Неверный отец. Счастье в конверте (СИ) - Лесневская Вероника - Страница 23

- Заметила… - невольно тяну уголки губ вверх. - Списала все на смену обстановки и свежий воздух, - отпив ещё немного, поднимаю голову. - Всё-таки вы немного ведьма, тетя Эля.

- Как и все женщины, - смеётся заливисто. – Герман тебя тоже так называл… Любя.

Улыбка слетает с лица, настроение катится в бездну – и я снова готова разреветься. Немудрено, что меня рассекретили, ведь мои эмоциональные всплески сложно игнорировать.

- И всё-таки, Амина… В нашем ФАП-е так себе медицина, оборудование на ладан дышит, ты теперь и сама там работаешь, изнутри все знаешь. Думаешь, одного УЗИ на старом аппарате достаточно? – многозначительно кивает на мой животик.

На днях я тайком обратилась к местной узистке, чтобы убедиться, что с ребёночком всё в порядке. Попросила не записывать меня и не распространяться о моей беременности, даже заплатила ей за молчание, однако… врачебную тайну, видимо, здесь никто не соблюдает. Впрочем, на моем прежнем месте работы все было точно так же, только информация транслировалась напрямую Марату.

- Вы и об этом узнали, - усмехаюсь, чувствуя неловкость. Женщины приняли меня, утаив правду от Демина, а я отплатила им ложью и недоверием.

- В поселке, где все друг другу или родственники, или сваты, или коллеги, сложно что-то скрыть. Да и набор витаминов в твоей комнате более чем красноречив. Я понимаю, что ты акушерка – и сама себе доктор, но… Квалифицированная помощь тебе не помешает. В конце концов, роды ты сама у себя точно не примешь. А что нам прикажешь делать в экстренной ситуации? Не дай бог, что-то случится.… Германа вызывать?

- Я прошу прощения, мне искренне стыдно, но поймите… Я боюсь обращаться в больницу, - выдыхаю честно, впервые открыто делясь своими страхами. – Мой бывший муж… Марат, - произношу его имя и передергиваю плечами. Сердце заходится в груди от паники. – У него связи всюду, а я не хочу, чтобы он меня нашёл… Нас...

Я бережно накрываю едва оформившийся животик, который прячется под расклешенным платьем. Пока что я выгляжу, скорее располневшей, чем беременной, но очень скоро мое положение уже невозможно будет скрывать.

- Давай вызовем Германа, - невозмутимо предлагает она. – Что бы между вами ни произошло, своего ребёнка он не бросит и тебя защитит.

Молчу, стиснув зубы до скрипа. В ее словах есть здравое зерно, однако что-то останавливает меня. Не могу выбросить из головы последние слова той женщины, которая просила Демина спасти их сына. Этим он сейчас и занимается – исполняет последнюю волю умершей. Разве я имею право ему мешать? На чаше весов – крохотная жизнь, что висит на волоске, а у нас с малышом и так все хорошо.

- О, легок на помине! – ворчит баба Стефа, которая до этого дремала в кресле с кошкой на коленях. Тянется к старому кнопочному сотовому, потому что к современным моделям так и не привыкла, и с прищуром изучает маленький экран. Надевает очки, морщится и вдруг восклицает: - Гера звонит, чёрт немецкий! Неужели вспомнил о нас, и года не прошло, - несмотря на грубые слова, она не может скрыть радости.

Мы все соскучились...

Демин редко давал о себе знать на протяжении последних месяцев. Позвонил в первые дни, спросил обо мне и, получив отказ, больше не тревожил бабушку. Исправно присылал им деньги, но лично не приезжал. Поверил... Видимо, решил, что я вернулась к Марату.

- Ты уверена, что всё ещё не хочешь с ним разговаривать? – хлестко бьет мучительным вопросом тетя Эля, пока Стефа довольно поднимает трубку. - Мы не сможем вечно прятать тебя у него под носом. Да и нужно ли? Разве Герман этого заслуживает?

- У него там трехмесячный сын от другой, - одними губами выпаливаю правду, которую скрывала до настоящего момента.

Звон сервиза раздается на всю комнату, резонирует со скрипучим голосом бабушки, которая в своей резкой манере приветствует Демина, пропустив мимо ушей мое признание. Зато взгляд Элеоноры проникает в самую душу. Изящная чашечка вылетает из ее рук, что тут же сжимаются в кулаки, разбивается вдребезги, а по полу растекается темное пятно кофе, вперемешку с острыми осколками.

