Хозяйка таверны. Сбежавшая истинная (СИ) - Алдар Алана - Страница 22

Он как будто правда задумался, продолжая наглаживать мягкий бок своей сестрицы.

— Иметь в должниках будущего князя Тьмы выгоднее, чем во врагах. И будущую королеву Исландора, наверное, тоже. Если ты не врешь, конечно.

— А ты не дурак. Может, и выйдет из тебя правитель годков через сто-стопятьдесят.

Я пошел к дверям, здесь больше нечего делать. Ещё не хватало нянькой записаться по родственному.

— Она обернется голой. Ты бы лучше сходил простыню принес какую-то и прикрыл. Или одеяло. Вам комнаты подготовили рядом на втором этаже. Слуги покажут.

Совран

У меня в самом деле были мысли избавиться от рабского контракта моего народа таким способом. Убить двоих, последних оставшихся в живых. Первые несколько часов после разговора с блоховозкой и новости о гибели Тиры, я был готов убить всех и каждого. За то, что потерял. За счастье, которого меня лишил этот мир. Я был зол на отца, его привычку все скрывать даже от семьи. За то, что никогда ничего не объясняет. На Ша Нордика, на Фейри, на богов тоже был зол. В этой цепи безымянный брат казался песчинкой. Раз и нет его.

Со временем, вернув себе способность мыслить опираясь на факты, а не эмоции, я понял недальновидность такого подхода. Сообщив новости именно так, драная кошка будто пыталась натравить меня на последнего уцелевшего брата. Как хозяин, спустивший с цепи злющую псину. Играть по ее правилам я больше не планировал. Одного урока хватило.

После разговора с отцом стало ясно, что о ребенке он не знал совершенно ничего. Даже о существовании его не подозревал. "Отцом века" глава дома Тарраш Ра никогда не был, но ферны не бросают детей и не разбрасываются истинностью. Так что сомневаться в его словах причин не было.

Мы стали искать потерянного младенца вдвоем. Не зная, кого ищем. Родовой артефакт не отвечал, как будто брата вообще не существовало. Я бы даже решил, что он давно мертв, но слова Нордики не шли из головы. И вот он здесь. Крылатый темный. С искрой света. Смесок, как и Баст... Как и мой сын, лишенный права выбора. А ведь могло быть иначе для обоих.

Начиная с определенного возраста дети смешанных видовых браков ходят с родителями в главный храм. Нужно приходить трижды в разные периоды детства и юности. Это всегда большой праздник. Последний визит всей семьёй приходится на совершеннолетие. Оба родителя и ребенок опускают руки в жертвенную чашу бога, которому поклоняются. Наследник двух родов получает возможность обратиться к богам и выбрать, к какому виду отца или матери он склоняется. Чаще всего боги прислушиваются. И смесок получает форму выбранного вида, а от второго родителя может унаследовать магию.

Те, кто не может посещать главный храм с родителями, выбора не получают. Есть, правда, те, кто сознательно не хочет проходить ритуал. Но "хотеть" - это выбор. А у брата и сына этого выбора не было.

— Я тебе не враг, другой вопрос друг ли ты мне, — мы все так же стояли лицом к лицу. Оба наготове, не доверяя противнику и собравшись на случай удара.

— Друг это вряд ли. Дружба строится на том, чего у нас нет и не могло быть.

— На времени и доверии, — подтвердил я.

— Не зря тебя взяли в Академию, а? — равнодушное лицо, холодные глаза. Я видел маску, гадая, что под ней. — Я хочу видеть сына. Потом, если желаешь, можем продолжить светские беседы.

— А я ждал радости, братских объятий. Ты ведь так долго меня искал. И вот… совсем не рад.

Едкая насмешка и упрёки в его тоне стали путеводной звездой под шкуру хладнокровного и бездушного существа, каким Патриций пытался казаться.

— Увы, радость встречи омрачена заботой о сыне.

— Это ты явно не в отца такой внимательный. Откуда понахватался?

— Ферны не бросают детей.

Его смех окружил нас, как воздушный вихрь. Плотный, холодный, с запахом горечи и гари.

— Мне-то не рассказывай.

— Отец тебя не бросал.

