Барин-Шабарин 2 (СИ) - Старый Денис - Страница 16

— Алексей Петрович, вы мне даёте слово чести, что вы не причастны к тем поджогам, что случились в моей усадьбе? — когда я был уже у дверей, окликнул Жебокрицкий.

— Слово дворянина! — ничтоже сумняшеся солгал я.

Было еще желание получить с него извинения за те козни, что строил против меня Жебокрицкий, но… Тогда моя месть соседу не должна состояться, ибо я приму извинения — а значит, конфликт исчерпан.

Конечно же, здесь и сейчас я подорвал дворянскую честь, солгал. Ну, а что нужно было делать — рассказать всё то, что произошло? Может, вернуть деньги, документы? Однако, этим признанием не я, а сам сосед сделал бы ещё один шаг навстречу своей смерти. Как я смогу использовать документы, найденные в кабинете Жебокрицкого, если дал слово чести? И до этого их использование было бы бесчестным. И, как минимум, поставило бы большую кляксу на моей репутации, так как понятно, что документы выкрадены. Теперь же, после прозвучавшего слова, клякса превращается в сплошной квадрат Малевича.

У моего соседушки были жена, сын и дочь от порочного контакта с крепостной. Если дочку помещик просто никак не жаловал, может, только она чуть лучше питалась, да платья донашивала за женой Жебокрицкого, то сына любил. И вот сынок являлся тем человеком, что мог бы оказаться в друзьях младшего Шабарина, того, который был до моего появления. Ибо Александр Андреевич был повесой, мотом, слава о похождениях которого бежала далеко, на долгие расстояния из Петербурга до поместья Жебокрицкого.

Жена, между тем, сильно болела, и я предполагал, что у неё запущенная форма сахарного диабета. Она уже практически ничего не видит, крайне мало двигается, а живёт, не выходя из своей комнаты.

И вот не будь у Жебокрицкого наследника, можно было бы пробовать составлять стратегию, чтобы всё его поместье каким-либо образом заполучить мне. Ведь так он хотел поступить со мной? Но с учётом всех факторов нужно действовать крайне и крайне осторожно.

Выйдя из дома Андрея Макаровича Жебокрицкого, я увидел неподалёку Лавра Петровича. Сделав вид, будто даже не узнал его, я проследовал дальше, туда, где был привязан мой конь.

На самом деле с Лавром сегодня я уже не только виделся, но и имел возможность поговорить. Пусть напрямую Лавр и не сообщал мне напрямую, что он согласен переходить на мою сторону, но становилось очевидным, что Зарипов старается быть мне полезным.

Лавр Петрович продемонстрировал свою значимость, когда сообщил мне всё то, что удалось его людям выяснить по поводу поджогов. Если соединить все сведения, мои и Зарипова, то сходились все «крестики с ноликами». Поджигателями были всё-таки бандиты. Мало того, Зарипов неплохо ориентировался в криминальных раскладах Ростова и даже указал на того авторитета, человеком которого должен был быть поджигатель, вернее, тройка поджигателей.

Вернувшись домой, я первым делом отдал указание, чтобы бойцы готовились к первому боевому заданию. Я не мог с собой брать более десяти человек из своей дружины, так как остальные были либо морально не готовы к подобным делам, либо неподготовлены физически. Потому приходилось обращаться к крестному.

Не сказать, что казаки Картамонова оказывались готовыми к разного рода тайным и жестким операциям, да и не казаки они вовсе. Кто-то все же успел повоевать на Кавказе, но таких людей у крестного было вряд ли более четверти от всех. Что же касается формы, которую я принял за истинно казачьи мундиры, то… ряженые они. Это сам Матвей Иванович хотел видеть перед собой будто бы казачий отряд, потому и заказал похожую, но не идентичную форму.

— Саломея, ты сегодня уходишь ночевать к отцу! — сказал я настолько жёстко, чтобы даже мысли не возникало сделать иначе.

Не то чтобы девчонка была бунтаркой и мне требовалось настаивать. Саломея ведёт себя ровно, без особой жеманности или раболепия. А главное, что мне это нравилось.

Я собирался остаться сегодня в своём доме один. Но не абсолютно, ещё одна дамочка должна была также находиться в тереме.

