Барин-Шабарин 2 (СИ) - Старый Денис - Страница 15

Я не успел отвести руку с оружием… В моих планах не было его убивать именно сейчас, или вовсе мог оставить в живых. При этом, Архип представлял для меня ценность, как носитель информации. Если и убить, то явно после допроса… Эх!

Я не чувствовал себя палачом, я уже убивал. Вот Эльзу мне было бы сложнее убить. А мужика, который только что собирался убить меня — нет. Хотя, чего у него не отнять — он вел себя в последние минуты жизни, как боец. На войне, как на войне! А моя война, как видно, не заканчивается.

Оттащив труп мужика в лесок в стороне, я скинул его в небольшой овражек, как мог, быстро закидал тело Архипа листвой и травой. Уже далеко не раннее утро, и сейчас прятать труп в озере бессмысленно — обязательно заметят. Да мне и не стоит задерживаться, не нужно Эльзе видеть то, что только что случилось. Одно дело, что она будет об этом знать как о факте, другое — увидеть.

— Ну, как ты тут, переоделась? — спросил я, открывая дверцу кареты.

Эльза была полностью обнажена, она оперлась руками на кресло внутри кареты и смотрела на меня странным взглядом, полным и страхов, и желания, и, возможно, радости. В любом случае, эмоций у неё накопилось явно слишком много.

Я молча стал раздеваться, не сводя жадного взгляда с её тела. Вот, вроде бы, сегодня ночью занимался тем же, но всё равно насмотреться невозможно.

На секунду я замер, руки сами потянулись к завязкам на штанах. Что я делаю? Не время и не место плотским утехам. Разум сейчас должен быть выше эмоций, желаний и, тем более, инстинктов.

— Не сейчас и, возможно нескоро… — сказал я Эльзе, уловив недопонимание и растерянность в ее глазах.

Вовремя я все же скинул тело Архипа, так как услышал голоса людей. Отдаленный звук словно привел девушку в чувства и она, стала спешно одеваться, видимо, осознав, при этом то и дело, бросая обиженные взгляды в мою сторону.

Ничего более не обсуждая, почти что и молча, я провёл Эльзу до окраины своего поместья, там она осталась ждать Вакулу и Прасковью, которым я приказал сопроводить фрау Шварцберг в Одессу и вообще быть ей верными слугами.

Я так думаю, что главное противодействие любым врагам — это сначала сломать их планы, лишить инициативы и дать понять, что и они уязвимы. И если Кулагин или кто-то другой, играющий против меня, решил, что мы с Жебокрицким должны сейчас вцепиться друг другу в глотку, то этого нельзя ни в коем случае делать. Только договариваться. Пока… договариваться.

— И вы смеете ко мне заявляться? — удивлённо спрашивал Жебокрицкий. — После всего?

— Сударь, нас с вами всеми правдами и неправдами пытаются стравить. Должен оставаться честным, потому скажу, что ваше общество не доставляет мне никакого удовольствия. Между тем я предлагаю вам что-то вроде военного перемирия. Давайте покараем всех тех, кто устраивал пожары, — сказал я, переступая через нарастающий внутри протест.

Жебокрицкий, до того сидевший на стуле, наконец, поднялся и стал расхаживать по комнате, заведя руки за спину и хмуря брови, но ко мне навстречу не шел. Я не препятствовал мысленным процессам в голове своего соседа. Ему есть о чем подумать.

Как только я проводил Эльзу до первого поста на границе моего поместья, на котором дежурили три дружинника, то сразу отправился к домой, оставив вдову дожидаться Вакулу и Прасковью. Тратить еще часа три на то, чтобы составить компанию фрау Шварцберг, было бы не рационально.

Рядом с домом, на спортивной площадке, уже тренировались казаки Картамонова и один десяток моих дружинников. Было видно, как мужики оживились, наверняка все ожидали от меня каких-то новеньких приёмов, очередного шоу, но я разочаровал бойцов. Здесь и сейчас нужно было сопровождение. К Жебокрицкому в одиночку ехать небезопасно.

Взяв с собой, прежде всего, картамоновцев, так как они были поголовно лошадными, я поскакал к своему соседу. Пока я не стал трогать Олену, так как с ней нужно будет вдумчиво поговорить. То же самое следовало сделать и с Архипом, но даже хорошо, что я его по-быстрому отправил к праотцам, не без его же помощи. Как только я скинул мужика в лесной овражек, сразу стали появляться крестьяне. Увидели бы они барина по локотки в крови, а рядом стонущего от невероятной боли мужика, что подумали бы? Того и гляди, что побежали бы жаловаться, благо, что могли быть крепостными.

