КОМ 4 (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 22

— Первое, что мне важно: посмотреть, какие напевы вы умеете петь?

В секретариате боевого факультета, где я вчера списки получал, меня уверили, что все до единого кадеты и умеют петь, и способны к магии, некоторых из них даже забрали у шаманов, которые готовили себе помощников, и этим фактом не все шаманы были довольны. Однако служители тувинских духов обещали родителям этих детей удачу когда-нибудь потом, а наборщики отряда платили родне откупные прямо сейчас, поэтому нетрудно догадаться, что все документы были составлены честь по чести. Более того, какую-то мзду высочайшим распоряжением выплачивали и шаманам, и обещали платить ещё, если они как следует подготовят новых мальчишек к следующему году, так что тут все остались довольны и даже заинтересованы в продолжении сотрудничества.

На деле уровень подготовки оказался сильно разным, но совсем неумёх действительно не было. Я делал себе пометки в большой тетради, которую завёл себе помимо журнала. В классном-то журнале только оценки да отсутствие полагалось проставлять, а мне надо знать: кто на что способен. Наизусть всех не упомнишь. И поскольку учеников было аж шестьдесят, со всеми проверками да записями я едва-едва в лекционную пару и уложился.

Н-да, такими темпами хрен мы кого научим!

Следующую лекцию я слушал несколько рассеянно, размышляя о перспективах своего учительства. И, едва она завершилась, снова поспешил к секретарям ректора. И-и-и… замок поцеловал, что называется.

— А-а, Илья Алексеевич! — добродушно окликнули меня, пока я дёргал дверь.

Обернулся — сам ректор, уже в шляпе, с портфельчиком. Не иначе, домой собрался.

— Здравствуйте, Владимир Евстигнеевич! — обрадовался я. — На ловца и зверь бежит!

Ректор перестал лучезарно улыбаться и с проснувшейся подозрительностью предупредил:

— Как хотите, голубчик, а освободить вас от занимаемой должности я не могу. Сами знаете: приказ государя!

— Да я вовсе не собираюсь освобождаться! — заверил я его. — Я как раз по вопросу, как бы лучше организовать уроки.

— Так-так, и как же вы хотели бы?

— А вот как! Послушал я сегодня тех мальчишек. Все поют, конечно, но все по-разному. Разброд и шатание сплошное. Я бы поделил их на три взвода…

— Подгруппы, — мягко поправил ректор.

— А это хоть горшками назовите, суть не меняется.

Владимир Евстигнеевич хмыкнул:

— Ну-ну, далее?

— Далее они, быть может, не совсем ровные получатся, зато их можно будет хором учить, каждую подгруппу своему. А то у меня как лебедь, рак и щука получится.

— То есть вы предлагаете распределить подгруппы по дням недели? Понедельник, среда, пятница?

— Ну да. А пока я с одним взводом… тьфу, с подгруппой занят, остальные пусть лишний раз русский язык учат.

— Хм. Занятно, конечно, но не мало ли будет профильной нагрузки?

Я на секунду задумался, и тут меня осенило:

— А давайте мы кружок организуем? После ужина, каждый будний день по часу. Я буду назначать, кто когда придёт. Глядишь, и подровняю мальчишек по умению. Только вы уж меня от всяких дискуссий освободите. А пострелять да подраться я и сам найду, когда сходить.

— А изобретательский? — цепко спросил ректор. — Насколько я знаю, вы там активно участвуете?

— Да там не столько я, сколько «Саранча» моя, которую энтузиасты от инженерии чуть не облизывают, — усмехнулся я. — Да Хаген.

— М-хм, м-хм… А супруга-то ваша, я всё хотел спросить?.. Как? Справляется с монгольскими песнями?

— Справляется, и неплохо! — похвастался я. — Уже на технике тренируемся.

— Видел вашу заявку на тележки…

— Поскорей бы! — несмотря на то, что Витгенштейн обещал мне партию малых «Клопиков», отказываться от тележек я не собирался. Для привыкания к технике лучше не придумаешь!

— Будет-будет, не переживайте. Что же касается вашего предложения… Изложите ваши соображения по распределению часов и деление по группам на бумаге и оставьте завтра у секретарей. Я подпишу.

Засим мы раскланялись, и я отправился домой бумагомарательством заниматься.