Его глаза потемнели. Светло-серые, стали темно-фиолетовыми. Я приготовился к смене формы на случай нападения и добавил:

— Я хочу увидеть сына и убедиться, что он будет в безопасности. После этого ты можешь прочесть мою память, в подтверждение, что отец в самом деле не знал о твоём существовании. Я тоже не знал.

— Жив твой птенчик, целый и румяный, — с издёвкой бросил брат. Я даже не знал имени. Только факт родства и все.

— Где он?

— Я за ним не слежу. Где-то здесь.

— Чего ты хочешь? — эта игра в кошки-мышки мне порядком надоела. Я хотел видеть сына, а не упражняться в пикировках. Сдерживаться и не напасть становилось все труднее, но брат силен, это очевидно и устраивать бойню, рискуя быть раненым и в итоге все равно не помочь сыну, глупость юнца лет пятидесяти. Я, к счастью, давно этот возраст перешагнул.

— Хотел одолжить вещицу, но теперь, похоже, без надобности.

— Другими словами ставки возросли…

— Можно и так сказать.

Люди обтекали нас как вода в реке окружает камни. Так вот в чем секрет. Все они живут в иллюзорном мире. Поэтому и грязь улиц, и нечистоты, и вонь — ничто их не заботят. Они просто не видят этого.

Какой силой надо обладать, чтобы постоянно держать иллюзию на всех жителей? Не потому ли сугры уничтожили всех смесков? Слишком большая сила. Слишком трудно таких контролировать.

— Я верну тебе сына. Но есть одно условие. .

Если бы не беспокойство за Баста, я бы поторговался. Даже любопытно, что в голове этого крылатого.

— Говори.

— Стена между Сугрой и Ферном должна пасть.

— Да не вопрос. Отпрошу у ректора студентов на практику. Боевиков, земельников. Пару дней и нет стены.

Я говорил серьезно, с каменным, прямо довильским, лицом.

Новообретенный брат, похоже, даже не сразу понял, что это издёвка. Слишком внимательно изучал взглядом. Будто пытался влезть мне в голову. Я заметил, как дернулись крылья. Как качнулся нижний слой перьев. Когда привыкаешь, что настоящего тебя никто не видит, забываешь держать лицо постоянно.

Упущение, брат.

Брат…последний из оставшихся.

— Куда легче убить тебя, чем ломать вековую стену. Лично мне она не мешает.

Ложь.

В некотором роде она мешает всем фернам, конечно.

Я не просто так занялся вопросами изучения истинности. С момента раскола Сугры и Ферна что-то сломалось. Все меньше представителей нашей расы находили свою пару. Все более изолированно жили и это влияло на силу потомства.

Магия мельчала.

Я был уверен, что воссоединение со временем поможет восстановить баланс, но инициаторами разделения были не мы и попытка что-то изменить приведет к открытому конфликту.

— Может, займешь трон Сугры и лично отдашь приказ сравнять ее с землёй? — Предложил я. — Или захлебываться песком предел твоих амбиций?

Может, Ферн и не рай на земле, но тут долго жить я бы не смог. А Сугра, говорят, красивая…

— Я не говорил, что ты сделаешь это сам, — будто не слыша продолжил брат. — Это сделает твой сын, когда станет Князем.

— Думаешь, я так быстро помру? Или ты лично приложишь руку?

Я не считал себя всесильным и понимал, что брат более чем достойный противник.

Мы все так же продолжали стоять на улице передвижного города: мир жил совсем в другой плоскости, но нас с Патрицием для них не существовало.

Я знал мало сугров. И ещё меньше знал о них, как о расе. Возможности этого смеска весьма впечатляли меня как ученого.

И настораживали, как воина.

Особенно учитывая ценность заложника.

Я просто тянул время, пытаясь за разговором выведать как можно больше, потому что затевать спасение, не имея информации означало рисковать сыном.

Неприемлемо.

— Я не тороплюсь.

Он выглядел младше меня. Худощавый, высокий. Брат сутулился и немного клонился в противовес не настоящему крылу.

— Не могу похвастаться тем же. Я хочу увидеть сына, прежде, чем мы будем что-то обсуждать на будущее.