Хаб (СИ) - Прягин Владимир - Страница 2

— Ну, что там, Рябцев? — спросил декан.

— Извините. Похоже, глюк — картинка не сохранилась.

— Ничего страшного, — сказал Павлов. — Современная электроника не всегда работает идеально — будь она хоть советская, хоть американская, хоть японская. Обойдёмся без иллюстраций, вашего рассказа достаточно. А если в общем и целом — как у вас настроение перед практикой, Тимофей?

— Жду её с нетерпением. Это я без иронии — действительно жду.

— Нисколько не сомневаюсь. Молодёжь просто бредит космосом, а уж студенты Академии — и подавно… А вне учёбы? Как складывается общение с друзьями или в кругу семьи? Вы, кстати, давно общались с родителями? Они ведь, если не ошибаюсь, живут далеко отсюда…

— На Сахалине. Но мы буквально на днях созванивались, у них всё по-прежнему. С друзьями — тоже окей. Без драк.

— И на том спасибо. — Павлов негромко хмыкнул. — Драки между будущими асами Космофлота — это не то, что нужно прогрессивному человечеству… Ну, и коль скоро мы рассуждаем о психологии, давайте чуть добавим наглядности. Я вам тоже хочу показать картинки — только без всякой техники, по-простому, вы уж не обессудьте…

Павлов достал из папки несколько квадратных картонок и выложил их на тумбочку рядом с креслом. На карточках были геометрические фигуры — круг, трапеция, ромб, овал, пара симметричных многоугольников и хитрая загогулина, похожая на растолстевшую букву «м».

— Пожалуйста, — сказал Павлов, — выберите что-то одно.

Я покосился на него с недоверием. Это выглядело как розыгрыш — полудетские тесты на собеседовании, от которого зависела моя практика (а может, и вся карьера вообще). Но Павлов встретил мой взгляд всё с той же безмятежной улыбкой.

Ещё раз оглядев карточки, я задумался на секунду-другую.

Никакого подтекста в этой шараде я не усматривал. Судить о моих психологических склонностях на подобном материале — попросту глупо. Особенно после всех предыдущих тестов, по-настоящему мозголомных. Круг или загогулина — пофиг. Таким идиотским способом можно проверить разве что, как долго я буду колебаться…

Взяв наугад одну из картонок, я показал её Павлову.

— Замечательно, — сказал он, переглянувшись с деканом. — Восьмиугольник, иначе говоря — октагон. Выбор зафиксирован. Давайте теперь усложним задачу.

Он сгрёб картонки с тумбочки, положил вместо них другие. Эти выглядели солиднее — уже не фигуры, а цветные рисунки, довольно сложные.

— Не спешите, присмотритесь как следует. Скорость реакции в данном случае неважна. Выберите тот элемент, который вам понравится больше. Критерии оценки — любые, на ваше усмотрение. Смысловые, эстетические, ассоциативные. Прошу, Тимофей.

Я принялся изучать рисунки. Изображались металлические предметы — украшения, древние научные инструменты, посуда.

Кубок из серебра с узорчатой гравировкой. Армиллярная сфера из тусклой меди. Маятник Ньютона — четыре шарика в ряд, подвешенные на нитях, плюс один, отведённый в сторону. Золотая заколка в виде бабочки с инкрустацией. Монета с орнаментом из зубчатых листьев и стилизованной единицей. Аптекарские весы…

Всего я насчитал десять карточек. Прорисовка была на уровне, до мельчайших деталей, в едином стиле. Но чаще всего я цеплялся взглядом за два изображённых предмета. Один из них был похож на розу ветров — звезда с восемью лучами. Другой — цветок, лепестки которого завивались, как рукава спиральной галактики.

«Галактический» цветок я и выбрал. Потянулся к нему, но в последний миг неожиданно для себя передумал — и взял картонку с розой ветров. Поднёс её к глазам, изучил подробнее.

Да, художник постарался на славу. На металлической звезде просматривались даже царапины. На поверхность ложились блики и тени — так натурально, будто это был не рисунок, а фотография.

Остроконечные лучи-стрелки были изготовлены из двух разных металлов. Те, что обозначали основные стороны света, имели серо-стальной оттенок, а промежуточные — жёлто-латунный.