Серафима немножко дулась. Понятное дело, она хотела, как прежде в августе, тихие вечера за чашкой чая со мной проводить, иногда выбираясь к друзьям или приглашая кого-то к себе, а тут суета какая-то началась. Она устроилась в кабинете напротив меня в кресле с книжкой и время от времени вздыхала. А у меня и так башка пухла от дивных детских имён. Да ещё пока я в своих записях найду, да пока переписываю — то собьюсь, то потеряю, где читал… Смяв третий испорченный листок, я сердито уставился на свои заметки, в которых ещё и кое-где были вставлены метки, расчерчены стрелки и так далее. Попросить бы кого, чтоб диктовали, да ведь не разберут мои каракули…

И тут меня осенила светлая мысль!

— Симушка, душа моя!

— Что, Илюша? — сразу оживилась она.

— А не будешь ли ты, дорогая супруга, столь любезна и не поможешь ли мне составить списки?

Она поскорее отложила свою книжку и подошла к столу:

— А что писать?

— Я тебе буду диктовать имена из своего черновика.

— А, может, я диктовать буду? — Сима заглянула в мою тетрадку. — Ой, нет… Ну, ладно, давай. Я пишу.

— Начни с заголовочка. «Подгруппа 1». И обезательно номерочки по порядку, ага?

— М-гм, — Серафима деловито склонилась над листом. — Первый?

— Улуг-Хем чурттуг Данзын-оол.

Серафима подняла на меня круглые глаза.

— Мне объяснили, что у них имена не как у нас строятся. И как в старину, к примеру. Художник, помнишь — Леонардо да Винчи?

— Ну, конечно!

— Так «да Винчи» — это значит «из Винчи», городок такой. И тут «Улуг-Хем чурттуг» — значит, «который живёт в посёлке Улуг-Хем». Данзын — имя. «Оол» — значит, «парень».

— А без «-оол» нельзя?

— Никак. Девчачье имя получится.

— Сложно-то как. А для русского журнала нельзя хотя бы писать «Данзын-оол из Улуг-Хема»?

— Ну…

— Мы ж Хагена пишем «Господин фон Ярроу», а не по-ихнему — «герр» или ещё как.

— Так-то, действительно. Ну, давай.

Ох, и вспотели мы, эти списки составляя…

МОЙ НОВЫЙ СОЮЗНИК

Итак, с началом учебного года жизнь моя снова стала наполненной до самых краешков. И не только у меня, у Серафимы тоже. Записал я её куда только можно, на всякие магические занятия, да и сам успевал в монгольском пении её натаскивать. Если честно, созрела у меня мыслишка, чтоб не просто при университете её пристроить, а хоть помощником преподавателя — тогда её с дитём уж точно за ворота не попросят, всё-таки будет редкий специалист в уникальном техническом навыке. Поэтому Симушка помогала мне и журналы заполнять, и всякие планы составлять. Точнее, я её просил под видом помощи. Заранее ничего не говорил — испугается ещё, запаникует. А так — вон, порхает радостной пташкой, и все уроки принимает не как повинность, а как приключение занимательное! Вчера подошла, мордашка серьёзная:

— Илюша! А когда ты начнёшь меня на «Клопике» учить кататься?

— Для начала не «кататься», а «управлять».

— Хорошо, пусть управлять. Когда?

— А вот как начнёт твоя тележка с твоей помощью не двадцать километров в час выдавать, а двадцать пять, и чтоб стабильно — сразу и приступим.

— А у неё же скоростемера нет…

— Завтра будет! Я с ребятами с кружка по вооружению договорился. Сказали: дело плёвое, вечером поставят.

Симушка губки поджала, носик чуть вздёрнула:

— Ладно! Будет тебе двадцать пять километров! — и побежала, деловитая: — Марта! Поехали со мной на полигон! — и упылили обе, только их и видели.

А я и не знал, что жена у меня такая азартная и увлекающаяся. Ну, пусть, оно и к лучшему.

Через неделю прибыл первый монгол, назначенный к кадетам дополнительным наставником по пению. К его прибытию я подготовился заранее, купил гостинцев: нарядную коробочку с дорогим байховым чаем, хрустальный полуштоф* водки и хорошую самописную ручку в серебряном корпусе, украшенном вставками бирюзы.