Ну, а с отравительницей придётся разговаривать очень плотно и предельно жестко. Не люблю эти дела, особенно в отношении женщин, но философия французская здесь мне в помощь! А ля гер ком, а ля гер! Надеюсь, что она не такая упертая, как ее сообщник.

— Вы разве уже знаете, кто против вас и меня играет? — спрашивал Жебокрицкий.

— Кто именно поджигал, полагаю, догадываетесь уже и вы. Не так ли, ведь вам известен факт пребывания в Луганске некоторых сомнительных личностей, которых можно было бы назвать бандитами? Не хотите ли вы, Андрей Макарович, по этим обстоятельствам проглотить обиду? — сказал я

Но по выражению лица своего собеседника быстро понял, что никаких обид он прощать не намерен.

Пусть Жебокрицкий и был трусом, ведь ранее он сделал всё, чтобы якобы не услышать моего вызова на дуэль. Но, как часто это бывает с трусливыми людьми, он был злопамятным и жаждал отомстить и за свой материальный ущерб, и за «душевные» травмы. Но мстить не собственноручно, а посылая, хоть и на убой, иных.

— Кто же за этим стоит? — с нажимом спрашивал Жебокрицкий. — Что вам известно?

— Вам не все ли равно, драгоценный сосед? Я не знаю, — солгал я. — Уберем исполнителей. Нельзя просто так приходить на наши земли и жечь. Благо, что люди не погибли.

Мой спич про людей был явно не понят. Наверное, для Андрея Макаровича лучше сжечь пару человек, чем лишиться большого, доверху наполненного зерном амбара.

И никаких имен сильных мира сего. Я понимал, что если сейчас позволю себе произнести фамилию Кулагина, то напрочь уничтожу тот зародыш решительности, который можно было бы наблюдать в глазах соседа-помещика. Он может строить козни, плести паутину интриг, но Жебокрицкий не боец. Было видно, что его пугает моя напористость и то, что я его призывал решить вопрос с ростовскими бандитами жёстко и наповал.

— Вы, однако, что же, предлагаете просто прийти и перестрелять всех ростовских Иванов? — спросил Андрей Макарович.

— Не сразу, а уличив их в подлоге карт. Я сяду за стол и начну играть. Весьма было бы желательно, чтобы и вы сели рядом со мной. И когда станет понятно, что они втирают карты либо подкладывают их, вот тогда и начнётся ссора и потасовка. Я не намерен, если ситуация того не будет требовать, убивать всех, как вы говорите, Иванов. Они из мужиков, но люди неглупые. Увидят силу, поймут, что сюда соваться больше нельзя. Но одного, я даже знаю, кого именно, я лично допрошу, а после сдам в полицию, — выкладывал я один из самых гуманных вариантов плана действий.

— Я не сяду за игровой стол! — воскликнул Жебокрицкий.

Я не смог скрыть своего презрения, правда, вовремя отвел глаза, чтобы сосед не увидел, каким ничтожеством я его представляю, как смотрю, словно на вещь.

— Хорошо! Я сяду за стол без вас! — с металлом в голосе сказал я. — Вы же дадите своих людей.

— Возьмёте Лавра, — поспешил сказать Жебокрицкий, при этом скрыть свои эмоции ему не удалось.

Наверняка, паразит такой, посчитал, что я за игрой подставлюсь, а ему, если что, удастся выйти из воды сухим. При этом он с лёгкостью жертвует своим человеком, который, случись серьёзная заварушка, и, если местные власти станут на сторону бандитов, окажется преступником. А подозревает ли о подобном сам Лавр⁈

— Завтра же я жду ваших людей у себя в усадьбе. Прошу вас, Андрей Макарович, озаботиться тем, чтобы у них было достаточно провианта и фуража для четырехдневного перехода. Не думаю, что нам следует останавливаться на каждой почтовой станции, чтобы привлекать к себе излишнее внимание, — я сделал вид, что уже собираюсь уходить, но остановился и продолжил. — И да, господин Жебокрицкий, предупредите своих людей, что на время свершения мести они должны меня слушать, как хозяина. Честь имею!