил мне надежду. Чем скорее я выброшу его из мыслей, тем легче мне будет жить дальше.

- Ты так восхищенно его описываешь, будто в ординаторской нас ждет сам бог, - скептически ухмыляюсь, когда мы останавливаемся у входа в кабинет.

Лана вежливо стучится и толкает дверь, пропуская меня вперед. Бросает в пасть тигру, малодушно выглядывая из-за моей спины. Застываю на пороге, и сердце пропускает удар прежде, чем я вижу… его, будто срабатывает шестое чувство. В груди разливается нечто неопределенное, похожее на холодные потоки дождя, который свел нас однажды. Не понимаю, как реагировать…

Герман тоже узнает меня, но ведёт себя так непринужденно, словно ждал этой встречи, и лишь на дне его зрачков мелькает напряжение, а также что-то ещё.… необъяснимое, но волнующее.

- Что ж, - выдыхает он с едва уловимой ухмылкой. Хриплый голос вибрацией прокатывается по венам. – Теперь, когда все в сборе, можем начинать. Надолго вас не задержу, прекрасно понимаю, как много у вас работы. Точнее, уже у нас, - отвернувшись от меня, опирается бёдрами о стол и берет в руки планер. - Для начала представлюсь – Герман Демин.

- А по отчеству? – вкрадчиво доносится из толпы.

- Хм, можно без… - слегка теряется мужчина, закатывая рукава рубашки и открывая увитые венами, жилистые предплечья. - Там, откуда я приехал, это не принято.

- А у нас субординация. Вы же в России, - дерзко вклинивается Лана, и я аккуратно толкаю ее в бок. Если слухи подтвердятся, не хотелось бы, чтобы она вылетела с работы, когда Герман станет заведующим.

- Согласен. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом.… - приятно улыбается, демонстрируя знание русских пословиц, которые с его специфическим акцентом звучат непривычно. Догадываюсь, откуда это в нем – бабушка Стефа привила любовь ко второй родине. Невольно улыбаюсь, и наши взгляды вдруг пересекаются. Он смотрит на меня с непривычным теплом, от которого все тело охватывает жаром, но при этом сохраняет строгий тон, адресованный подчиненным. Важно представляется: - Герман Янович.

Герман

- Девке помощь нужна, а ты опять в свою Германию намылился. Медом тебе там намазано?

- В клинику пора, бабуль. Отдохнул – и хватит. Пациенты ждут.

- Подождут, не подохнут, - причитает ворчливо. - А вот Амина твоя вполне может… с легкой руки мужа.

- Не моя, я её видел в первый и последний раз в жизни. Девушка взрослая, сама сделала выбор. Сознательно, - чеканю невозмутимо, собирая вещи. Игнорирую неприятные позывы в груди. – Я не МЧС-ник и не служба спасения 911. Тем более, она вернулась к законному супругу, медицина здесь бессильна, - замираю над чемоданом, вспомнив сцену во дворе больницы. Они выглядели семьёй. – Хрен с ней, - выплевываю рассержено.

- Ба-а, значит совсем дело дрянь, - хватается за сердце. – Я бабскую сущность насквозь вижу, и у этой – яйца поболе твоих будут. Ты не смотри на ее внешнюю хрупкость, там внутри стержень стальной, но и его сломать можно, - сжимает сухой кулак и грозит им мне, а я хмыкаю скептически. – Что ж, будь по-твоему… Я рыжую хорошо запомнила. Если что, опознаю, когда ее муженек добьет и у нас в глуши выбросит. И тебе телеграмму пришлю, чтоб совесть замучила.

Чёрт! Похоже на правду. Я сам с такими случаями сталкивался, когда приходилось «случайно» упавшую с лестницы беременную спасать – и экстренно делать кесарево. Как правило, в палатах таких рожениц потом было больше всего цветов. Как на кладбище. Просто есть категория недо-мужиков, которые самоутверждаются за счёт своих жён. Нередко они переходят все границы. Потом извиняются, но хватает их ненадолго. Замкнутый круг.

В сотый раз твержу себе, что не моё это дело, но в сознании всплывает яркий образ рыжей бестии с грустными карими глазами. За ребрами колет, будто нерадивый хирург зашил во мне скальпель, и теперь острие пробирается к сердцу.

- Я проверю, как она, а потом сразу же уеду…

Проверил.

Теперь стою посередине тесной, душной ординаторской, в окружении молодых акушерок, похожих на квочек в курятнике, которым привели петуха, а взгляд направлен на единственную, кто меня интересует. Первым делом пристально изучаю Амину в поисках увечий и, не обнаружив особо явных, просто смотрю на нее, словно запоминая.

Сегодня она совсем другая. Свежая, чистая, неузнаваемая. Без макияжа, но так ей даже лучше, халат небрежно накинут на плечи, под ним – сдержанный костюм, скрывающий все тело, волосы убраны наверх в аккуратный пучок. На правой руке – злополучное кольцо, которое Амина беспрестанно теребит, как будто оно ей мешает. Мне тоже. И не только потому, что в медицине украшения неуместны...

Я заставлю её снять обручалку, чего бы мне это ни стоило.

Слегка улыбаюсь, сохраняя зрительный контакт. Вижу, как Амина краснеет. Какие, на хрен, яйца со стержнем? Обычная слабая девчонка. Одна из тех овечек, которые сами идут на заклание. Но именно этой почему-то хочется помешать.

В какой-то момент я вдруг осознаю, что остаюсь.

Приму предложение главного врача, который, как только узнал, кто я и откуда, с ходу предложил мне должность заведующего. Не понимает, с кем связывается. Я же этот убогий роддом вверх дном переверну и весь медперсонал вышколю. Не смогу работать, игнорируя внутренние проблемы, а их видно невооруженным глазом.

Правда, родители не поймут, почему я внезапно бросил ведущую немецкую клинику и осел в России. А мне нечего им сказать. Сам не знаю, что со мной происходит.

Просто чувствую, что должен быть здесь. С ней. И хочу этого.

Одержимость – это диагноз.

- Амина Сафина, задержитесь на минутку, - бросаю важно, закончив собрание и распустив всех, кроме той, из-за которой меня сюда занесло. – Присядьте, - киваю на стул напротив.