Я поднял взгляд на Павлова. Тот следил за мной на удивление пристально — даже перестал улыбаться и чуть подался вперёд. Декан и вовсе напрягся, как охотничий пёс, выследивший добычу.

— Что ж, — кивнул Павлов, — теперь мы, пожалуй, сможем принять решение.

— Ладно, — растерянно сказал я. — А когда будут результаты? Вы позвоните? Или мне самому в деканат зайти?

— Ждать не придётся, Рябцев, — сказал декан. — Решение мы сообщим вам здесь и сейчас, а до конца дня оформим официально. Нынешний разговор — лишь вершина айсберга, образно выражаясь. Предпосылки накапливались все последние месяцы, складываясь в картину, которая теперь окончательно прояснилась.

— Именно так, — согласился Павлов. — И позвольте отдать вам должное, Тимофей. Вы тренировались с полной самоотдачей, мы это ценим. Но…

Вздохнув, он развёл руками. Декан же проговорил:

— Сожалею, Рябцев, но по ряду параметров вы не подходите для дальнейшего обучения в Академии Космофлота. Я вынужден инициировать процедуру вашего отчисления. Документы, повторюсь, будут готовы быстро. Благодарю вас за добросовестную учёбу и желаю удачи. Знания и навыки, полученные у нас за четыре года, вы наверняка сумеете применить в профессиональной деятельности, пусть даже она не будет напрямую связана с пилотированием космических аппаратов.

Весь этот бред я выслушал спокойно, даже несколько отстранённо — просто не воспринял всерьёз. Когда декан замолчал, я вежливо спросил:

— Это тоже часть собеседования? Тест на психологическую устойчивость?

— Откуда такое предположение, Рябцев?

— Чистая логика. Если бы предпосылки для отчисления были, то всё решилось бы раньше. Меня погнали бы сразу. Зачем тянуть до последнего? Какой смысл тратить дорогостоящие ресурсы на моё обучение, на тренировки? Здесь высокотехнологичные тренажёры, их использование расписано поминутно. Вместо меня поставили бы кого-нибудь перспективного…

— Мы ведь объясняем вам, Тимофей, — мягко заметил Павлов, — полная ясность наступила только сегодня. И нам действительно очень жаль, поверьте мне на слово…

— Простите, товарищ Павлов, но это выглядит слишком явной инсценировкой. Хотите сказать, что меня отчислили из-за этих вот карточек? Курам на смех. Ещё раз прошу прощения за прямоту. Или вы специально моделируете абсурдную ситуацию? Ну, чтобы выбить из колеи, из привычных паттернов поведения? Тогда ладно. Но опять-таки — получается слишком в лоб…

— Мы не играем здесь в игры, Рябцев, — сказал декан. — Всё следует понимать буквально и недвусмысленно. Собеседование окончено, вы отчислены. Мы больше вас не задерживаем.

Ещё несколько секунд я переводил взгляд с одного собеседника на другого. Декан бесстрастно молчал, Павлов виновато покряхтывал. Поняв, что продолжения не последует, я поднялся, кивнул и вышел в приёмную.

Секретарша Оля взглянула на меня вопросительно, но я лишь пожал плечами и шагнул в коридор. Машинально добрёл до лестницы — и только там заметил, что всё ещё держу в руке картонку с рисунком. Огляделся в поисках мусорного ведра и услышал:

— Тимофей, подожди!

Оля бежала следом, цокая каблучками. Поравнявшись со мной, спросила обеспокоенно:

— Что случилось? Ты такой хмурый вышел, я даже испугалась.

Я всмотрелся в её лицо. Не похоже было, что она притворяется. И хотя декан мог просто не посвятить её в хитрый план, я именно в эту секунду начал осознавать — собеседование не было постановочным.

— Не знаю, Оля. Меня, по ходу, отчислили.

— Что, прости?

Её глаза округлились. Теперь уже ей казалось, что я придуриваюсь. Мне почему-то стало смешно. Я притянул её к себе и чмокнул в макушку, после чего спустился по лестнице в вестибюль. Вышел на крыльцо и зачем-то вновь посмотрел на нарисованную звезду.

Солнечный луч коснулся её, и она сверкнула металлом.

Озадачившись, я вгляделся внимательнее. Рисунок на картонке и впрямь поблёскивал. А ещё он теперь казался рельефным и осязаемым — я на миг ощутил под пальцами гладкую нагретую сталь с крошечной зазубриной.