Время застывает. В жарком, натопленном помещении становится по-зимнему холодно, будто кто-то открыл дверь и впустил внутрь уличный мороз. В повисшей тишине раздается искаженный динамиком голос Германа, который заводит мое обледеневшее сердце и заставляет его биться чаще.

- Скажи, ба, Амина не появлялась?

- Ты каждый раз о ней спрашиваешь, но не говоришь, что случилось, - мастерски уходит от прямого ответа Стефа, при этом укоризненно смотрит на меня.

Сморщив лоб до глубоких борозд, она дергает подбородком, уточняя, не пора ли признаться. Я растерянно опускаю голову, борясь с чувствами, а вместо меня тетя Эля выставляет перед собой ладонь в запретительном жесте. Она зла на племянника и не скрывает разочарования, и я начинаю жалеть, что призналась. Не хотела ссорить близких людей, но невольно сделала это.

- Неважно, - обречённо цедит Демин.

- Так приезжай, а то бросил девку на произвол судьбы и укатил, бестолочь, - не выбирает выражений бабушка. Они с Элеонорой давно хотят свести нас вместе и заставить поговорить, однако расстояние и обстоятельства вносят свои коррективы.

- Обязательно приеду, - отзывается он, заставляя мою кровь вскипеть и быстрее потечь по венам. - Позже… Застрял в клинике дольше, чем рассчитывал. Но сейчас уже все налаживается. Буквально пара дней ещё, и нас выпишут.

Неосознанно улыбаюсь. Значит, малыш идет на поправку. Я и не сомневалась, что Герман вылечит сынишку. Это его призвание – спасать людей. Только нас не смог…

Ласково провожу ладонью по животу, внутри которого вновь бултыхается рыбка, словно кроха слышит и узнает папин голос.

Скоро вы встретитесь, если опять что-нибудь не помешает...

Бежать я не намерена, да и некуда больше. Лучше останусь с людьми, которые не желают зла моему ребёнку, не отправляют меня на аборт и… наверное, любят. Иначе не терпели бы столько времени.

- Обойдутся без тебя твои немцы, - ворчит Стефа.

- Нет, дело в другом. При встрече расскажу, что случилось, - абстрактно произносит Герман, не вдаваясь в детали.

На фоне слышится детский плач, сначала едва уловимый, словно котенок мяукает, а затем все громче и жалобнее. Сердце сжимается, обостренный материнский инстинкт берет верх, и на секунду я забываю, чей это сын. Хочется успокоить его, приложить к груди, укачать. Я машинально сжимаю ладони, впиваясь ногтями в кожу, опускаю влажные ресницы, и по щеке скользит слеза.

- Что там у тебя? – гремит удивленно, и связь обрывается.

Внизу живота неприятно тянет. В последнее время все чаще, спазмолитики и уколы, которые я сама себе прописываю, не помогают. Мне нужна передышка от эмоций и нервов, благоприятный фон, отдых. А ещё квалифицированное наблюдение – в этом Элеонора права.

- Гера приедет не один? – догадывается она. Молча киваю. – А эта женщина? Мать ребёнка?

- Умерла в родах, - выдавливаю из себя на одном выдохе.

- О чём речь? – хмурится бабушка, которая пропустила моё откровение и теперь пристально смотрит на нас обеих, как на двух заговорщиц.

- Тебе плохо? – замечает мое состояние тетя Эля. – Иди отдохни. И подумай о том, чтобы обратиться к врачу, всё-таки теперь ты несешь ответственность за новую жизнь, - тянется ко мне и, мягко улыбнувшись, накрывает мою ладонь, покоящуюся на животе. Чувствую ее тепло, и становится легче.

- Да-да, ты нашего единственного наследника береги, - поучительно грозит мне пальцем бабушка. – Воспитаем из него настоящего русского мужика!

Не могу сдержать доброго смеха, учитывая «дружбу народов», что сплелась в ДНК маленького Демина. Однако для женщин он просто свой – и этого достаточно. Родная кровь.

- Хм, судя по всему, не единственного. Гера тебя послушался, видимо, и расстарался, - хмуро перебивает родственницу Элеонора.

- Чой-та? Нормально скажите, наконец, что стряслось? Сидите тут шепчетесь, как две стрекотухи, а старшей в роду ничего не докладываете! Не порядок!