И вот её-то, мнимую служанку Эльзы, я никуда не отпускал. Мало того, приказал своему конюху, Авсею, а к нему еще приставил одного из дружинников, чтобы они будто бы невзначай следили за девицей. Мужики занимались своими делами в конюшне, где всего лишь две лошади и конь, но бдели. Олена не должна никуда уйти. Она и не должна была ничего заподозрить, но мало ли… А мне нужно было все подготовить к разговору с девкой.

Церемониться с отравительницей я не собирался. Точнее сказать, что она именно так и должна думать. И понимал я, что даже на войне нередко действуют высокие принципы, когда женщину нужно и оборонить, и защитить, может, даже где-то пожалеть — но не редкость и то, что эта жалость к слабому полу может сыграть злую шутку. Но не мог я пытать женщину. Заставлял себя забыть, что передо мной девушка, но не мог.

Сейчас ты её пожалел, а через минуту получаешь пулю в затылок. Так что за спиной нельзя оставлять никого, если только не своих товарищей или тех людей, которые тобой неоднократно проверены. Надеюсь, все же, что эта реальность не такая.

Выждав нужное время, я зашел в комнату, где должна была находиться, представляющаяся служанкой, убийца. Сразу же ударил кистенем рядом с дамочкой, делая вид, что промахнулся,

Ещё ранее я подготовил «рабочее место маньяка». Дефицитную простынь постелил на пол, под неё подложил всякой ветоши, чтобы следов крови не было. Рядом был положен «рабочий инструмент». Разложил хорошим таким рядком. Очень надеялся, что когда девка очнется, то посмотрит на все приготовленное и… Расскажет все, что ни спрошу.

И вот именно сюда, в комнату, в которой должна была ночевать Эльза, я привел Олену, оказавшуюся дамой «с тяжелой костью», как говорят о женщинах с излишком веса. Такие весьма ценны в мещанской и крестьянской среде. Так что, если бы она оказала сопротивление, ещё не факт, что мне бы все удалось.

— Ты же не глупа, понимаешь, что я собрался делать? — спросил я, указывая на «инструмент»

И она запела, на радость мне и на спасение моей многогрешной души. Смог бы пытать? Не знаю.

— Я всё сказала, теперь убей меня! — разбитыми губами проговорила отравительница.

Есть у каждого человека определённый порог, за которым жизнь становится не столь важной, а смерть кажется избавлением. Наиболее сильный характером человек приходит к этому пониманию через день издевательств, иногда через два, порой, через большее время, но приходят почти все. Если, конечно, информацию добывают профессионалы своего дела без каких-либо сантиментов, с использованием ещё и психологических приёмов. Олена не оказалась сильной духом. Ей было достаточно демонстрации намерений. Не чета Архипу.

— Передай тому, кто тебя послал, что в ту игру, что он играет, можно играть вдвоем. И что все люди смертные и под Богом ходят. Но я готов говорить. Не о сдаче, а о договоре, — сказал я и, вопреки своим же утверждениям о том, что на войне, как на войне, отпустил Олену.

В таком поступке была своя логика. Во-первых, пусть мой враг не чувствует себя в полной безопасности и оглядывается. Это нервозность, ошибки, возможные ссоры с людьми. Ну и чего скрывать? Не хотел я убивать Олену. Вот и придумал, как е сбагрить.

Из того, что я ещё не знал, было интересным, что Эльза должна была быть также ликвидирована, а её деньги, само собой, изъяты. Как именно это нужно было сделать, Олена и сама ещё не знала. Поручено было действовать по обстоятельствам, но после моего отравления она должна была уехать вслед госпоже Шварцберг и убить ту, только не в поместье.

Олена вообще-то должна была вместе с Архипом выждать момент и пробовать каким-то образом через Эльзу давить на то, чтобы я сцепился с Жебокрицким. И лишь тогда, когда стало понятно, что я не собираюсь идти войной на своего соседа, а тот просто струсил начинать открытые боевые действия, было принято решение меня устранить.

Удивительно было узнать, что создана целая сеть подобных исполнителей. Нет, не во всех городах они существуют, но Олена знала, как минимум, ещё о двух командах. Это люди, которые собирают «дань» с купцов и производителей в пользу того, кто на вершине криминальной пирамиды. И нет, Олена — не специалист по убийствам. У неё лишь был яд, созданный аптекарем в Екатеринославе, она же сама… жена Архипа.